Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В холодильнике хозяев осталось полбанки протухшего пальмового масла, а в буфете нашлась мука. Знаете, чем пахнет протухшее пальмовое масло? Оно пахнет немного смородиной, немного кошками. Я больше нигде не встречала этот запах, но, когда мы жарили лепешки, он казался мне волшебным.
Когда у Йоши появились деньги, он принес полный пакет с едой, принес большую бутылку вина, и ароматы снеди сводили меня с ума. Лежа в постели, чуть живая от голода и любви, я вгрызалась в хрустящую булку, не замечая острых крошек, сыпавшихся на простыню. Он целовал мне ноги и обещал, что я больше никогда не буду голодать, и это было первое из невыполненных обещаний.
Но время вышло, и внезапно Йоши уехал, сказав напоследок: не плачь, нам больше не будет грустно, потому что я решил навеки быть с тобой и сделать тебя счастливой. Я ждала его долго, ложась спать в его рубашке и завязав глаза его платком, вынюхивая его запах изо всех предметов, которых он касался. Я ждала так долго и безутешно, что иногда мне казалось: я превращаюсь в луксорское изваяние, присыпанное песком бесчисленных веков. Но я устала ждать, не дождавшись, замкнула квартиру на ключ и возвратилась к себе домой. Он позвонил в тот же день, сказав, что вернулся, но не нашел своей прекрасной скво. Я выскочила из дому и помчалась через весь город. Когда я вышла из такси, он стоял на другой стороне дороги и ждал меня. За полчаса ожидания он успел из горлышка выпить бутылку вина, опьянеть, а потом протрезветь от страха, что я приеду слишком поздно, когда его сердце уже разорвется. Увидев меня, он упал на колени, потому что не мог стоять, и пополз мне навстречу. Я перешла дорогу, не глядя по сторонам, упала на колени и тоже поползла. Мы сцепились руками, ногами, языками и шеями в пыльный рыдающий клубок и катались по автобусной остановке в последний день этого безумного лета, смешивая слезы, крупные, как виноград.
Наутро квартира больше не была нашей, мы сдали ключи и шли куда глаза глядят, бесконечно. Вдруг оказалось, что ветер полон желтых листьев. Запахло осенью. Точь-в-точь как сейчас.
Большая Медведица
Майор Урса лежит на спине, раскинув руки, и смотрит в чернильное небо. Ее фуражка и кобура валяются рядом. Ее пепельные волосы смешались с травой и кузнечиками. Она лежит бесконечно долго, но ей ни капельки не холодно. Небеса кружатся над нею, как в планетарии. Майор Урса пьяна и одинока. Она смотрит на семь своих далеких звезд.
Дубге, отец. Ты почти не говорил со мной. Я не помню твоего голоса, но помню твою улыбку, добрую, златозубую, последнюю. Тогда, двадцать пять лет назад, я не видела, как взорвался твой бензовоз, зато много раз видела это потом. Во сне, всегда одном и том же, беззвучном и ярком, как вспышка сверхновой на другом конце Вселенной. Лопающаяся обшивка цистерны и мгновенно разматывающийся клубок огня.
Мерак, мать. Пламя, в котором сгорела ты, было медленным и бесцветным. Это было пламя алкоголя, пожиравшее тебя изнутри долгие годы. Оно доело тебя прямо на улице, между домом и автобусной остановкой, и твоя пустая оболочка мешком осела на асфальт, выпустив из рук пакет с кладбищенскими гвоздиками. Я знаю, не бывает двух одинаковых смертей, но это было для меня как трейлер неснятого фильма о моем будущем.
Фекда, сестра. Знаю, я придумала тебя. В моих детских фантазиях мы были разлученными близнецами, живущими по разные стороны зеркала. Я боялась, что взрослые услышат, как я разговариваю с тобой, и потому изобрела язык незаметных жестов. Мы улыбались и плакали, глядя друг на друга, мы раздевались и разглядывали друг друга, и всего, и всегда у нас было поровну. До поры, когда в твоих волосах я впервые заметила седину — и отказалась верить в то, что старею вместе с тобой. И мы видимся так же часто, но твое лицо давно стало мне чужим — печальным, безучастным.
