этой мертвенной тишины, разбавляемой телевизором, в грязной и обшарпанной халупе, в которую меня занесла судьба. В целом мне удавалось отвлекать себя от мрачных мыслей, я вставал, наспех завтракал и убегал, убивая время на работе, улице, метро, магазинах, кино, кафе, спорт-залах, а по возвращении ужинал и ложился спать. Так прошло ещё два года. Для чего мне такая жизнь, я не задумывался. Но однажды зимой я простыл, долго находился на открытом воздухе, вызвал врача на дом, мне выписали больничный на 7 дней, я кое-как сходил за лекарствами в аптеку и остался наедине с сами собой. Боже мой, какие только мысли меня не посещали, о чём я только не думал! Это не могло так продолжаться. Знаете, как говорят? Столица даёт массу возможностей, каждый может стать тем, кем захочет. Так вот это чушь. За 4 года безупречной службы моя карьера не продвинулась ни на йоту, как устраивался специалистом по бюджетированию в планово-экономический отдел, так им всё время и проработал. Пресловутые рамки, если хотите. Я наблюдал, как другие люди, в том числе моложе меня, шли на повышение, и пусть не все они были местными, но в основном из крупных городов, и образование получили лучше моего, однако, главное, у меня сложилось такое впечатление, что повышали тех, кто в этом не особо-то и нуждался. Мне, например, ютившемуся в съёмной квартире, совсем не помешал бы дополнительный доход, я бы снял жильё получше или взял ипотеку, но нет, будто кто-то решил, что мне этого достаточно. И всё, ничего поделать нельзя. Живи в отведённом тебе загоне и не смотри, что за ним и трава зеленее, и воздух слаще, и света больше, и просторнее, и самки красивей. Короче говоря, у каждой мечты имеются свои пределы, мир не в наших руках, даже собственная жизнь в личном распоряжении только до определённых пределов. Решит кто-нибудь, что ты чего-то не достоин, и ты этого не получишь. Но кое-что я с моей московской работы всё-таки поимел. После моих редких приездов в родной городок к родителям на меня там стали смотреть с уважением, хорошая машина, богато одет, привожу дорогие подарки, никто ведь не видел, в какой квартире я жил и как каждый день добирался до работы. Так я приобрёл полезную славу состоятельного человека, которая мне помогла при поиске работы в родимом захолустье, ведь никто не посмеет предлагать рабский труд за еду тому, кто и так хорошо зарабатывает, это удел для бедных, а богатые должны богатеть. Один мой дружок ещё со школьной скамьи дослужился в администрации до определённых, правда, не очень больших высот. Так я туда и попал. Видели бы вы, как он предлагал мне работу и как я соглашался, будто делая ему одолжение, хотя сам готов был уже вешаться от однообразия на прежнем месте. Однако тут началось другое однообразие, не такое цветастое, как в Москве. Ни парков, ни кафе, ни приличных магазинов, ни спорт-залов в нашем городишке нет, зато жилище я себе отгрохал знатное, приятно в нём находиться, так что теперь не бегаю от самого себя по улицам, а спокойно встречаюсь с дружками дома раз в неделю, этого достаточно. А рутина – везде рутина, она одинакова и в Москве, и в богом забытой деревне. Такие же поездки очень её разнообразят».
VI
Мы подъехали к серому пятиэтажному зданию отеля, от которого за версту разило советскими временами. Руководителя или сопровождающего у нашей группы колхозников не имелось, каждый по степени своего разумения должен был понять, что ему следует делать далее. Высадившись из автобусов, мы нестройными рядами потянулись ко входу в гостиницу в надежде, что на стойке регистрации нам помогут, попутно выясняя, передавал ли кто-нибудь кому-нибудь документы на бронирование номеров. На некоторых отбившихся сельчан налетали немногочисленные риэлторы, переминавшиеся с ноги на ногу на морозце тут же неподалёку, в отчаянных попытках воспользоваться дезориентированностью новоприбывших и втридорога сдать на пару дней свои обветшалые конуры. Лично я очень пожалел, что не взял с собой больше денег, а занимать у посторонних постеснялся, Александр Владимирович – не в счёт. Съём жилья очень бы облегчил мне жизнь, ведь тогда я ещё не осознавал, что если буду продолжать в том же духе, то в конце концов разорюсь.
Входя в гостиницу, я первым делом заприметил недовольное лицо бывалой бабы лет сорока, с неподдельным отвращением наблюдавшей за подъехавшим колхозом, среди нас оказались и люди весьма преклонного возраста, которым чего-либо стесняться было уже поздно. Рядом с ней суетилась очень молодая девушка на вид чуть старше 20 с табличкой на форменной блузе, сообщавшей всем её имя «Ольга», которая торопливо выкладывала ключи на стойку перед собой. Исключительный контраст поколений, различающихся только одним нюансом – надеждами на будущее: у одной они имелись, у другой уже нет. И логичнее было бы обращаться к старшей, чтобы отомстить ей за её презрение к нам, но нет, каждый инстинктивно подходил к молоденькой, которая безропотно всех обслуживала, заносила паспорта в базу данных, выдавала ключи. Более того, кто-то даже начинал раздражаться на неё за отсутствующую нерасторопность, чванливого отребья в муниципальных администрациях хоть отбавляй, напрочь забыв о том, что ещё пару минут назад перед ним стояла угроза самоличного поиска жилья на предстоящие два дня.
Но надо отдать должное организаторам сей «вожделенной» поездки, пусть они и не удосужились нас встретить, и выбрали самую дешёвую гостиницу в городе, но номеров в ней хватило всем. Мне попался одноместный с видом на капитальные гаражи, дорогу и лес за ней, справа виднелись ещё какие-то здания, а слева раскинулся пустырь, судя по всему, это была самая окраина города. Данный номер, как и все последующие, в которых мне пришлось останавливаться, оказался без малейших претензий на чистоту, удобство и комфорт. Старая советская мебель служила здесь не менее трёх десятилетий, телевизора и холодильника в наличии не имелось, зато было проводное радио, о существовании которого я, конечно, знал, но вот видел во второй раз в своей жизни (в первый – у деды Вовы, отца матери, проживавшего с бабкой в небольшом посёлке соседнего района), на полу лежал потёртый серый линолеум, на стенах пузырились бело-коричневые обои, побелка на потолке облупилась, перед столом в углу у окна торчал качающийся стул, на кровати лежало бардовое заляпанное покрывало, под ним – серое влажное бельё, стульчак на унитазе в туалете отсутствовал, а на раковине зачем-то лежало коричневое хозяйственное мыло. Ни душа, ни уж тем более ванны не было, это удовольствие наличествовало в
