«Находясь на учении, генерал Хрюкин ехал в штаб на автомашине. Неожиданно на дороге показалась группа женщин. Водитель уже не успевал предотвратить несчастье. Мгновенно оценив обстановку Тимофей Тимофеевич решительно взялся за руль автомашины и направил ее в кювет, чтобы избежать столкновения и спасти людей. Врачи спасли жизнь генерала, проделав сложнейшую операцию, могучий организм, казалось, справнлся с тяжелой травмой. Но это была только временная отсрочка. 19 июля 1953 года Тимофей Тимофеевич умер, гак и оставшись навсегда в памяти народной самым молодым авиационным генералом, который благодаря своему таланту достиг вершин руководящей деятельности в советских Военно — Воздушных Силах».
… Когда Федор Кондратьевич рассказывал мне о Хрюкине, я видел, что он напрягает свою память, чтобы не забыть какое‑нибудь значительное событие. Он иногда даже возвращался к уже сказанному, допогняя его деталями и
именами, но как всегда бывает в таких случаях — что‑то упустил из виду: вернул меня от самой калитки.
— Совсем забыл про крутую нашу гору. Есть у нас за теперешней первой бригадой большая крутая гора. С нее верст на двадцать, а то и больше видно окрест. Под ней внизу плавни идут до самой Стародеревянковской, вечерами даже огни Каневской видны с этой горы. В годы нашего детства по ее склону густые травы росли, особенно много чебреца было. Мы старикам к троице трав там набирали, играли, кувыркались. Туда и парни с девчатами на вечеринки ходили с гармонями. Мы с Тимофеем там иногда и овец пасли… Ох, как он любил с крутого обрыва прыгать! У меня дух захватывало, а он только посмеивался. Надо, говорит, сначала без парашюта научиться прыгать… Еще тогда мечга у него была — летать и на парашюте спускаться с неба…
ТАЙНА ДВУХ МЕДАЛЬОНОВ
Они лежали в Кубанской земле рядом — сын Башкирии и сын Грузии. Родственники и близкие считали их без вести пропавшими, ибо те, кто хоронил их, не успели отыскать в их одежде солдатские медальоны и сохранить имена погибших… Ведь под Сопкой Героев бои были похожи на ад кромешный — не оставалось и пяди земли без огня и металла.
Но вот этот клочок земли, где лежали породненные кровью сыны двух пародов, взбудоражили экскаваторы, копавшие трассу для орошения, и потревожили останки солдат…
Это случилось весной 1976 года за хутором Мелиховом, в колхозе «Сопка Героев», незадолго до Дня Победы. Бережно собирая останки, колхозники обнаружили два медальона. На истлевших крошечных листках, извлеченных из медальонов, ничего нельзя было прочесть — настолько выцвели следы букв, написанных когда‑то химическим карандашом.
Было решено перезахоронить останки солдат перед Днем Победы — 8 мая.
Вместе с участниками боев на сопке: журналистом Дмитрием Поповичем, писателем Павлом Иншаковым и поэтом Иваном Беляковым я присутствовал на торжественном перезахоронении. Это было впечатляющее событие в жизни хутора. Ветераны войны несли гроб, за ними медленно шли солдаты почетного караула с винтовками на плече…
Огромная толпа колхозников хутора Мелихова окружила свежевырытую могилу перед клубом, где уже была братская могила, и стоял обелиск. Был салют ружейными залпами, были слезы женщин, у которых где‑то тоже безвестными лежат в земле отцы и братья, и именно эти слезы долго не давали мне покоя: неужели никак нельзя прочесть имена и адреса погибших?
Попросил секретаря парткома колхоза Семена Григорьевича Полтавченко отдать мне с условием обязательного возврата медальоны, которые теперь были предназначены для колхозного музея воинской славы. Полтавченко передал мне эти маленькие баллончики — медальоны, и я в тот же день, вернувшись домой, мобилизовал все свои запасы увеличительных стекол и луп для того, чтобы установить хоть самые приблизительные слова — ориентиры для догадок и опознания адресов и имен.
Один из баллончшеов был, видимо, плотнее закрыт — на двух одинаково заполненных листках сохранилось больше следов букв. По черточке на одном листке и по продолжению той же буквы на другом удалось составить несколько предположительных слов.
«Чишмы» — да ведь это Башкирия! В графе «фамилия»
— Юмашев. Имя и отчество — Закарня Гакрамович?