Мегрец, брат. Надеюсь, однажды я узнаю, что в действительности произошло в тот день, когда тебя не стало. Может быть, в четырнадцать лет ты был мудрее, чем я в тридцать семь. А может быть, просто поскользнулся на подоконнике раскрытого окна. Ты упал на перила крыльца, и твое смуглое тонкое тело разломилось пополам, как шоколадный батончик. Когда я возвратилась из института, оно все еще было там, завернутое в две отдельные простыни.
Мицар, возлюбленный. Мой первый мужчина, летейские воды поглотили твой образ почти полностью. Сегодня я помню лишь твои ярко-рыжие волосы и перламутровый рот. Но отголоски желания, как круги от брошенного камня, до сих пор достигают моих берегов.
Алиот, сын. Или дочь, все равно. Все равно, потому что не было, нет и не будет. Объясните мне разницу между умершим и нерожденным.
Бенетнаш, господин моего сердца. Я так хотела умереть у тебя на руках, что пропустила момент, когда твои руки перестали держать меня. Ты — последняя моя потеря, потому что отныне — я решила — я не буду больше терять.
Майор Урса смотрит на далекие светила и видит огромный сияющий семизвездный ковш, до краев полный ее горькими слезами, всеми слезами ее жизни. Она лежит не шевелясь, но на самом деле она в пути. Это единственный путь без потерь; молниеносно и вечно она будет кружить по бескрайнему чернильному небу. Хотя для нас, оставшихся на земле, где рядом с железной дорогой лежит мертвая женщина с табельным пистолетом в руке, это движение будет медленным, неуловимым. Не так уж и часто мы вглядываемся в темноту ночных небес, где горят семь звезд Ursa Major, Большой Медведицы.
* * *Если бы меня попросили изобразить на рисунке всю прожитую мною жизнь, я нарисовала бы кучу надкусанных конфет без фантиков. Я искала ту, с моей любимой начинкой. Искала так, как делаю все, за что ни возьмусь: быстро, жадно и бестолково. И вот, остановившись, я думаю: а существует ли такая конфета, или я просто терпеть не могу сладкое?..
Было много: любовников, баров, книг, пьянок, похмелья, переездов, концертов, друзей, мест работы, чувства вины, страстей, просчетов, жирных точек, ошибок, ожидания, слез, больниц, красоты, страха, истерик. Было мало: заботы, подарков, невинных радостей, благодарности, смысла. Мне случалось лично разговаривать с Богом, торговать собой за гроши, прыгнуть с балкона в перчатках, шапочке и застегнутом на все пуговицы пальто, помочиться из окна пятого этажа, похоронить лучшего друга, пережить глубочайшее унижение с опозданием в три года и отомстить в тот же день. А теперь у меня такое чувство, что за всей этой каруселью я пропустила что-то очень важное. Теперь я сижу весь день на диване, в розовой пижаме в цветочек, неумытая и непричесанная, сижу и думаю думу. Но мыслей как таковых нет, а есть бесконечная вереница воспоминаний о каких-то историях, одна нелепее другой. И ничего не остается, как только рассказывать.
Однажды (думается, мне было лет двадцать) я зашла в бар на стадионе. У меня были деньги на чашку кофе и шоколадный батончик (без батончика не наливали кофе, а без кофе не давали пепельницу). Я была в своей лучшей одежде: вышитых джинсах от первого брака и заправленном в них растянутом свитере. Ко мне подсел нестрашный молодой мужчина в лисьей ушанке и с ключами от автомобиля. Он купил две бутылки болгарского вина и назвал свое имя. Больше он не сказал ничего. Мы просидели весь вечер молча. Он хотел споить меня. Смотрел, как я пью, а вино из своего бокала выливал под стол, прямо на пол. Потом я поехала с ним. У него дома была большая кровать, видеодвойка и коробка с кассетами. Там не было ни одной книги. Ни одной, даже журнала. Утром он сказал еще вот что: «Люблю хорошо провести время с девчонкой». Думаете, я знаю, зачем с ним поехала?.. Черта лысого. Никогда не знала. Объяснение можно найти чему угодно, но в массе случаев оно мне не требуется. Я живу в стране незаданных вопросов. Как кот или там, не знаю, кролик. Практически все, что я о себе узнаю, — из чужих уст.
