– Ты мне устраиваешь допрос? Какая разница, носила или нет?!
– Большая. Именно её я собирался тебе купить, но упустил.
– Неужели это я тебя опередила и забрала последнюю?
– Нет, не ты, – я вонзил в неё взгляд, – а один мужик лет сорока, с шоколадной такой рожей.
– Что за выражения! И при чём тут какой-то мужчина?
Она встала и, повернувшись ко мне спиной, подлила в чашку кофе. Прятала румянец.
– Он твой любовник?
– Как тебе не стыдно! – вспыхнула она.
– Почему тогда ты тайно примеряла? Скрывала?
– Что за чепуха! Я не хотела, чтобы ты думал, что твой подарок мне нравится меньше.
Правды от неё явно не добиться. Придётся выбивать признание из бизнесмена. В понедельник подкараулю его около того здания с офисами, куда он отправился после магазина. Наверняка он там работает. Или попробую поймать его в кафе, где он уплетал гамбургер. Не исключено, что опять придёт туда на ланч.
Мне было страшно обидно. У матери появился человек, который заменил ей семью. Поверить, что моя безропотная мать осмелилась на измену, было трудно. Впрочем, чему удивляться! Отец сам её к этому подтолкнул. Если бы обращался с ней по-другому, она бы не бросилась в объятия чужого мужчины. Нет, всё-таки невероятно – мать отважилась пойти против отца! И опять заскребло в сердце: если он узнает, беды не миновать.
– О чём вы здесь судачите? – появился отец. С газетой в руке. В махровом халате. Пахнущий дорогим одеколоном, свежевыбритый, с каплей мыльной пены под ухом.
– О пустяках, – сказала мать и начала суетливо его обхаживать: – Кофе будешь? Оладьи подогреть?
– Вы слышали, как этот подлец вчера гудел? – грозно вопросил он, словно мы были в этом повинны. – Сегодня же установлю камеру наружного наблюдения.
– Зачем тебе камера? – не удержался я. – С твоими-то связями в полиции ты и так можешь его посадить.
– С чего ты взял, что у меня связи в полиции? – спросил он и аж прожёг взглядом.
– Так… подумал.
– Ты бы лучше думал, когда в школе сидишь. Одни двойки!
– Может, не стоит возиться с камерой? – робко заметила мать. – Ну проедет машина разок-другой, всего-то минута…
– Если подсчитать все минуты, то за день наберётся час, – перебил отец.
– Да, но лучше всё-таки никого не трогать, – залепетала мать, – а то ещё хуже будет.
– Если не трогать, то на шею сядут! – отрубил отец.
– Мы тоже шумим, мешаем соседям, вчера гости орали, – съехидничал я.
– Попридержи язык! – заткнул он мне рот и раскрыл газету. Его крик меня взбесил, и, хотя было благоразумнее сдержать себя, я с вызовом объявил, что решил завести собаку. Он давно обещал купить мне пса, но так и не купил.
– Собаку? – вскинул он на меня глаза. Стальные, с двумя симметричными искрами – с раздвоенным отражением солнечного окна, напротив которого он сидел. Как у хищного зверя. – Кто, позволь спросить, будет с ней возиться?
– Я, кто же ещё?
– Это ты сейчас говоришь, а потом взвалишь всё на мать. С собакой придётся подождать, вначале окончи школу, а там посмотрим.
– У всех соседей есть собаки, и они не ждут, пока их дети окончат школу.
– Хорошо, – внезапно согласился он. – Завтра обсудим.
– Я уже приметил одну собачонку, видел объявление, что продают, – воспользовался я его уступчивостью.
– Потом, потом, – отмахнулся он, опять углубляясь в газету.
Продолжать я не стал. Позже, когда приведу освобождённого пса, сошлюсь на его обещание «завтра»: дескать, ты же не запретил, когда я сообщил, что есть на примете собака!
Обманув, что иду гулять, я выскочил из дому. Я знал, что спасти несчастную псину будет сложно. По субботам в автомастерской полно народу и незаметно увести животное не так-то просто. Я надеялся, что пёс мне поможет и сам пойдёт за мной. Для этой цели я прихватил с собой кусок ветчины, который напомнит бедняге об отнятом у него сэндвиче.
По дороге я позвонил Алёне. Слегка дрейфил, боялся, что отошьёт. Трубку она не бросила, но говорила вяло, равнодушно. На моё предложение сходить в кино, сказала, что предпочитает смотреть дома диски. И неожиданно пригласила заскочить. Я обрадовался и прямиком рванул к ней, пока она не передумала. Посижу у неё, а потом поеду в автомастерскую за собакой.
