— Эй ты, сыворотка из‑под простокваши! — наконец тяжело сползают с языка Подзорова шершавые, как наждачная бумага, слова. — Долго будешь в носу ковыряться?
Бугорков вскочил. На ходу засучивая рукава, двинулся на Подзорова.
— Отставить! — прикрикнул Берестов.
Тормозя каблуками на осыпях бруствера, Бугорков свернул в сторону, пригрозил Подзорову:
— Скажи спасибо лейтенанту! А то бы я из тебя отбивную сделал.
— Вот так малявка! — глядя на Бугоркова, удивился Стахов.
Курсанты засмеялись.
— Перекур! — объявил Берестов. Но не успел он опуститься на бруствер, как Стахов прошептал:
— Товарищ лейтенант, полковник Сытников со свитой
к нам.
Берестов торопливо одернул на себе гимнастерку, крикнул:
— Взвод, встать! Сми — р-р — на!
— Вольно, лейтенант! — недовольно сказал полковник. — Вы бы еще номер части на всю степь прокричали. Здесь фронт, а не училище.
— Ему можно и простить. Первый раз в таком звании с вами встречается, — вступился за Берестова майор Лабазов. — Первый блин, так сказать.
— Нет, уж извините, Иван Дмитриевич, — обернулся к майору Сытников. — Пословица про первый блин не для фронта. В бою малейший просчет оплачивается кровью. — И перевел взгляд на Берестова: — Ясно?
— Так точно, товарищ полковник! — опять гаркнул Берестов.
— Ну вот… — поморщился Сытников и, выискав глазами лейтенанта Крышку, прибавил: — Ваша школа.
Лейтенант выступил вперед, наклонил голову и тут же выпрямился. На его губах скользнула сочувствующая улыбка.
Как‑то на тактических занятиях у подножья Ташкалы сержант Берестов докладывал полковнику, чем занимается его отделение.
— Вы что, не завтракали — еле голос тянете, — заметил тогда начальник училища и с улыбкой добавил: — Придется дать указание, чтобы вам увеличили порцию каши.
Иван набрал полные легкие и прокричал:
— Первое отделение пулеметного взвода занимается материальной частью оружия.
— Так и докладывайте. А то я туговат на ухо.
Вспомнив об этом, Берестов проговорил:
— Вы же, товарищ полковник, говорили, что плохо слышите.
— Не лишен… — примирительно улыбнулся Сытников. — Это неплохо, когда перед боем шутят. Вот только имеет ли он на это право? Сейчас посмотрим…
Проходя вдоль свежевырытого, но еще незаконченного хода сообщения, спросил, обращаясь к Берестову:
— Сами пришли к такому решению? Или было приказание вывести в тыл скрытые пути отхода?
— Не для отхода, — уточнил Берестов, — а чтобы подносить боеприпасы. И для эвакуации раненых. Исправляю недоработку саперов.
— Это уже наша с вами школа. Наша, — не без удовольствия подчеркнул полковник, взглянув поочередно на майора Лабазова и на лейтенанта Крышку. Вдруг он вздохнул и огорченно добавил: — А вот лейтенант Карев вместо развития оборонительных сооружений… Гауптвахту предусмотрел!
Лейтенанта Карева прислали вместо ушедшего на повышение командира второго взвода. Высокий, щеголевато подтянутый, с черными усиками, он при знакомстве так стиснул руку Берестова, что тот поморщился. Карев даже на марше не оставлял своих физических упражнений. Целыми днями мял в руках резиновый мячик. В первый же день знакомства Берестов узнал о нем почти все. Карев военного училища не оканчивал. Да и школу он бросил еще в седьмом классе.
— Я до всего дошел не по книгам, а собственной головой. Вот этим черепком, — стучал он себя по лбу.
— Это ж надо: в окопах — гауптвахта… — как бы в продолжение своих мыслей проговорил полковник:
Он оглядел сектор обстрела.
— Что это у вас там за вешки торчат?
— Это вроде ложного прохода в минном поле. Хочу завлечь противника в полосу своего огня, — пояснил Берестов.
Полковник усмехнулся.
— Всегда предполагайте в противнике умного человека. Окажется дурак — не страшно. Хуже, если наоборот. Так что уберите свои вешки. Они не противника заманят, а покажут к вам дорогу.
Командир поднес к глазам бинокль, посмотрел в степь.
Фронт еще далеко, где‑то за станицей Котельниково.
Сытников обронил:
— Здесь тоже можно будет сделать вылазку.
Отошел подольше от дота, остановился на краю противотанкового рва, подозвал Берестова и, указав взглядом на девушку, стоявшую вместе с сопровождающими офицерами, вполголоса сказал:
— Запомните ее.
