Иван замялся с ответом. Ничего конкретного про Алмаза ему не рассказывали. Даже имя его он узнал не сразу. Музыкант, артист, бывший обитатель пансионата, инвалид, и всё. Перед Иваном на таком же, как и под ним, кресле сидел дружелюбного вида человек в смешном чёрно-белом наряде, с непонятным куском чёрной материи, похожей на праздничный бантик, помещённый на шее под подбородком. Алмаз сидел спокойно и ровно. Его руки покоились на слегка раздвинутых коленях.
– Мне трудно предположить, – наконец, заговорил Иван. – Много чего происходит во время операций подавления. Может быть, у тебя пластилмозовая пластина вместо лобной кости. Как я могу это заметить? У меня, вон, ступней обеих нет, а я довольно сносно передвигаюсь. Никто сразу и не замечает.
– Да, это верно, я не заметил, – искренне удивился Алмаз. – Ну, что же. А у меня вот нет обеих кистей рук.
– Чего? – переспросил Иван. – Чего нет?
– Кистей рук, – с прежним спокойствием произнёс Алмаз.
– А как же ты тогда?.. – не завершив фразы, Иван выставил перед собой руки, перебирая в воздухе пальцами.
– Играю?
– Вот именно!
– Ну, ты же ходишь. – Алмаз указал пальцем на ноги Ивана и подмигнул.
– Ты что, серьёзно? Как это можно сравнивать?
– Можно, Иван. Даже нужно.
Теперь Алмаз заговорил абсолютно серьёзно.
– Смотри, это всего лишь протезы.
Изумлению Ивана не было предела. Алмаз взялся одной рукой за другую, что-то слегка щёлкнуло и, через мгновение, вытащенная из рукава левая кисть оказалась в правой.
– А теперь внимание. Оп-ля!
И Алмаз, вернув на прежнее место левую кисть, проделал то же самое с правой.
– И это не фокус. Это мои рабочие, музыкальные, если хочешь, творческие протезы.
Наконец, кисти обеих рук оказались на своих привычных местах, и в ту же секунду Алмаз продемонстрировал Ивану, что все его пальцы в полном функциональном порядке.
– Шевелятся, – подтвердил Иван, – но на фокус, всё же, похоже.
– Да, теперь я могу показывать фокусы. А своими родными не мог.
– А с ними что стряслось? Если это не тайна? Мне миной, вот, рубануло, – словно предлагая обмен, – поделился информацией о себе Иван.
– Мина с дисковым эффектом, ограниченного радиуса действия, – кивнул Алмаз, – жестокая вещица, наслышан. Главное, рядом с ней не упасть на колени.
– Или попытаться послушать асфальт.
Алмаз оценил своеобразную шутку. Оба улыбнулись.
– А у тебя случайная детонация? – предположил Иван.
– Тогда мне, возможно, ещё понадобился бы протез головы.
И опять оба улыбнулись.
– Нет, всё проще, – продолжил Алмаз, – меня вытащили из-за оборонительного укрепления тактических щитов…
– Такое возможно? – возмущённо удивился Иван.
– Это была уникальная толпа. Такого возмущения я ещё не встречал. Это были рабочие тоннелестроители. Чего уж они требовали, нам, естественно, не доложили. Мы просто выполняли свой долг, свою работу. Так вот, где-то в линии щитов у нас случился разрыв. Меня молниеносно выхватили из цепи и как щенка, передавая из рук в руки, осыпая градом ударов, куда-то потащили. Я ещё что-то мог соображать до того момента, когда с меня сорвали защитный тактический шлем. Потом я потерял сознание.
– Не представляю, как тебе вообще удалось выжить.
Иван нахмурил брови, а в уголках глаз появились суровые складки.
– Убивать они меня не хотели. Может, просто побоялись. А, может, хотели что-то доказать. Теперь для меня это уже не важно. Мне просто напросто размолотили кисти в кашу прутьями арматуры. Боли, как ни странно, я практически не чувствовал. Наверное, адреналин в крови заглушил. А вот как кто-то орал, помню.
– Что орал?
– «Теперь ты не сможешь бить нас своей дубинкой, и щитом закрыться не сможешь!». Ну, и ещё масса того, чего я не смогу.
– Это просто жестокость, обыкновенная злоба, ненависть к порядку и существующей системе, – кивнул Иван.
– Да, наверное, может быть, – согласился Алмаз. Однако в глазах мелькнуло что-то вроде вопроса. – А ты, Иван, крепкий орешек.
– Приятно слышать. Что, так заметно?
– Быстро избавился от посттравматического синдрома. Вон у тебя какой огонь в глазах!
– Это, скорее, во мне воспитание искры пускает. Этот огонь ещё с детства в моей душе горит.
– Значит, есть у тебя душа?
– Что? Причём тут душа?
– Ты сам сказал, я просто переспросил.