Так вот, то, что со стороны кажется какой-то патологической активностью, на самом деле имеет совершенно иную природу. Все эти фантасмагории, из которых состоит моя жизнь, — лишь результат того, что я почти никогда ни от чего не отказываюсь. Беру все, что само плывет навстречу, без разбору. Дайте мне в руки что угодно, билет на поезд, обручальное кольцо, член, гранату с выдернутой чекой. Обещаю сказать спасибо и использовать по назначению.
* * *Не позволяй мне увлечь тебя перепиской. Даже если ты не напишешь в ответ ни строчки. Просто не позволяй себе открывать мои письма. Знаешь, что сделают с тобой мои слова?.. Они будут жечь тебя. Ты будешь перечитывать их снова и снова, и каждый раз они будут тебя жечь. Представь, сегодня мне приснилось, что во мне завелись голубые гусеницы, тонкие, изгибистые, рогатые. Мой дом был во влажном саду, где каждый лист горячо дышал под солнцем. Четыре квадратных таблетки на ночь, и одеяло ласкает, как живое. Не позволяй мне. Однажды в письме я пришлю тебе бомбу, которая разорвет твое сердце и забьет осколками мозг. Между строк, между слов, между букв — мои письма наполнены двадцать пятыми кадрами; сегодня мне снились туманные низины, и огромные светляки с глазами, как вишни, и пронзительные цикады, обступающие муслиновый полог со всех сторон. А самое главное, не позволяй мне давать тебе имена. Как только я назову тебя именем, которым никто никогда тебя не звал, от тебя отделится тонкая, невидимая оболочка и сделает шаг мне навстречу. Она заживет своей жизнью, жизнью, которую я вдохну в нее, и будет жить на моих страницах, и я буду ею владеть. Я поведу ее тайными тропами туда, где дрожат полураскрытые винные цветы, я наполню ее вены гранатовым соком, а ты будешь изнывать от жажды над моими письмами, читая их снова и снова. Знаешь, что там, в моих письмах, в прозрачных конвертах, там спороносная язва и голубые гусеницы, которые станут сладко грызть тебя изнутри. И сейчас, в самый миг, когда эти слова проступают на сетчатке твоих глаз, ты молчишь и почти не дышишь, потому что ты опоздал. Ты уже мне позволил. Видишь, как летит на пол керосиновая лампа, как в лопнувшем стекле пляшет живой огонь. Здесь и сейчас, на огненном поле, мы станем жалить друг друга вновь обретенной любовью, как обезумевшие скорпионы. Настоящая она или нет — ты не узнаешь; тебе не попробовать ее на зуб, не уложить под ультрафиолет, не разглядеть водяные знаки. Здесь и сейчас зеркала текут амальгамой, меняя местами меня, тебя и наши отражения, и повсюду раскинуты беспроводные сети, разбросаны битые байты, и я маню тебя раздвоенным языком Си плюс плюс все, что угодно. Протяни мне мизинец в знак примирения с потерей реальности, и я окуну его в теплый мед; ты увидишь, как чудесно засыпать обманутым, когда мои слова звучат в голове смеющимся эхом.
- Огненная река - О Чонхи - Современная проза
- Небо повсюду - Дженди Нельсон - Современная проза
- Соленый клочок суши - Джимми Баффетт - Современная проза
- Московские каникулы - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Я — это ты - Наталья Аверкиева - Современная проза
- Книга - Алекс Тарн - Современная проза
- Дневник моего отца - Урс Видмер - Современная проза
- #Стафф - Граф Лаура - Современная проза
- Средний пол - Джеффри Евгенидис - Современная проза
- Имя мое — память - Энн Брашерс - Современная проза