— Так сумел бы и лейтенант Филькин ответить, — оборвал Ковалев. — А для командира боевой части — это несерьезно. Серьезно другое: подчиненный не может уехать в отпуск, потому что чересчур хорошо знает свою технику!.. Какой же вы, Сергей Владимирович, тогда воспитатель?
«Какой, какой... — Букреев недовольно взглянул на замполита. — Нормальный воспитатель. Побольше бы таких офицеров...»
Хотя... Заместитель в чем-то был, конечно, прав, и надо, пожалуй, отпустить Евдокимова домой — это тоже было понятно Букрееву. А кроме того Ковалев являлся для штурмана все-таки начальником, а значит, прав был в конечном счете замполит. Во всяком случае, должен быть прав.
— Ну, это ладно... — примиряюще сказал Букреев. — А скажите, штурман: если ваш Евдокимов выйдет из строя? Заболел, например?
— У него есть замена, товарищ командир. Но, разумеется, Евдокимов...
— Вот и проверим в деле вашу замену, — решил Букреев. — Сколько нужно для ремонта?
— Трое суток.
— Сделать за двое. Об исполнении доложить.
— Есть доложить, товарищ командир, — сказал Володин, но тут же не утерпел: — Если будет приказано, я хоть сейчас могу доложить об исполнении. Но от этого с перископом ничего ведь не изменится.
Букрееву нравилась эта дерзость в штурмане, он иногда даже себя в нем узнавал, себя тех еще времен, когда был помоложе. И, благожелательно глядя на Володина, он сказал:
— С перископом, конечно, от вашего липового доклада ничего не изменится, но в вашей биографии... Мне бы этого не хотелось, штурман. Ясно?
— Ясно, — кивнул Володин, жалея сейчас, что так мало попросил на ремонт перископа: надо было не трое суток назвать, а хотя бы четверо — тогда бы трое суток уж точно дали.
— Неясно только, когда Евдокимов в отпуск едет, — сказал Ковалев.
Володин удивился:
— Как же неясно? Через... через трое суток.
— Мне показалось, — улыбнулся Ковалев, — одни сутки вы набавили.
— Разве?.. А!.. Так это для того, чтобы избежать липового доклада насчет перископа.
Букреев взглянул на Ковалева и как бы сказал: «Вот видишь, а ты говоришь... Толковый он офицер».
— Добро, — согласился Букреев, усмехаясь. — Пусть едет через трое суток... Но я никогда не думал, штурман, что вы такой упрямый, — укоризненно сказал Букреев.
Впрочем, в последней его фразе Володину почудилось больше одобрения, чем укоризны.
Вопрос наконец был решен, штурману удалось избежать мели, не посадить себя на камни. И вообще — после деловой части можно было поговорить о чем-то постороннем.
— Прочитал сегодня, — сказал Обозин, допивая компот. — У пчел, оказывается, есть свои диалекты. Например, итальянские пчелы плохо понимают югославских...
— Чего уж там пчелы! — отозвался Букреев. — Тут без диалектов — а, бывает, собственную жену не всегда понимаешь...
— Точно! — Обозин заулыбался. То, что свою жену не всегда понимаешь, с этим он давно уже свыкся, но приятно было, что не он один, что, выходит, еще кто-то не понимает. Тем более — командир. — Жена вот мне как-то жалуется... — Сейчас, вдалеке от своей базы, можно было вспоминать об этом с улыбкой, как о каком-то забавном пустяке, и Обозин удивился, что еще какой-нибудь месяц назад его это раздражало. — Никак, говорит, дочку утром не поднять. Спит до одиннадцати... Укладывай, говорю, раньше. А как же, говорит, раньше, если она поздно встает?.. Так вот и укладывай пораньше!.. А она мне...
— А как же ее рано укладывать, — подсказал Володин, — если она поздно встает?
— Верно, — с удивлением посмотрел на него Обозин. — А ты-то откуда знаешь?
— Потому, может, и не женюсь, что знаю, — сказал Володин.
В дверях появился радист, вхож он был и к командиру, и в кают-компанию в любое время, хорошо усвоил это свое право, и, сказав обычное «Прошу разрешения» только для формы, подошел к Букрееву.
— Получено радио, товарищ командир...
Букреев взял радиограмму.
Никаких особенных неожиданностей ждать не приходилось — они полным ходом шли домой. Но военная служба все-таки давно приучила, что неожиданности случаются не так уж редко, и, выжидательно глядя на Букреева, они все уже поняли, что это как раз та самая неожиданность...
— Только этого не хватало, — хмуро сказал Букреев, отдавая радиограмму. — Штурман, можете снимать свои концертные туфли...
— Танцы в субботу отменяются, товарищ командир? — спросил Володин.
— Хуже. Состоятся... Но без моего штурмана, — Букреев встал из-за стола, подошел к трансляции и включил центральный пост: — Старпом!
— Есть старпом! — ответил динамик.
— В кают-компанию.
— Есть, товарищ командир.
Динамик щелкнул, отключился, и в наступившей тягостной тишине совсем как-то неуместно прозвучали слова появившегося из буфетной мичмана Бобрика:
— Кому еще компот? Жена так не сварит...
— Бобрик, а к нам командующий прибывает, — мрачно поделился командир своей новостью.
— Сам... сам командующий?! — растерянно спросил Бобрик, забыв про компот.
— Сам, — подтвердил Букреев. — Без жены. Что делать думаете?
— Доставать надо, товарищ командир! — возбужденно сказал Бобрик.
— Что доставать?
— Все, что можно! Редкий случай, товарищ командир. Нам сервиз нужен, ковры обновить... Потом ни за что не дадут, товарищ командир, — убеждал Бобрик. — И еще нам надо...
— Остановитесь, Бобрик, — перебил командир и повернулся к вошедшему Варламову: — Старпом, мы готовы принять командующего?
Старший помощник ничем не выдал своего удивления — Букрееву это понравилось, — только спросил деловито:
— Когда, товарищ командир?
Как будто они принимали у себя командующего каждый день...
— Почти сразу, как вернемся, — сказал Букреев. — Послезавтра.
— Послезавтра же выходной, — вспомнил Бобрик.
— Кто это вам ересь такую сказал? — покосился на него Букреев.
— По календарю так...
— Иногда и календари врут. Столько лет служите, — проворчал Букреев, — а до сих пор не усвоили.
— Нам бы в базе подкраситься успеть, — сказал Варламов. — Краску надо доставать...
— А если высохнуть не успеет? Потом хлопот не оберешься... —
