— Да чего ты ждёшь, в конце концов?!
— Зелёный луч заката.
— Издеваешься?!! — взвизгнул Неро. Граф с полуулыбкой качнул головой:
— Нет. Серьёзно. Погода подходящая…
— Скоро к твоим услугам будет северное сияние! Правда, на поверхность рабочие выходят раз в три дня, если заслужат это прилежным трудом, а сияние бывает тоже не каждый день, но пару раз успеешь увидеть, я думаю.
— Хорошо, только отстань от меня сейчас. Видишь, темнеет.
Против воли принц тоже устремил взгляд в небо. Последние золотистые лучи таяли в море.
— Зачем он тебе сдался-то? — шепотом спросил Неро, уже околдованный ожиданием чуда.
— Загадать желание, если повезёт.
— Да не бывает зелёных лучей! Морские сказки! Смотри, уже всё.
Последний золотой луч погас за горизонтом. Вдруг, на миг, мир осветился всеми оттенками изумруда, а потом на море упала ночь…
.
Они долго молчали, стараясь сохранить то волшебное ощущение, которое подарил им последний, зелёный луч заката. О нём ходят легенды, и тот, кому повезло его увидеть…
Враги молчали, не думая о чём-то конкретном, вернее, сразу о самом главном, а мелочи стёрлись, растворились и погасли, как лучи закатного солнца.
Наконец, Неро спросил:
— Сколько раз в жизни ты видел ЭТО?.. — принц не мог подобрать слова, объясняющего, что именно они видели. Граф улыбнулся, искоса взглянув на него:
— Сколько раз? Единственный. Сегодня.
Над горизонтом зажглись первые несмелые звёзды, и Неро` подумал, что в его жизни что-то могло быть по-другому и, может быть, как раз сейчас — стало.
Мысленно Чёрный Тюльпан считал загорающиеся звёзды: "Одна… две… три… четыре…"
.
[1] “Ихо ди пута” — “сын шлюхи” (исп.)
[2] вероятно, предпочтение графа вызвано названием: Зеленая земля (Гренландия) для него лучше Северной земли (Норвегия), хотя в Гренландии так же холодно.
8. Ход королевой
.
"Дельфиниум" находился в пятидесяти милях от Барселоны.
Ветер не благоприятствовал яхте, но малыш "Дельфиниум", лихо лавируя, всё же умудрялся проходить почти триста миль в сутки. После Корсики, в сравнительно спокойном море (хотя рядом проходили торговые пути французских кораблей, но они держались ближе к берегу), не опасаясь внезапного появления встречного судна, Виола приказала поставить абсолютно все паруса и идти с максимальной скоростью, возможной при таком ветре.
Не только все основные паруса обеих мачт яхты ловили ветер. Виола приказала поднять и штаговые паруса, позволявшие улавливать самые слабые воздушные течения и использовать их. Подобные по форме кливерам, треугольные парусиновые крылышки наверху фок-мачты добавляли уверенности "Дельфиниуму". Виола выжимала из яхты ход в четырнадцать узлов. Это при встречном-то ветре!
Они летели очертя голову, рискуя зависнуть на линии ветра, врезаться во встречное судно или, что более вероятно, разбиться о рифы Балеарского архипелага. Баобаб практически умолял мадам графиню на ночь уменьшить парусность — спускать хотя бы лиселя и штаг. Если уж она настаивает, чтобы мачты несли все основные паруса, то штаговые, хотя бы, можно убирать на ночь.
— Обязательно сядем на скалы! — вздыхал боцман. — Попомните моё слово мадам графиня. Прикажите, по крайней мере, убрать марсель. Мы ведь опять повернули к Франции! Убьёмся на рейде Тулона или, не приведи Господи, Марселя будет жуть как обидно: дома всё-таки…
Виола, скрестив руки на груди, (не менее непреклонная, чем знаменитый капитан Немо), стояла на командном мостике и в ответ на причитания Баобаба решительно качнула головой:
— Нет. Мы сейчас идём левым галсом, потому что на нём можно набрать все пятнадцать узлов, которые нам просто необходимы.