Немедленно послал письмо в чишминскую райгазету. Сотрудники газеты отнеслись к нему внимательно, опубликовали обращение к красным следопытам и ко всем чишмии- цам с просьбой включиться в поиск родственников Юмашева, которым, конечно, не безразлична судьба солдата.
Вскоре я получил из Башкирии письмо: сестра Юмашева — Зулейха Гакрамовна сообщала, что Закария Гакрамович ее брат, он работал бригадиром в колхозе, сельчане помнят его чутким, добрым человеком. Она учительница — пенсионерка, живет в доме, где родился, вырос и оттуда ушел па фронт ее брат Закарня. Жива и вторая его сестра — Фаг- хия, а дочь солдата — Лира живет в Уфе, имеет четырех детей.
Зулейха Гакрамовна горячо благодарила колхозников и руководителей колхоза «Сопка Героев» за то, что чтут память ее брата.
А еще через несколько дней пришло взволнованное письмо дочери Юмашева — Лиры Закарневны.
«Сестра Лилия и брат Риф скончались в тяжелые послевоенные годы, — писала она. — До войны редко кто имел дома фотокарточки, потому я теперь очень смутно помню отца. Мне очень хочется посетить Сопку Героев, взять горсть земли с могилы отца, той земли, за которую он отдал жизнь. Эта земля будет напоминать мне о нем…»
Второй медальон отнял у меня куда больше времени, но теперь вдохновленный благодарными письмами из Башкирии, я решил не отступать перед трудностью поиска. Только тогда, когда убедился, что все мои ухищрения с увеличительными стеклами и подсвечиванием бумаги с обратной стороны никаких результатов не дают, только тогда решил побеспокоить криминалистов, загруженных неотложной оперативной работой. Обратился к работнику МВД, живущему в одном доме со мной, Федору Мироновичу Баранову с просьбой показать истлевший листок из медальона своим криминалистам. Может быть, у них найдутся средства для проявления написанного тридцать с лишним лет назад?
Федор Миронович осмотрел листок, покачал головой: мол всякое повидал в своей практике, но таких неуловимых признаков для опознания, пожалуй, еще не встречал. Но медальон взял, предупредив, что на скорый результат рассчитывать не следует.
И тут я не могу не высказать самой теплой благодарности старшему эксперту управления внутренних дел Краснодарского крайисполкома Олые Савельевой, которая, поняв необычную ответственность перед памятью погибших, с упорной настойчивостью многие дни «колдовала» над загадочными пустотами в графах: «фамилия», «имя», «отчество».
И даже этой волшебнице, вооруженной всевидящей химией не удалось прочесть всех граф. Но в справке эксперта я все же прочел фамилию, год рождения, приблизительное название района Грузии и еще приписку Савельевой: она предполагала, что район скорее всего Амбролаурский, неподалеку от Кутаиси.
Написал в Амбролаурский райком КПСС, попросил организовать поиски. Ответ получил уже из военкомата, в котором сообщалось, что по основным данным погибший — Кибабидзе Мина Виссарионович из села Жошха. (Савельева предполагала — Жатха), что живы его два сына, три дочери и жена Веричка Спиридоновна. Почти следом пришло и
письмо от одной из дочерей — Нуши Минаевны Кибабидзе- Тварадзе, проживающей в Кутайси: «Мы ничего не знали об отце, спасибо, что потрудились в розысках. Нас пятеро детей, все мы живем в Кутаиси. Ждем возможности побывать на могиле нашего отца».
… Много слез пролила Веричка Спиридоновна на землю, в которой лежал прах ее мужа. Ведь казалось выплакала всё бессонными ночами за тридцать четыре года, а тут… Любимый муж, дорогой отец, совсем молодой дедушка смотрел из вороха живых цветов на свое многочисленное семейство. Их окружали русские женщины — матери, многие плакали вместе с ними.
Потом семья Кибабидзе пошла на Сопку Героев, где к поднебесью вознесли кубанцы величественную бетонную фигуру солдата — победителя с автоматом в руке. У вечного огня сопровождавший их Семен Полтавченко рассказал, как сюда, на сопку, со всей округи в дин свадеб съезжаются молодожены, чтобы дать священную клятву верности долгу перед семьей и Родиной. И каждый год девятого мая съезжаются сюда со всей страны ветераны, участники здешних боев, многие привозят с собой молодые деревца и сажают по склонам сопки.
Сколько таких многонациональных садов растет на русской земле, политой кровью многих народов!
ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
После войны почти в каждом сельском доме лежала в сундуке или комоде похоронка, а на стене, на самом видном месте, а то и возле образов висели портреты убиенных — в черной рамочке или с черной ленточкой.
