Дедушка с отцовской стороны родился на не большом, но и не маленьком хуторе в Веккельсонге, в нескольких десятках километров к северу от Тингсрюда. Семейная легенда гласит, что его дед по отцу – то есть мой прапрапрадед – начинал свой путь как беднейший железнодорожный рабочий. Но он встретил девушку, дочь судебного заседателя, и этот заседатель помог молодой паре купить хутор.
Перед церковью в Веккельсонге стоит большая фигура коровы. Это увеличенная копия деревянной игрушечной коровы, которую мой дед вырезал в молодости, в тот короткий период, когда они с братьями открыли фабрику по изготовлению игрушек. Эта корова является символом местной молочной промышленности и прародительницей той коровы, которую сейчас можно увидеть на упаковке молочных продуктов, произведенных компанией «Арла».
Из Веккельсонга мы едем дальше, в Урсхульт, расположенный в нескольких километрах к востоку. Генеалоги обнаружили, что моя отцовская линия происходит оттуда. Мы и понятия об этом не имели.
В Урсхульте нет заметных следов Эрика Бойса вроде статуй коров или настенных росписей. Зато есть краеведческий клуб, где мне дают контакты местного генеалога. Его зовут Клас Самуэльссон; он тоже оказывается нашей родней по нескольким пунктам, но не по прямой отцовской линии, а мы сейчас ищем именно ее.
Клас Самуэльссон ведет нас в красный домик, так называемый Южный хутор Фруарюд возле озера Оснен. На берегу пасутся коровы, принадлежащие нынешнему владельцу. Они щиплют траву такого зеленого цвета, какой бывает, только если коровы веками пасутся на одном и том же лугу.
В старых судебных протоколах Клас Самуэльссон отыскал сведения о нашем предке Монсе Монссоне. Монс Монссон родился где-то в середине XVII века. Поначалу был коронным крестьянином, то есть арендовал хутор у короля. В XVIII веке потомки Монссона выкупили хутор и землю.
Произведя подсчеты, я прихожу к выводу, что младший участник нашей группы – сын моего брата – представляет собой одиннадцатое поколение по прямой нисходящей линии, начало которой положил Монс Монссон.
Во времена Монса Монссона дом и постройки, конечно, скорее были серыми, чем красными, а крыша крыта не черепицей, а торфом или камышом. В остальном все выглядело почти так же, как сейчас. На лугах, спускавшихся к озеру, весной цвели яблони. С давних пор районы к югу от Оснена славятся луговыми яблонями. Некоторые производители даже получили грант от Евросоюза, чтобы и дальше выращивать яблоки этим старинным способом. С экономической точки зрения, конечно, яблоки – не слишком выгодная культура. Но здешние луга отличаются редким многообразием видов растений: море цветов, есть даже орхидеи. Природно-историческая ценность этого уникального места, кажется, выше экономической.
К сожалению, у потомков Монса Монссона жизнь сложилась не слишком радужно. Его внуку Перу Юханссону пришлось перебраться на хутор, расположенный в нескольких километрах к северу. Ни природных красот, ни водоема рядом нет. Во дворе грязно, собаки злобно лают на нас, гостей. Нас уже предупредили, что у нынешних хозяев хутора уголовное прошлое. Дела пошли наперекосяк еще у сына Пера Юханссона, жившего здесь в конце XVIII века. Возможно, виной всему был алкоголь. Священник, в обязанности которого было следить за моральным состоянием прихожан, записал однажды после посещения хутора, что означенный Юхан Перссон «забыл долг христианина». В архивах содержится упоминание о заключении его в Карлсхамнскую крепость. Юхану и его семье пришлось покинуть дом и долгое время скитаться по разным хуторам. Сын Юхана Нильс закончил свои дни в приюте для бедных в Тэвельсосе, ему было тогда 59 лет. Но именно этот Нильс стал отцом Петера Нильссона – железнодорожного рабочего, который с помощью тестя купил хутор в Веккельсонге, где родился мой дедушка Эрик Бойс.
Ни я, ни мои родственники понятия не имели о взлетах и падениях наших предков. Слегка ошарашенные, мы садимся во дворике краеведческого клуба Урсхульта, чтобы осмыслить услышанное. Наши предки жили в состоянии турбулентности, их швыряло то вверх, то вниз. Но географические координаты рода не менялись. Да, отклонения были, но не больше чем на несколько десятков километров – во всяком случае, в период с 1640-х годов, когда в Урсхульте родился Монс Монсон, и до рождения моего отца Гёрана в Тингсрюде в 1931 году.
А когда я консультируюсь с генеалогом Петером Шёлундом, который выстроил родословное древо для «Рагнара», выясняется, что наши предки по отцовской линии жили практически на одном месте последние 4000 лет.
Родословная людей с гаплогруппой R1a-Z284 имеет несколько ветвей, из которых три проступают очень отчетливо. Одна рано отклонилась от шведского западного берега в направлении Норвегии. К этой ветви относятся мужчины, которые стали викингами и плавали вдоль Атлантического побережья. Вторая ветвь протянулась в среднюю Швецию к озеру Меларен. А третья направилась на юг Швеции. Многие отпрыски этой ветви тысячелетиями жили на юге Смоландской возвышенности.
Даже опытному ДНК-генеалогу Петера Шёлунду это кажется странным, учитывая, сколько раз в ходе истории люди перебирались с места на место.
Но мне вспоминается семейная встреча в Веккельсонге, на которую я попала, когда дедушка с бабушкой, родители отца, были еще живы. Там были все дедушкины братья и сестры. И я обратила внимание, что дедушка из всей этой большой семьи был единственным, кто покинул окрестности озера Оснен. В поисках приключений он добрался до соседнего города Кальмар. А поколение спустя его дети пересекли границу провинции Смоланд и уехали в университетские города – Лунд, Стокгольм и Упсалу, учиться. А потом остались жить в Лунде, Гётеборге и Кристианстаде соответственно.
Большинство моих родственников по этой линии остались там, где родились. В этом нет ничего необычного. Иная картинка получается для родственников со стороны бабушки, матери отца.
* * *
Выше я рассказывала, как первые европейские крестьяне покинули Сирию, через Грецию пошли на Балканы и дальше – в Центральную и Северную Европу. Я показала, как расселение людей с теми же мутациями митохондриальной ДНК, что и у моей бабушки с отцовской стороны, наглядно отражает их миграционные пути.
Мне было очень приятно, когда данные о ДНК нескольких земледельцев каменного века, живших в Вестергётланде, опубликовали в журнале Science; взгляды всего мира обратились на этих древних крестьян. Останки обнаружили всего в нескольких десятках километров от Фальчёпинга, где в XVIII веке жила прародительница моей