— Безусловно, мадам. Но риск…
Виола успокоительно сообщила:
— Не волнуйтесь, месье Адансон. Фенхель произвёл расчёты, разметив на карте наш курс, с учётом скорости ветра и всё прочее… Мы повернём через час и никакого риска выброситься на французский берег для "Дельфиниума" нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А появился судно на траверзе, что станем делать?
— Обойдём! — безапелляционно заявила графиня.
— Но мадам, уже ночь скоро! Ну, хотя бы марсель…
— Вы не спустите его ни на дюйм! Насколько я понимаю, чем ниже расположен груз на мачтах, тем ровнее идёт судно. Вы хотите, чтобы мы, нарушив равновесие, кувыркнулись из-за лиселей, килем вверх?
— Ну уж и кувыркнулись…
— Неважно. Если нас станет болтать, как на качелях, это затруднит управление судном. Штаговые паруса и так мешают нам при смене галсов. Вот тогда мы неминуемо врежемся в одного из ваших собратьев из марсельской "Пальмовой ветви".
— Но мадам графиня…
— Для вас я никакая не графиня, а капитан! Постарайтесь запомнить это, месье Адансон!
— Уже темнеет, на такой скорости…
— Я выставила двойной дозор. Они заметят и берег, и корабль раньше, чем он станет опасен для нас. Есть ещё вопросы ко мне?
— Нет, ма… капитан.
— Прекрасно.
Этот разговор происходил вечером первого дня плавания. Наутро, после благополучно прошедшей ночи, боцман наконец уверовал если не в профессионализм нового капитана, то, по меньшей мере, в их счастливую звезду.
Конечно, Баобаб перестраховывался, стараясь свести риск неожиданностей в плавании до минимума. Вполне естественно, он боялся, что новому капитану не хватит опыта, хладнокровия, умения быстро оценивать обстановку, а на море без этого невозможно. Он следил за графиней, старался подсказывать ей некоторые тонкости в управлении парусами, удачные моменты для смены галсов, то есть для поворота под ветер, и постепенно успокаивался. Виола, правда, не могла похвастать солидным опытом в навигации, но выдержка и желание спасти любимого человека вполне компенсировали недостаток опыта.
Девчонка послушно усваивала теорию воздушных и морских течений с Фенхелелем, училась определять курс по звёздам, прислушивалась к советам боцмана там, где она была неуверенна, что приказывать команде, в каком порядке и прочее. Но когда речь шла не о теории навигации, а касалась принятия решений на борту "Дельфиниума", с капитаном лучше не спорить. Это Баобаб понял в первый же вечер.
Бывшая юнга и раньше поводила порядочно времени на капитанском мостике, и сейчас использовала всё, что узнала от Гиацинта, и в бытность юнгой от всех, кто с охотой посвящал новенькую в тонкости морской профессии. Так что теперь всей команде и в первую очередь боцману оставалось пенять на себя, если их ученица, сделавшая молниеносную карьеру, чего-нибудь не знает или не умеет.
Но она знала.
Виола всё-таки выросла в Неаполе, правда, не в порту, в отличие от своего супруга, а в пристойном пансионе, но чувствовать ветер, понимать язык облаков и звёзд она умела превосходно. Не однажды она выходила в море на рыбацком баркасе с мальчишками или в настоящие рейды со взрослыми и со своей смиренной сестричкой тоже, поэтому кое-что понимала и в волнах, и в опасности врезаться в прибрежные скалы. И в манёврах с парусами тоже. Правда, парусов на "Дельфиниуме" чуть-чуть побольше, чем на баркасе, но принцип тот же.
Круглыми сутками находясь на палубе, Виола лично следила за малейшими изменениями в ходе судна. Её слово было железным. Если госпожа капитан что-то решила, то не подчиниться ей могла только природа, но никак не "Дельфиниум". Впрочем, стоя на капитанском мостике или на основании бушприта в простом платье, с развевающимися волосами, как бы назло подчёркивая, что она — женщина, Виола излучала такую решимость, что наверное силой своей мысли могла бы управлять ветром и, прикажи графиня, он сменился бы на ост-норд-ост, став попутным.
Но, вопреки извечной женской привычке распоряжаться всем миром и стихиями по своему капризу, Виола предпочитала поворачивать паруса. И "Дельфиниум" не предавал её, они действовали заодно. Только и слышался громкий голос Баобаба, повторявшего её команды:
