После ухода Гаршина Березин с сотрудниками у себя в лаборатории подолгу рассматривали заинтересовавшие их кадры, пока сам Рудаков не убрал проектор и не отобрал слайды. Дубликаты они все же себе оставили.
Потом Анна с Димой принялись за сборку искателя, похожего на рупор старинного громкоговорителя, а Максим налег на доводку сердца автоматической станции наблюдения – блока питания. Продумывая варианты тестов, он вспоминал, как три месяца назад отдел начинал создавать искатель. К тому времени они уже достаточно хорошо разобрались в спектре излучения НЛО, чтобы приняться за разработку фиксирующего излучения прибора. О том, что НЛО являются источниками электромагнитного излучения определенных частот, догадывались и до них: при появлении «тарелок» часто нарушалась радиосвязь, происходили утечки электроэнергии на линиях высокого напряжения, останавливались на дорогах автомашины – все разом, будто у них одновременно отказывали свечи зажигания, переставали работать навигационные приборы морских кораблей, отказывала электронная аппаратура самолетов; но только эксперты отдела после непосредственных измерений сумели определить диапазоны частот и прочие характеристики излучения и принялись за прибор обнаружения – искатель. Прибор нужен был портативный: современные радиолокаторы, к сожалению, в чемодан не спрячешь, а для них, экспертов, это было крайне желательно.
– Искатель тем более необходим, – сказал тогда Ивлев, – что существуют невидимые глазу НЛО, «призраки», о которых мы не знаем почти ничего, кроме факта их обнаружения радарами. В довершение всего и видимые НЛО видимы относительно очень короткое время...
К концу дня лаборатория добилась кое-каких успехов. Березин опробовал блок питания станции и нашел, что он работает в пределах нормы, Анна с Димой закончили проверку искателя и запихнули его в корпус.
– Молодец, – сказала Анна Диме, устало снимая халат и улыбаясь своей удивительной улыбкой, за которую Березин пошел бы на костер, лишь бы она предназначалась ему. – Из тебя будет толк и еще маленькая толкучка, как говорит Миша Рудаков.
Дима слегка покраснел, поймав взгляд Максима, и серьезно ответил:
– Спасибо. На сегодня все, Максим Тарасович?
– Все, – сказал Березин. – Претензий не имею.
Дима ушел, не забыв вежливо попрощаться, а Анна направила на Березина раструб искателя и шутливо пригрозила:
– Кончай работу, Макс, и сдавайся в плен. Теперь я с помощью техники запросто могу запеленговать шумы твоего нагретого мозга.
– Лучше бы ты направила его под сердце, – полушутливо-полуугрюмо сказал Березин. – Своим искрением оно забивает все шумы мозга. Хотя это-то можно видеть и без прибора.
Березиным вдруг овладела безумная смелость то ли из-за усталости, то ли оттого, что они впервые остались одни в лаборатории, что создало иллюзию близости.
– Я сегодня обнаружил у себя ужасную силу воли, – продолжал он, не глядя на медлившую уходить Анну. – В течение дня я тысячу раз сдерживал себя, чтобы не признаться тебе в любви.
– И не выдержал все-таки, – улыбнулась Анна, приняв шутливый тон. – Не торопи события, Макс, не все так просто, как ты себе представляешь. – Глаза девушки стали печальными.
«Пошутил, называется, – подумал Березин, – испортил человеку настроение, идиот. Как будто Анна не поняла, что я не шутил. Хотя в каждой шутке есть доля шутки. И шутил ли я, вот вопрос? Но что она хотела сказать этим «не торопи события»? Что у меня есть шанс? Или я не ухватил настоящего смысла фразы? Черт!.. Вряд ли удастся изменить ситуацию, разбить наш почти классический треугольник. В чем же дело? Почему Ивлев не замечает заинтересованности Анны? Ведь стоит ему сказать ей одно слово: «Пойдем», – и Анна пойдет за ним на край света. И это будет только справедливо, не более того, потому что они, говоря литературным штампом, созданы друг для друга».
Березин вздохнул. Он каждый день с тоской наблюдал, какими глазами смотрит на Ивлева Анна, оценивая каждое его движение, каждое слово.
– Не вешай носа, Макс, – сказала Анна на пороге. – Ты сегодня в разговоре упомянул графа Монте-Кристо; так вот, если помнишь, у него был девиз. Вспомнил? До завтра. Не забудь выключить питание и закрыть лабораторию, милый мой начальник группы.
И она ушла. А Березин остался сидеть с таким ощущением, будто в лоб ему с ходу загнали топор. И не от слов «милый мой»... А оттого, что девиз у графа Монте-Кристо был... всего два слова: «Ждать и надеяться». Ждать и... надеяться! Бог ты мой! Что она хотела этим сказать?! Что он может надеяться на ее любовь? Невероятно! Как же тогда объяснить ее интерес к Ивлеву?..