Не очень нравилась Ивану тема, затронутая в разговоре.
– Я к слову. Лучше давайте ближе к сути. О чём вы хотели меня спросить?
– Хорошо. Опять с начала…
– Вот именно, – недовольно буркнул Иван.
– В тебе, Иван, есть задатки музыканта. Если ты слушал музыку, и она смогла на тебя оказать такое воздействие, значит, ты способен, как и я, воздействовать на других людей посредством звуков, с помощью музыки.
– Да что ты, я даже на инструментах никогда не играл, – смутился Иван, – вообще ни на каких.
– Ух ты, удивил, – Алмаз наигранно всплеснул руками, – я бы и сам догадался. В наше время мало уделяют внимания такой стороне дела, как культурное и, в частности, музыкальное образование. Вот считать прибыль с предприятия и экономить на социальных отчислениях, это да!
– А ты, Алмаз, видать музыкой-то с самого детства занимаешься. Так шпаришь, я чуть в космос не улетел. Таких галюнов словил.
– Серьёзно? – прищурился Алмаз.
– Абсолютно, – ответил Иван
– Значит, если я смог, то и ты сможешь. Я не играл на фортепиано с детства. Мало того, я начал играть только пять лет назад, когда получив инвалидность, встал перед выбором: остаться на попечении государства в этом самом пансионате, либо заняться чем-то своим. Прямо как у тебя, точно?
– Ну, да, типа того, – нехотя согласился Иван. – Но как же тебе удаётся так мастерски играть? Это ведь как чудо.
– Согласен. Чудо современной нейромедицины и биологических молекулярных технологий. Причём, это уже мои четвёртые руки, самые творческие.
– Ого, а чем же тебе первые не понравились?
– Первые протезы годились разве только что для разучивания гамм.
– Не знаю что это такое, но понимаю, что играть ты хотел сильно.
– Тогда мне это казалось чем-то недосягаемым. А характер у меня не мягче твоего. Я решил, во что бы то ни стало, научится играть на фортепиано.
– Поздравляю, тебе это удалось, – съязвил Иван, но Алмаз не обратил на это внимания.
– Я научился играть за полгода. Спроси любого, кто обитает здесь не меньше пяти лет, как я считался первое время чем-то вроде дрессированной мартышки. У меня была восхитительная техника. Я играл сложные произведения. Начались концерты в других пансионатах. Меня даже прозвали «беглые пальцы» из-за того, что я всё время был в разъездах. Плюс появились выступления для служащих из других министерств и подразделений. За свою работу я начал получать деньги. Многие хотели посмотреть на чудо перевоплощения, случившееся с инвалидом ППБ. Слава бежала впереди меня! «Грубое создание для подавления бунта творит возвышенное искусство»… А по сути – та же мартышка.
Иван наморщился, выказывая своё несогласие с услышанным мнением.
– Но всё равно, я чувствовал, что что-то в моей игре не то, чего-то не хватает…
Возникла пауза. Алмаз не смотрел на Ивана. Его мысли витали где-то за стеклянным куполом здания.
– Чего? – осторожно спросил Иван.
– Вдохновения, – тут же откликнулся Алмаз, словно ждал вопроса. – Полёта души. Воображения. Фантазии.
– Того, что произошло со мной? – предположил удивлённо Иван.
– Да, примерно того, о чём ты говорил. И мне хотелось, чтобы музыку, которую я играю, могли чувствовать все, кто её слушает. Понимаешь?
– Это называется массовый психоз. Как на несанкционированном митинге или спонтанной забастовке недовольных горняков. Как в прошлом месяце на Камчатке целых три предприятия…
– Нет, Иван, это совсем не то, – перебил Алмаз, – никакого негатива. Только хорошие мысли, только добрые фантазии. Чтобы сердце пело.
Иван молча глядел на Алмаза.
– Не понимаешь?
– Нет.
– Но ты ведь испытал именно то, о чём я тебе рассказываю.
– Может быть… я не уверен…
– А вот Андрей, – Алмаз махнул в сторону двери, – почему-то уверен. Иначе бы он тебя ко мне не привёл. И я теперь уверен. У тебя глаза не врут. Я же вижу!
– Ну, а дальше-то что было? – решил долго не задерживаться в беседе на этой теме Иван. – Ты заказал себе руки с вдохновением? Или, может, с функцией гипнотического воздействия на слушателей?
Он даже улыбнулся своему предположению. О таких технологиях ему известно ещё не было. Но Алмаз не улыбнулся в ответ, а спокойно ответил:
– Почти в десятку. Но без гипноза. Я обратился к разработчикам моих протезов с предложением о некоторых усовершенствованиях и модификациях. Средства, чтобы оплатить все биологические и технические испытания, у меня тогда уже имелись. Я хорошо получал за своё умение и демонстрацию возможностей. Бывший сотрудник ППБ, ставший инвалидом, но не потерявший жизненных ориентиров.
