думаю только одно, — холодно сказала Анна, — эту женщину просто уволили, в то время как должны были арестовать и осудить на долгий срок.
Я вспомнила день, когда Маргарет отстранили от работы. Кто-то из посетителей заметил у детей синяки и сообщил об этом в инспекцию. Маргарет немедленно уволили, и кошмар закончился за одну ночь, лопнул, как пузырь. Я не забуду глаза детей. Они смотрели на мир так, как будто обнаружили солнце после долгих лет, проведенных под землей. У всех были унылые лица и потускневшие глаза людей, которые давно не видели дневной свет и даже перестали верить в его существование. Но некоторые кошмары, оказывается, могут заканчиваться.
— И я сомневаюсь, что в «Санникрик Хоуме» когда-нибудь проводились проверки.
Проверки были, но редкие и поверхностные.
— Как это возможно, чтобы за все время никто ничего не заметил? — сердито продолжала Анна.
Потому что Она оставляла синяки там, где их не видно. В этом миссис Стокер знала толк. Она умела превращать нас в бессловесных сломанных кукол.
А между тем мир забыл о нас, доверив женщине, которая стала хозяйкой наших ночных кошмаров. Похожим образом поступают со сломанными вещами: их убирают в чулан, подальше с глаз. Мы были одинокие, проблемные, ничьи — детишки с изъянами. Непонятно, куда таких девать. Иногда я задавалась вопросом, что было бы, если я оказалась не в Склепе, а в другом приюте, безопасном, стоявшем не на тупиковой улице, без кроватей в подвале. И без Нее.
— Интересно, как ей удалось продержаться столько лет? — ледяным тоном произнесла Анна. — И как ваша инспекция умудрилась ничего не увидеть, не понять?..
— Анна… — Я положила руку ей на плечо, покачала головой и посмотрела на нее с мольбой. Зря она набросилась на эту женщину. Она не виновата, что Маргарет — чудовище. В этом никто не виноват. Кто-то должен был нас защитить, услышать и понять — это правда, но прошлое не изменить, а копаться в нем больно.
больше не хотела злиться и ненавидеть. В этом разговоре не было смысла, он только лишний
раз напоминал мне, сколько негативных эмоций я испытала в детстве…
— Моя работа — проконтролировать процедуру усыновления. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы все прошло наилучшим образом, — с искренней решимостью сказала женщина. — Я так же, как и вы, хочу, чтобы у Ники и Ригеля была семья, мирная жизнь и стабильное будущее.
Анна кивнула, и мы вдвоем проводили гостью до двери.
— Всего доброго! — сказала инспектор и открыла дверь. В этот момент с улицы влетел Клаус. От неожиданности женщина попятилась и наткнулась на Анну, выбив у нее из-под мышки папки.
Бумаги разлетелись по всему коридору.
Я стала помогать собирать листы и обратила внимание на один из них, с фотографией Ригеля. Глаза сами собой пробежались по тексту и зацепились за несколько слов: «симптомы», «апатия», «отторжение», «одиночество» и…
— Ника, спасибо. — Анна взяла у меня листы и положила их обратно в папку. Я смотрела на Анну, но видела ее как в тумане и даже не ответила «пожалуйста». Слова из бумажки крутились у меня в голове.
Апатия. Отторжение. Одиночество… Симптомы?
О симптомах какой болезни шла речь? И почему в папке Ригеля так много страниц? В голове у меня проносилось так много разных мыслей, что я не могла думать. В этой папке как будто хранились фрагменты жизни Ригеля, и каждый листок, казалось, был частью его тайны.
Смогу ли я когда-нибудь «прочитать» его душу?
Чуть позже в тот день меня навестила Аделина.
Я открыла ей дверь, и она робко вошла. Я не могла поверить, что это она и я веду ее по дому Миллиганов.
Мы вошли в гостиную. Я чувствовала себя неловко, а ее глаза смотрели на меня с прежней теплотой.
— Хочешь чаю? Анна только что заварила вкусный чай, — пробормотала я, заламывая руки. — Я помню… ну… раньше ты его очень любила. Если хочешь, я могу… — Я не договорила, потому что Аделина вдруг обняла меня, и я погрузилась в ее тепло, чувствуя, как ее руки сжимают мои плечи. Горячая волна прокатилась по телу. Сразу вспомнились наши вечера, проведенные в обнимку, нахлынула ностальгия. В этот момент я поняла, как мне не хватало Аделины все это время. Она была частью меня, мы всегда дополняли друг друга.
— Не ожидала, что найду тебя здесь, — прошептала она дрожащим голосом.
Как же я по ней соскучилась! В моем сердечном механизме только что встал на место недостающий винтик. В день, когда Аделину перевели в другое учреждение, в моем мире погас последний лучик света.
— Как ты выросла!
Аделина убрала волосы с моего лица, чтобы получше меня разглядеть. Я могла бы сказать ей то же самое. Она стала молодой женщиной. В мыслях я не рисовала ее такой взрослой, ведь Аделина всего на пару лет старше меня. И все же это ее улыбка, ее глаза, ее белокурые волосы, ее мягкий успокаивающий голос… Мне хотелось разрыдаться.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, — ответила я, еле сдерживая слезы.
Я усадила ее на диван и сходила на кухню за чаем. — Я не знала, что ты выбралась из Склепа.
Рука Аделины взяла мою. Она оглядела гостиную.
— Здесь так красиво! Этот дом просто создан для тебя. Миллиганы кажутся очень хорошими людьми.
— А ты? — с тревогой спросила я. — Ты живешь в семье? Где-то здесь, поблизости?
Улыбка исчезла с лица Аделины.
— Нет, я все еще там, — тихо сказала она, — в приюте, куда меня перевели. Я уже совершеннолетняя, так что пора оттуда уходить, но… у меня нет работы. Я часто выбираюсь в город и ищу что-нибудь для себя… Книжный магазинчик, в котором я работала, в прошлом месяце закрылся…
Сердце сжалось от досады. И я невольно подумала, что мне в отличие от Аделины повезло, мой случай исключительный, и стало вдруг неловко за себя.
— Аделина, я…
— Все в порядке, — перебила она меня, — совершенно нормальная ситуация. Скоро найду чтонибудь, не переживай.
Она улыбнулась мне, а затем посмотрела на Клауса, который сидел у дивана.
— Я слышала о детективе. Ты как, в порядке?
— Анна считает, что мне следует с кем-нибудь об этом поговорить, — помолчав, призналась я, — думает, мне станет легче.
— Мне
