бока.
– Разве вы уже не слишком взрослые, чтобы за мной шпионить? – Девушка пытается выхватить платье, но брат лишь поднимает его выше.
– Мы тройняшки, и присматривать за тобой – наша обязанность. Ты родилась после нас, а доверять эту миссию Азу мы больше не можем. С тех пор как втрескался в Нейт, у него рассудок помутился.
Тройняшки. Я ахаю. Они были тройняшками. Мне впервые становится ясно, как много общего у нас с Энолой. Мы обе потеряли всю семью, только ей приходится жить с этим гораздо дольше. Малакай – мой старший брат, которого я искренне и горячо любила. Но Энола лишилась обоих братьев, а они для нее не просто братья. Они – часть нее. Вероятно, с момента появления в материнской утробе эта троица ни на день не разлучалась, пока ее братья не примкнули к Сету. Меня охватывает безграничная жалость. Хочется обнять Энолу и утешить, но она никогда не позволит мне этого сделать.
– Не надо за мной присматривать, – тем временем ругается Энола. – Сет женат на Нефтиде, и вам прекрасно это известно. Мы просто друзья. – Ее синяя кожа заливается румянцем.
– Он относится к тебе как к подруге, – уже серьезнее говорит первый брат. – Но мы точно знаем, что ты от него без ума. Не дай использовать себя только потому, что его жена спит с Осирисом. Ничем хорошим это не кончится.
На кухню заходит пери постарше.
– Оставьте сестру в покое. Она достаточно взрослая, чтобы понимать, что правильно, а что – нет. – Мужчина подходит к кухонной стойке и наливает себе что-то попить. Энола показывает парням язык, и те, ворча, уходят.
Это, наверное, их отец, который позже превратился в демона. Видимо, все это происходило до войны против Аль-Джанна, до затопления Атлантиды и до рождения Гора. Просто поразительно.
Картинка меняется.
– Не нужно сражаться, – умоляет братьев Энола. Они выглядят старше и серьезней. Оба сидят за тем же кухонным столом, но на этот раз на них доспехи. С лиц этих мужчин пропали все юношеские черты. – Пожалуйста, – просит Энола. – Если с вами что-нибудь случится, я останусь совсем одна. Не поступайте со мной так.
– Сет – единственный шанс отца, – глухо отвечает один из братьев. – Мы не позволим ему и дальше оставаться демоном. Не позволим, пока существует вероятность, что трансформацию можно обратить.
– Но Сет не получит регалии! – надрывно кричит она. – Азраэль скорее унесет их, чем даст попасть в руки Сета. Заставьте этого бога одуматься. Нам нельзя драться друг с другом. В этой войне не будет победителей. Должен быть иной путь.
Братья переглядываются.
– Его нет. Сет испробовал все. Осирис никогда не сдастся, и если хотим спасти отца, нужно присоединиться к Сету. А ты останешься дома, слышишь?! Не вмешивайся. Это мужское дело.
Сестра смотрит на них с горечью и вместе с тем сердито.
– Мужское дело? Какие же вы придурки. Если умрете, то так вам и надо. – У нее по щекам бегут слезы.
Один из братьев треплет ее по волосам.
– На самом деле ты так не думаешь. Мы тебя любим и позаботимся о том, чтобы папа вернулся.
Несмотря на усилившийся поток слез, Энола топает ногой.
– Нет, именно так я и думаю, и никак иначе.
Парни лишь пожимают плечами и отворачиваются от нее. Они вооружены до зубов. И вот за ними хлопает входная дверь. Энола остается одна. Глаза у нее сверкают.
Ощущаю ее страх и одиночество, будто это мои собственные эмоции. Это прощание. Последние слова братьям, которых Энола в тот день потеряла.
Образы размываются, и мой дух возвращается на место. Мы смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами. Она видела то же, что и я. Оказалась там еще раз и все вспомнила. Из уголка ее глаза скатывается слезинка, а рука нащупывает перила. Я понятия не имею, что делать, поэтому просто поступаю так, как поступила бы Кимми. Игнорируя боль от прикосновения, обнимаю Энолу, пока ее тело сотрясают беззвучные рыдания. Она любила Сета. Всегда любила. Любила, когда он был женат на Нефтиде. Продолжала любить, когда он восстал против Осириса в попытке спасти обращенных. После гибели братьев постаралась возненавидеть и лелеяла в себе эту ненависть, пока бог отбывал наказание у Ра. А когда он вернулся, пери стала отчаянно цепляться за эту ненависть. Вот только это чувство, по всей видимости, начало разрушаться с каждым днем все сильнее, поскольку никогда не было настоящим. Некоторое время спустя Энола успокаивается. После чего, отстранившись от меня, разворачивается и сбегает вниз по лестнице. Впрочем, я еще не готова отпустить ее, не говоря уже о том, чтобы не обращать внимания на случившееся только что. Я попала к ней в воспоминания.
– Энола, – зову я, и она поворачивается. На кончиках пальцев пляшут синие искры.
– Только попробуй разболтать хоть слово. Это никого не касается. Это мое дело, и оно уже давно в прошлом.
– Не в прошлом, – возражаю я. – Ты сожгла мой дом просто потому, что я общалась с Сетом. От ревности ты подвергла опасности моих близких.
– Я не ревновала, просто разозлилась, – парирует она. – Это не одно и то же.
– Можешь сколько угодно себя в этом убеждать.
– Пожалуйста, Тарис. Прошу тебя. Не говори ему ничего. Никому ничего не говори. Знаю, мне надо побеседовать с Азраэлем. Пожар – не самое худшее из того, что я наделала. Я рассказала братьям, что мы заберем регалии. Думала, сумею переубедить их или остановить. Я очень боялась их потерять. Хотела предотвратить битву. Я знала, что Сет не сможет выиграть. Но не помогло. Наоборот, Сет отдал приказ атаковать нас, и убитых стало лишь еще больше. – Она судорожно стирает слезы с лица. – Осирис свинья. Отнял у Сета все и заслужил свою кару. Единственное хорошее, что за все время получилось у Осириса и Исиды, – это Гор. – Черты ее лица смягчаются при упоминании друга. – Если они с Азом узнают о моем поступке, возненавидят меня. Я этого не вынесу. Но я им расскажу. Обещаю. Они заслуживают правды. – Пери сглатывает. – Мне стоило сделать это давным-давно, но тогда я бы осталась совсем одна. Они больше никогда бы со мной не заговорили, а у меня и так никого не было.
Теперь и у меня по щекам бегут слезы. Как обычно, капли превращаются в лед, напоминая о моей ставшей невозможной любви.
– Я ничего не скажу, – обещаю я. – А Сет не в курсе, как ты к нему относишься?
Поколебавшись, Энола пожимает плечами и вздергивает подбородок.
– Один раз
