– Ни к чему, – поднимая голову, ответил Андрей. – Завтра будут доказательства. И не поверить будет труднее, чем взглянуть на солнце.
Что он имел в виду? Человек может взглянуть на солнце, но это для него не очень приятно. Да и небезопасно для глаз. Но ведь может, это не трудно.
Могут ли слова Горбункова означать, что верить ему так же опасно, так же неприятно, но возможно?
Одно я мог понять чётко: Андрей Горбунков – твёрдый орешек.
Но где он этого всего нахватался? Анкета говорила, что его мать обычная швея-мотористка, а отец проработал двадцать лет охранником в ЧОПе. Сам Андрей окончил школу, отучился два года в техникуме и пошёл в армию. Самородок? Или прекрасный актёр?
Но зачем подговаривать почти всю команду матросов крейсера? Неужели всё-таки массовый психоз? Но почему только у тех, кто был в новом экспериментальном обмундировании с медной нитью?
Вопросов было больше ответов раз в сто, не меньше.
У меня потихоньку начинала ныть голова от умственного перенапряжения. А мне предстояло ещё опросить восемь человек из команды матросов, причисляющих себя к этой ново зародившейся секте «слухачей». Я улыбнулся собственным мыслям. Стало немного полегче.
– Оставшихся восьмерых можете не опрашивать, – неожиданно заявил Горбунков. – Они вам ничего нового не расскажут. Всё то же самое, что и предыдущие.
– Я должен, – почему-то со страдальческой ухмылкой сказал я.
– Понятно. Служба.
– Так точно, товарищ матрос.
Я встал из-за стола. Андрей поднялся тоже. Мы пожали друг другу руки и я сказал:
– Спасибо за беседу.
– Пожалуйста.
– Скажу честно, Андрей, – глядя прямо ему в глаза, на прощание начал говорить я, – не понимаю, зачем вам это нужно. Вы ведь не психи. Вполне нормальные ребята. Ну, поиграли немного в театр, побалагурили слегка, и уже завязывайте. А? Вам ведь ещё на гражданку возвращаться. Девчонки, родители ждут. Ну, разве стоит оно того?
И как раз в это мгновение я почувствовал весь ужас, всю неминуемость всего-всего в глазах Андрея. Неминуемость времени, неминуемость случайностей, неминуемость добра и зла. Как будто из глубины его глаз на меня взглянула не человеческая сущность, какой являлся Андрей Горбунков, а то самое высшее божество.
– Я не могу, – твёрдо произнёс молоденький матрос со стальным, немигающим взглядом. – Может тот, кому дано. И мне дано, но другое. Трудное для вашей веры, но лёгкое для моей. А значит, предначертано мне выполнить волю его, как свою собственную.
Андрей не просто говорил, а как будто декламировал заученные строки из священного писания. Вот только из какого?
Я освободил руку от рукопожатия, спрятал ладонь в карман брюк и произнёс:
– Хорошо. Не буду спорить. Совершенно с тобой согласен: твой выбор – это твой выбор.
Спорить мне с ним не хотелось. У меня были абсолютно другие полномочия. Сделать опрос съехавших с катушек матросов, написать отчёт и предоставить его командованию. Всё! Заниматься их психикой, выяснять, что же произошло с их мозгами, – этим займутся другие. Не я!
И всё же искренне я желал этому молодому матросу и его сослуживцам закончить ломать комедию и вернуться к нормальной службе. В противном случае не военный психиатрический госпиталь, так дисциплинарный береговой батальон их ожидал точно.
– Выбор – миф, – добавил к моим словам Горбунков и тут же спросил, – разрешите идти?
– Свободен, матрос, – печально произнёс я.
Андрей козырнул. Я руку не поднял, так как был без фуражки. Хотел ему сказать что-то вроде «всё же подумай» или «не губи молодость», но сдержался. Ему это было ни к чему. Так мне казалось.
Конец ознакомительного фрагмента.
