— Нет, товарищ старший лейтенант. У нас говорят, что выпивка затемняет мозги, и что от пьянства уже немало хозяев осталось без земли.
— Это кулацкие предрассудки, Вата. Как вы можете остаться без земли, если у вас её и так ни хрена нет?
— Это правда, товарищ старший лейтенант!
— Ещё бы не правда! Запомните, кто пьёт — тот весело живёт, а веселье — половина здоровья.
Старший лейтенант ненадолго замолчал, и явно о чём‑то раздумывал. Взволнованный кулак надеялся, что думает он о сроках его увольнения.
— Всё ясно, Вата, — вдруг сказал Перница, — И совет, который я вам бескорыстно подам, несомненно, того стоит. Внимание, товарищ, знаете ли вы, что такое онанизм или самоудовлетворение?
— Знаю, — промямлил кулак.
— И часто вы этим занимаетесь? — спросил командир.
Вата завертел головой.
— Ну вот видите, — отечески произнёс лейтенант, — и тут вы совершаете главную ошибку. Полное воздержание — источник вашего сексуального напряжения. Смотрите, Вата, вы сейчас отойдёте в укромный уголок, где будете думать о Блажене и её прелестях, и при этом сексуально удовлетворитесь. Тем самым вы достигнете душевного равновесия, и вам будет ясно, что своей девицей вы попользуетесь на гражданке. Вы меня поняли?
Кулак промямлил что‑то несвязное.
— Это, конечно, ещё не всё, — предупредил его Перница, — Потом вы пойдёте в пивную и на те деньги, которые вы приготовили на увольнение, купите бутылку рома. Принесёте её сюда и мы с вами выпьем за здоровье вашей Блажены.
— Есть! — выдавил из себя Вата жалобным голосом.
— Я вас, Вата, научу пить, — пообещал Перница, — и когда‑нибудь вы мне будет за эту школу чертовки благодарны!
Кулак потащился в пивную, и всю дорогу ругал себя скотиной, простофилей и идиотом.
— Теперь меня этот проходимец напоит, — приговаривал он, — да откуда же я знал, чтоб мне пусто было!
Но командир не был таким чудовищем, каким казался, и, в конце концов, всё закончилось к полному удовольствию Ваты. Старший лейтенант Перница опустошил бутылку сам, а сияющий кулак унёс в расположение заполненную увольнительную.
Был поздний вечер, уже пробило одиннадцать, и Душан Ясанек возвращался, полон новых впечатлений с любовного свидания. В голове его складывались любовные стихи, хоть и более высокого уровня, чем была его военная поэзия, но, однако, слишком личные, что обогатить собой страницы военных журналов. Душан Ясанек любил, был любим, и его жизнь приобретала новые доселе невиданные измерения. Надо, однако, отметить, что чем больше боготворил чувственный боец Эвичку Седланкову, тем менее его душа лежала к нашему демократическому обществу. Его покидало классовое мышление, а от этого остаётся лишь маленький шажок к полному дезертирству от великих идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
Но всё это Душан Ясанек в полной мере не осознавал. В ту минуту, когда он перескакивал через одну из лежащих перед входом в казарму досок, его ухватила за воротник шинели могучая рука. Вслед за рукой из‑за двери вынырнул целый офицер, а офицер превратился в старшего лейтенанта Перницу.
— У вас есть увольнительная, товарищ? — спросил он ехидно.
У Ясанека внутри всё упало. Откуда у него могла быть увольнительная в будний день? Теперь командир отправит его на губу, и он не увидит Эвичку Седланкову, это хрупкое, нежное создание, полное неземной красоты, неизвестно как долго.
— Конечно же, увольнительной нет, — ответил за него старший лейтенант, — Вы совершили дисциплинарный проступок, и, очевидно, оттого, что в городе вас что‑то манило, словно магнит. Что‑то, что было гораздо сильнее вас, против чего вы не могли устоять. Я прав?
Ясанек кивнул.
— Дыхните на меня, — приказал лейтенант, и когда солдат исполнил приказ, удивлённо завертел головой. — Явно это была не выпивка, — заключил он, — Таким образом, это не могло быть что‑то иное, нежели девка. Товарищ рядовой, вы ходили на блядки!
Душана Ясанека передёрнуло от отвращения. Разве можно так выражаться, когда речь идёт о прямо‑таки символе чистоты и непорочности, Эвичке Седланковой?
— Ну что, товарищ? — настаивал офицер, — Были вы на блядках или не были?
— Не был, — решительно возразил Ясанек.
— Так где вы тогда, чёрт вас дери, шлялись? — заорал Перница, — Эти две причины — единственные, которые я согласен признать, а при случае и простить. Где вы были?
— У меня было свидание со своей девушкой, — прошептал Ясанек.
Старший лейтенант рассмеялся.