Ивану не трудно было ее запомнить. Девушка почему- то все время стояла к нему спиной. И несмотря на это, он все же узнал ее, как‑никак два раза с нею раньше встречался, да и наслышан о ней был немало.
Лейтенант Валентина Левина командовала взводом конной разведки. Первый раз Иван встретился с ней, когда был еще курсантом.
…Левина вынырнула из‑за склона горы. В легких хромовых сапогах, в короткой, выше колен, синей диагоналевой юбке, в хорошо подогнанной гимнастерке, она шла прямиком. Заметив на ее рукавах золотые шевроны и красные кубари в петлицах, Иван козырнул.
Левина вдруг остановилась и посмотрела на Ивана, на его курсантские петлицы. С облупившимся на ветру кончиком носа, она походила на мальчишку.
«Вот такая и Таня», — отозвалось тогда у него в сердце. Валентина постояла против Ивана и, не ответив на его приветствие, как‑то уж очень решительно повернулась и ушла.
Второй раз Иван увидел Левину вчера ночью в колхозном правлении, куда созывал офицеров командир батальона.
— Валентина Алексеевна, — окликнул ее полковник Сытников, — переговорите с лейтенантом Берестовым.
— Лейтенант Левина, — сухо представилась девушка.
— Лейтенант Берестов, — так же холодно козырнул ей
Иван.
Валентина оглянулась и, выждав, когда их оставят одних, протянула Ивану руку. Иван смутился. Пожимая ее мягкую ладонь (и как только она такой нежной рукой удерживает поводья коня?), Иван назвал свое имя.
— А ведь вы мой земляк, — сказала Валентина. — Я тоже с Кубани.
— Казачка?! — обрадовался Иван.
— Мы с вами оба из станицы Старокорсунской. Я, собственно, вот дня чего осталась: возможно, случится так, что я буду возвращаться из разведки на вашем участке. И чтобы
ночью меня не подстрелили, как куропатку, пожалуйста, запомните мой голос.
— И только? — вырвалось у Ивана.
— И только, — улыбнулась Валя. — До встречи.
Она вскинула руку к пилотке и ушла догонять полковника.
Иван наклонился, сломал сухой стебелек полыни и, растирая между пальцами горьковатый пушок, смотрел ей вслед.
Беззащитной шла она по краю противотанкового рва. Вспугнутый коршун тяжело поднялся с соседнего кургана и, взмыв к небу, расстаял в сухом пламени дня.
Вечером Иван увидел Карева.
Карев вышагивал налегке. За ним устало тащился курсант, нагруженный двумя винтовками и объемистым вещмешком.
— Здорово, дружище! — лейтенант стиснул руку Ивана и сказал курсанту: — Привал.
— Что все это значит? — Иван показал взглядом на навьюченного курсанта.
— Перебираюсь. Буду твоим соседом слева. — Карев опустился на бруствер. — Был справа, теперь — слева. Ближе к сердцу. Двинули меня на укрепление еще не существующего взвода.
— То есть?
— А то, что нет еще там никакого взвода. Перебрасывают в пустой дот. Говорят, скоро должна подойти с тыла ка- кая‑то дивизия. Ну а там, видишь ли, недостает офицеров. Вот меня, значит, на укрепление туда, как самого требовательного…
Курсант снял вещмешок, бережно положил на него одну винтовку, другую приставил к ноге, выпрямился и обратился к Кареву:
— Разрешите отлучиться на пять минут?
— Куда? — строго сдвинул брови Карев.
— Навестить земляков. Они здесь, в доте лейтенанта Берестова.
— А — а… А я думал, в туалет. У меня, брат, на этот счет строго. Все по расписанию… — Обернулся к курсанту, разрешил: — Идите! — Проводив его нахмуренно — подозрительным взглядом, вдруг улыбнулся каКОй‑то своей мысли. — А ты
знаешь, какая краля сегодня передо мной появилась… — Карев от удовольствия даже прищелкнул языком.
— И просила запомнить свой голос? — насторожился
Иван.
— Не только голос… Фигурка у нее, я тебе скажу…
Со стороны противника, из‑за подожженных вечерней зарей туч, вынырнул немецкий самолет — разведчик. Он летел так низко, что можно было различить головы летчиков.
На рокот мотора выскочил Бугорков:
— До чего же обнаглели!
И вскинул к плечу винтовку.
Не успел Иван крикнуть «отставить!», как хлестнул выстрел. Трассирующая пуля пролетела перед самым носом «рамы». Самолет взвыл, сделал горку, пролетел вдоль фронта, развернулся над селом и улетел.
— Как можно! — возмутился Карев.
— Вы о чем? — не понял Берестов.
— Как можно стрелять без приказа?