Вечером к нему зашел сосед, полковник в отставке Сергей Филиппович Рудый. Сухой, поджарый, коричневый от загара – словно только с побережья Крыма, он казался лет на двадцать моложе своих шестидесяти семи. Разговаривать с ним было истинное удовольствие, но в этот вечер настроение у Березина наличествовало паршивое и выглядел он, наверное, не слишком приветливым.
– Здорово, – сказал, входя, как всегда без звонка и стука, Рудый. Одет он был в роскошный халат с крокодилами и лианами – умопомрачительный тропический пейзаж, в руке газета. – Читал? В Атлантике взорвался и затонул голландский танкер «Йоханнесбург». Более сотни тысяч тонн нефти разлилось по воде! Каково?!
– Представляю, – вяло произнес Березин. – Интересно, кому он ее вез? Украине, что ли? Ее президент до сих пор ищет нефть в днепровских порогах. Садись, Филиппыч!
Рудый хмыкнул, бросил газету на стол и сел в кресло, выбирая, как всегда, самое уютное – мамино.
– Ни черта ты не представляешь. Это же бедствие почище некоторых вулканов! Эх, аукнется это нам когда-нибудь... Кстати, ты честно скажи, твои... эти... ненаблюдаемые объекты...
– Неопознанные, – улыбнулся Березин. – Неопознанные летающие объекты – НЛО. Не издевайся, Филиппыч.
– Все одно. Не они ли виноваты? А то здесь пишут, что летчики-спасатели вроде бы гонялись за какими-то шариками.
– Где? – Березин схватил газету и быстро пробежал глазами коротенькую заметку о катастрофе в океане и встрече спасательных самолетов с неизвестными светящимися телами, по форме близкими к шару.
– Убедился? – усмехнулся Рудый, наблюдая за ним. – Сколько мы книжек написали– очищайте природу, берегите, перестраивайте природу, сохраняйте моря и леса... Да разве в этом проблема? Проблема – как очистить и перестроить самого человека, чтобы он не пакостил, не губил эту самую природу! Написать легко – сохраняйте, мол, – выполнять трудно. – Рудый махнул рукой и взъерошил ежиком редкую серебристую поросль на голове.
– Ну ты даешь, Филиппыч, – пробормотал Березин, включая телевизор. – Социолог прямо, ксенопсихолог... – И добавил, не подумав: – Тебя-то разве это касается?
Рудого вынесло из кресла, он энергично, но беззвучно произнес понятную фразу и, обернувшись на пороге, сказал:
– Лопух ты, Максим, ум у тебя крен в одну сторону дал – к технике, и ни хрена ты за нею не видишь. Думаешь, почему ты до сих пор не женился? Да потому, что в научный век и бабы поумнели, заметили в тебе слабину – и все, считай, бобыль... Думаешь, ежели я на пенсии, так мне и дела ни до чего нет? Шалишь, Тарасыч, я еще живой...
Дверь закрылась, и Березин остался сидеть, глядя за окно в сгущающиеся сумерки. Второй раз за этот день его бьют, и, кажется, за дело. Сидел он так довольно долго, думал о Рудом, продолжавшем жить и на заслуженном отдыхе не личными интересами, а интересами других людей, не потерявшем энергии и задора молодости, – Березин знал, что Рудый в соседней школе обучает младшеклассников рукопашному бою, является председателем отделения Общества охраны памятников, читает в городском лектории лекции по истории русского военного костюма; думал об Анне, их странных отношениях, полных намеков, об Ивлеве, о техническом прогрессе человечества, намного опередившем прогресс социальный, думал о себе, своем месте в отделе, о своих целях и неудачах... и наконец подвел итог невеселым своим размышлениям: первое – не надо создавать в себе культа хандры; второе – человек – средоточие звуков; третье – самое абсолютное в человеке – желудок! Что касается хандры, то прав Рудый – нехорошо, когда здоровый мужик выставляет напоказ свои переживания, хотя Березин в общем-то и старался не выставлять, ибо не переносил сочувствия. Что касается звуков, то и в этом Рудый справедлив: прежде чем сказать, надо подумать – истина хоть и избитая, но верная, ибо владеть языком – не одно и то же, что владеть собой. Ну а с третьим пунктом своих выводов Березин был согласен на все триста процентов, так как сформулировал его под давлением собственного желудка.
Пришлось идти на кухню и соображать ужин.
Виталька пришел в одиннадцать часов, странно задумчивый для своих двадцати студенческих лет. Березин лежал на диване, слушал «Драгонс» и листал подшивку журналов «Техника – молодежи» за тысяча девятьсот тридцать седьмой год. Одновременно он продолжал размышлять над газетной заметкой о потонувшем танкере и появлении в том районе НЛО, что показывает явный интерес «тарелочек» к подобного рода явлениям.