— Ну вот видите, я был прав, — хлопнул он Душана по спине, — Вы ходили сексуально удовлетвориться.
Ясанек чуть не закричал от ужаса. Как он, ради всего святого, может думать, что Эвичка Седланкова согласилась бы на какое‑нибудь сексуальное развлечение? Для их огромной любви не нужны преждевременные телесные отношения, и Душан достаточно опьянён несколькими лёгкими поцелуями, которыми его одарила любимая девушка.
— Так что? Как оно прошло? — допытывался лейтенант, — Сделали ей это самое? Сколько раз?
Ясанек, бледный, как стена, не отвечал. Больше всего ему хотелось бы Перницу задушить, но для этого ему недоставало силы, смелости и полномочий.
— Мы беседовали об искусстве, — выдавил он из себя, — и декламировали друг другу стихи.
— Это мне не интересно, — ухмылялся Перница, — что было потом?
— Мы поцеловались, — покраснел Ясанек.
— А потом?
— Потом ничего, мы разошлись.
— Лжёте! — разозлился лейтенант, — Не может быть, чтобы вы были таким дураком! А если да, то я вас арестую, и устрою так, что вы до конца службы не пойдёте в увольнение!
Ясанек прислонился к стене и чувствовал, что у него на глаза наворачиваются слёзы. Его свидания с Эвичкой Седланковой под угрозой грубого вмешательства от этого пьяного извращенца. Как похожи судьбы всех влюблённых в мире!
— Вот что, — напускал страху Перница, — Я вам даю последний шанс, иначе я вызову дежурного и он вас отведёт прямиком на губу. Спрашиваю самый последний раз: что вы со своей девкой делали потом?
— Потом мы совокупились, — ответил Ясанек бесцветным голосом, в душе моля Эвичку Седланкову о прощении.
— Правильно, — похвалил его командир, — А сколько раз?
— Шесть раз, — сказал Ясанек наобум, не зная, какая цифра Перницу больше всего устроит. Похоже, он был вполне доволен.
— Ну видите, товарищ, — захрюкал он, — Вот это я и хотел услышать. Вы настоящий мужчина. С девками надо уметь обращаться, по–другому нельзя. А теперь валите в расположение, чтобы до завтра отоспаться.
С этими слова он милостиво пропустил Ясанека и снова залез за дверь, дожидаться следующего опоздавшего.
После возвращения солдат с работы были запланированы военные занятия, состоящие из боевой подготовки, теоретической подготовки или политической учёбы. Старший лейтенант Мазурек на таком плане не слишком настаивал, так что лишь лейтенант Троник иногда пытался поднять сознательность в подразделении на должный уровень. Но теперь, судя по всему, многое должно было измениться. По крайней мере, об этом свидетельствовал приказ всем прибыть в политкомнату, где сам командир роты проведёт теоретическую подготовку и расскажет о технике стрельбы.
— Вот оно, — злился Кунте, — начинается застройка.
— Мне этот Перница показался в целом толковым, — рассудил Кунте, — но всё хорошее заканчивается.
— У него свои инструкции, — твердил кулак Вата, — его тоже контролируют. Радуйтесь, что у нас он, могло бы выйти куда хуже. Возьмите в политкомнату что‑нибудь почитать, и можно будет пересидеть.
— Тебе легко говорить, — ругался Кефалин, — у меня, например, ничего почитать нет, потому что последнее чтиво у меня позавчера отобрал Тронда. Кроме того, я хочу пить.
— Я тоже хочу пить, — присоединился Мацек, — Я себя тут задерживать не позволю. Я вырос в Гостиварах…
Однако в политкомнату пошли все. Бойцы, всё ещё ворча, расселись на стулья и ждали. Вскоре вошёл старший лейтенант Перница. Сержант Марек доложил о готовности, и лейтенант привольно развалился за столом. За его спиной чернела доска, на которой он должен был изобразить траекторию пули и другие баллистические чудеса, которые ни разу не стрелявшим стройбатовцам никогда не излагались в полной мере.
Перница оглядел своих подчинённых и произнёс:«Я с вами буду говорить, как родной отец. Я должен был бы вас обучать технике стрельбы, но подобная учёба вам на хрен не нужна. Всё равно вы стрелять никогда не будете». Тут он ждал согласного смеха, который немедленно прозвучал. Затем он продолжил:«Существует не только техника стрельбы, но и, например, техника половых контактов. Вы хоть и не будете стрелять, зато будете часто совокупляться, и потому мы можем этот вопрос тщательно проработать. Что тут говорить, каждый делает это самое с женщиной по своему, а младший сержант Маргула из Валашских Клобук знал девяносто четыре способа. Я надеюсь, вы не дадите себя обставить какому‑то валаху, и поделитесь с товарищами своим опытом, который каждому из вас в будущем может пригодиться. Это было вводное слово, а теперь объявляется дискуссия!»