Дом, в котором находилась квартира Алёны, был вылитым курятником: тонкие стены, жуткая слышимость. За стенами чихали, ворочались, сопели. Вся жизнь нараспашку. По сравнению с нашим особняком это жильё казалось каморкой. Я знал, что, когда порву с отцом, окажусь в подобной клетке. Зато никто не будет заставлять меня делать то, чего я не хочу, давить, диктовать свои законы. Мечты о новой жизни отравляло лишь сомнение, справлюсь ли я. Обязан справиться. Должен доказать отцу, что я самостоятельная личность, а не его собственность, и что не завишу от его денег.
– Хочешь чего-нибудь холодненького? – предложила Алёна.
– Давай, – я огляделся. – Где твоя мама?
– В спальне, неважно себя чувствует.
– А где твоя спальня? – брякнул я, не подумав.
– У нас одна на двоих. Не у всех же по нескольку комнат на человека, как у тебя, – съязвила она. – Мы здесь временно, пока не найдём что-то ещё. Мне, вообще-то, не привыкать, в Краснодаре у нас условия были ничуть не лучше.
– А что, вполне себе симпатичная квартирка. Когда я окончу школу, буду снимать такую же.
– Ну-ну… не будешь ты ничего снимать, купишь такой же дворец, как у твоих родителей.
– На дворец у меня денег не будет.
– Бедненький, денег у него не будет, – передразнила она. – Не волнуйся, папочка даст.
– Ты меня позвала, чтобы издеваться? – вспылил я.
– Чего ты такой нервный? Пошутить нельзя. Я была бы только рада иметь богатого папашу.
– Ну да, всегда хочется того, чего нет, – с иронией сказал я.
– Тоже мне, философ! – усмехнулась она и протянула мне банку колы. Затем принесла коробку печенья, фрукты, конфеты. Села, положила ногу на ногу и, покачивая одной ногой, уставилась в окно. Как и накануне, держалась она отчуждённо, выражая своим видом: давай-ка быстренько всё подчищай и выматывайся. Пока она болтала ногой, на её лодыжке позвякивали висюльки на браслете. При дневном свете её лицо казалось бледным. Глаза тоскливые, а не колючие, как вчера, и какие-то фантастические – лиловые. Без косметики она выглядела совсем девчонкой. Такой она мне даже больше нравилась.
Только непонятно было, зачем она меня пригласила. Сидит, молчит, о чём-то думает.
– Твоя мать говорила, что ты работаешь. Где? – спросил я.
– В супермаркете, по выходным.
Я удивился. Как её там с таким характером держат? Как-то трудно представить её улыбающейся покупателям.
– Она ещё говорила, что ты в колледж собираешься.
– Это она так говорит, а сама знает, что никуда я не пойду.
– Не хочешь?
– Дорогие колледжи нам не по карману.
– Есть штатный университет, там дешевле.
– Да, знаю, – кивнула она и опять уставилась в окно. Её поведение стало досаждать.
– Я вижу, вы ещё распаковываетесь, – сказал я, чтобы прервать паузу. В углу валялась большая коробка. Из неё вываливалось что-то мохнатое. Я подошёл посмотреть. В ней лежали, переплетаясь длинными конечностями, плюшевые обезьяны. Одна из них жалобно пискнула, когда я вытащил её наружу. В её выпученных пластмассовых глазах блеснул дневной свет – как две слезинки.
– Это твои? – спросил я.
– Нет, мамины.
– Она до сих пор в игрушки играет? – пошутил я.
– Не играет, а собирает.
Я положил обезьяну назад, и она издала на прощание стонущий звук. Нелепая, но симпатичная коллекция.
– Ты со своим отцом общаешься? – спросил я.
– Нет, сто лет его не видела.
– Он тебя деньгами-то хоть поддерживает?
– Деньгами! – хмыкнула она. – Да он за всю жизнь ни одной вшивой конфетки мне не подарил.
– Такой жадный?
– Это не от жадности, а от равнодушия. Ему до лампочки, жива я или нет.
– Может, у него денег нет?
– Если любишь, то последнее отдашь, тем более своему ребёнку, а денег, ты прав, у него нет.
– Я так и подумал… ну, когда ты сказала, что хотела бы иметь отца, как мой.
– Богатого, а не как твой, – подчеркнула она.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я. – Ты моего отца едва знаешь.
– Ничего… просто говорю, что везёт тем, у кого состоятельные родители.
– Если хочешь быть богатой, выходи замуж за миллионера, – посоветовал я. Не без сарказма.
– За тебя, что ли?
– Нет, от меня тебе не будет никакого толку, я скоро буду жить в такой же квартирке. Окончу школу – и прощай отцовские денежки.
– Ага! Ты вначале сделай, а потом говори.
– Не веришь, что смогу? – ощетинился я.
– Не верю. Богатство знаешь какую власть над человеком имеет! Все твои благие намерения – пустой звук. Я, например, не корчу из себя святую, а честно говорю, что хочу разбогатеть, – и со смехом заявила: – Может, и пойду за тебя, если ты не откажешься от отцовского состояния!
