для меня приветствовать вас на вверенной мне территории, в краю забайкальского казачества! – отрапортовал Семенов.
Царь еще раз кивнул.
– Прошу к столу! – Унгерн, как умел, играл роль гостеприимного хозяина.
На обеде присутствовали также заместитель командира дивизии полковник Резухин и три офицера. Романовы сели по одну сторону стола, офицеры – по другую. Оправившись от первого шока, Семенов шепнул на ухо Унгерну:
– Где Рейли?
– Думаю, он уже в твоем вагоне.
– Прикажи доставить его сюда.
– Не уверен, что он сможет сидеть.
Семенов все понял и тут же забыл о Рейли. Он, атаман Семенов, а еще год назад никому не известный войсковой старшина, сидел за столом напротив императора Николая Второго, виденного им раньше только на портретах.
Семенов встал и поднял рюмку:
– За здоровье вашего императорского величества и ваших императорских высочеств! Забайкальское казачество всегда было опорой трона, и теперь, в эти смутные времена, мы стоим за монархию. Многие лета вашему величеству!
– Спасибо, атаман, – сказал Николай негромко и сделал глоток шампанского.
Великие княжны тоже пригубили и едва притронулись к еде. Обед прошел в молчании, прерываемом только тостами Семенова, становившимися все длиннее и извилистей.
После обеда царь, Унгерн и Семенов перешли в кабинет. Подали коньяк и сладости. Семенов и Унгерн рассказывали о своей любви и преданности монархии, которой уже не было, и о своей вере в монархию, которая будет.
– Только монархи способны сохранить правду, добро, честь и обычаи, попираемые проходимцами-революционерами, – говорил Унгерн. – Только они могут охранять религию и возвысить веру на земле.
– Мы видим свою задачу в восстановлении монархии здесь, в Забайкалье! Есть силы, способные объединить Бурятию, Баргу и Внешнюю Монголию в единое государство – Великую Монголию, – говорил Семенов. – И разумеется, это будет монархия.
Николай с удовольствием пил коньяк, затягивался папиросой, посматривал заинтересованно то на одного энтузиаста, то на другого. Спросил как бы серьезно:
– Монгольская монархия? И кто же будет хан?
Унгерн и Семенов переглянулись.
– Мы думали предложить вам, вашему величеству то есть … престол – сказал Семенов.
– Хан всея Монголии, Барги и Бурятии? – переспросил Николай вроде бы совсем-совсем серьезно, только у глаз собрались насмешливые морщинки.
– Э-э-э … насчет титула мы еще не думали …
– Великая Монголия – государство, способное стать преградой на пути красных орд в Восточную Азию, – сказал Унгерн. – А титул … Титул найдется, ваше величество. Но Великая Монголия – это только начало. Мы пойдем дальше! На запад! Желтолицые конники сметут красную орду и разрушат прогнившую Европу. Только кровью можно смыть грех европейского либерализма, породившего коммунизм!
– Что же, всю Европу до основания? – Николай с удовольствием сделал глоток коньяку.
– Совершенно! Европейская цивилизация зашла в тупик.
Но Семенову явно претил вселенский масштаб планов барона.
– Ну, все же нашей первейшей задачей является создание монархии здесь, в Забайкалье, а там посмотрим …
Наконец атаман откланялся, пригласив Николая в скором времени быть его гостем в Чите.
Когда Семенов вошел в свой вагон, Рейли лежал на диване лицом вниз. Сквозь рубаху и брюки проступали пятна крови. Его выпороли. Лицо бугрилось багрово-синей маской.
Из записок мичмана Анненкова
15 ноября 1918 года
Караульный обыскал меня и открыл камеру.
– Попросился к Унгерну на службу, – сказал я, дождавшись, пока за мной закроется дверь.
Сверху и сбоку двухъярусных нар высунулись головы. Камера была на четверых, с нарами, сколоченными из грубых досок. Я занимал нижнее место.
– И что? Тебя можно поздравить? – спросил Лиховский.
– Пока нет.
Они отвернулись.
– Разве помешает, если я освобожусь и получу оружие?
Похоже, такая возможность никому до сих пор не приходила в голову.
– Почему бы нам всем не поступить в дивизию? – фантазировал я.
– А Государя выдвинем в завхозы или в коменданты, – сказал Бреннер.
– Тебе, похоже, понравилось в каждой банде своим становиться, – ухмыльнулся в усы Каракоев.
– Прикидываться, – поправил я его. – Прикидываться своим … А что, это нам повредило у коммунаров?
Никто мне не ответил.
Мои друзья меня третировали. Я чувствовал это в каждом слове, взгляде. Чем больше я делал для Семьи и для всех нас, тем явственней мушкетеры отдалялись от меня. Это была какая-то странная ревность к той решающей роли, которую я сыграл уже в нескольких критических ситуациях.
Разумеется, если бы мушкетеры не приехали верхами к клубу и не привели с собой еще двух лошадей как раз в тот момент, когда туда добрались Государь и я, мы не смогли бы так эффектно явиться перед Унгерном. Но ведь идея была моя! Это я дрожащими руками наклеивал бороду и усы Государю, когда там, на площади, счет шел на минуты. А они орали, что я сошел с ума, что я убиваю Княжон. Это я потребовал, чтобы Государь надел новый мундир. Это я умолил их взять знамена, построиться и следовать за Государем, как на параде. И эта мистерия, задуманная бедным Пожаровым, но поставленная мною, нас всех спасла – ну, кроме доктора Боткина. Государь потребовал похоронить доктора там же, у церкви. А повара, Ивана Михайловича нашего, так и не нашли, ни живого, ни мертвого. Надеюсь, он бежал …
Друзья не простили мне нашего спасения. Оказывается, так бывает.
– Сегодня приезжал Семенов. Барон показывал ему Государя. Они говорили о новом государстве, какой-то Панмонголии, где Государь может быть провозглашен монархом.
Все трое снова подняли головы и посмотрели на меня.
– Панмонголия – это что еще за хрень? – спросил Каракоев.
О том, что Семенов уговаривал Унгерна нас уничтожить, я друзьям не сказал. Какой смысл?
Ноябрь 1918 года
Даурия
Две недели под арестом четверка спорила, как вырвать семью из этого нового плена. И хотя между царем и бароном как будто был заключен союз, все же это был плен.
В голове барона варилась адская смесь из статей кавалерийского устава, паназиатских теорий, буддийских верований и сказаний о рыцарском прошлом его рода. Легенды о безумствах генерала Унгерна впечатляли даже на фоне всех дикостей Гражданской войны, творимых и белыми, и красными.
Уже через пару дней после визита Семенова газеты во Владивостоке, Чите и Омске растиражировали весть о Романовых, нашедших убежище на станции Даурия. Видимо, утечка произошла из окружения Семенова, а может, и из дивизии Унгерна. И хотя новость эта обросла множеством фантастических подробностей, теперь вся Россия знала, где искать царя. Это была катастрофа. Николай так и сказал барону, но тот лишь пожал плечами: Романовы у него в полной безопасности. Николай, однако, так не думал.
Семенов слал в Даурию телеграммы с требованием
