Ирина МИХАЙЛОВСКАЯ*
АПРЕЛЬ
Весенней кисти акварель, —Сквозистый, бледно-васильковый,Опять по-старому, но новый,Идет по воздуху апрель. Капель и птичьи голоса На разных нотах переклички, И кокон почек, по привычке, Раскрыл зеленые глаза.Опять апрель под облаками!Звенит и снова замирает, —Лады весны перебираетАпрель воздушными руками. Лицом к лицу поставив цель — Поднять на нови зеленя, Спеша, волнуясь и звеня, Идет по воздуху апрель!
«Скит». IV. 1937
РАДУГА
Весною снится наяву,И сон набрасывает зыбкийВоздушный мост на синеву;Узор ложится на канву,И правдой кажутся ошибки… Тогда отчетливее трель Вверху, над гнездами, над крышей, И говорливая капель. Какую выдумал апрель, То звонко падает, то тише.Пускай рассчитаны года,Отмерен воздух для дыханья,И пусть исчезнут навсегда,Как сон, ведущий в «никуда»,Капель и птичье щебетанье. Но эхо кроется в кустах, И у корней — живая влага; А синь — как озеро чиста, И в синеве — дуга моста, Как лента радужного флага!
«Скит». IV. 1937
«Часов не ведает счастливый…»
Часов не ведает счастливый,Счастливые грозы не ждут…Предвестник бурь нетерпеливый —Метался ветер там и тут. По сторонам — стога и жниво. Вдали — темнело, рокоча. В молчаньи шли, — неторопливо, — И пело счастье у плеча.А помнишь ли, какою страннойБыла, в скрещении дорог,Печаль мадонны деревяннойС венком увянувшим у ног? Над нами не было тревоги, — Менялась в золото латунь, — И вот ударил в пыль дороги Слезой набухшею июнь…
«Сок солнечный струится долу…»
Сок солнечный струится долу,А долу — холод — счастье спит.Белесоватый, млечно-голыйХранит безмолвие зенит. Напрасно златорунным кладом Пленится сердце — счастья нет. Вот — тень уродливая рядом, Лучам шагающая вслед.Беспечно розовою пенойЗарделась облачная рябь.Свод солнечный чреват изменой,Скрывая марево и хлябь. Беспечность… Вот она, над нами!.. Завет евангельский храня, Как голубь спит, — своими снами Благословив дыханье дня.Я слушаю тебя, июнь,Твой голос в зелени каштана.Который? — Кажется, не юн…Июня огненная рана! Медвяным ветром у окна… Вниманье ветра мимолетно. Колышет синие полотна Немого свода глубина.Сквозь сеть трепещущих листовУпали палевые блики.На лицемерный мир двуликий —Июня шелковый покров! Темнеет синь над головой… …Какая тяжесть равнодушья! Какое собрано удушье В июньский воздух грозовой!
ОБЛАКА
В ароматическом пухуСгорает лето. Наверху —Сквозная синяя завеса,И клубы снежной белизныВ задумчивость погружены,Прислушиваясь к песне леса. Летучий облачный дымок, Как призрак легок и далек. От снежной оторвавшись стаи. Спешит догнать ее. Высокое избрав жилье, И — незаметно тает.Все только призраки, все миф…А солнце льет мифическое злато,Поверить призракам уговорив, —Земной бескрылости крылатой.
Июнь 1938
Мария ТОЛСТАЯ**
ПРОЛОГ
На небе прозрачными руками,Сны со звездами перемешав,Ночь идет, окутанная снами,Слушать рост и тайный шорох трав.
Слушать ветер зыбкий и тревожный.Плеск и бормотанье зябких вод:— Здесь не мешкай, путник осторожный…И в ответ им полночь где-то бьет.
Тусклый месяц изогнулся рогом,Сумрак полон топота копыт.Тень за тенью по пустым дорогам,Распластавшись в воздухе, летит.
Сумрак полон вещих волхвований,Вздохов, содроганий роковых.Конских грив, безумных нареканийИ последних судорог земных…
Тянет тлением от каждого оврага.Пахнет адом каждый Божий сад.И врага не знает — скользкой шпагойВ этот час заколотый солдат.
Лорелеи косы распускают,Голос бездны сладок и высок.И над кладом медленно сияютЧерный Рейн и золотой песок.
А над дальним Брокеном смятенье,Пир горой, и в пламени гора,За которой пляшут в исступленьиВ древних рощах гномы до утра.
И над всеми — с мертвыми глазамиСерый призрак, гибель на скале.…Сеет ночь усталыми рукамиПравды и неправды на земле…
«Журчанье первых пчел…»
Журчанье первых пчелИ цвет акаций белый,И беглый из ветвейСквозной горячий свет…Но улица мертвей,Чем улей опустелый,Чем тот, кто не пришел,Кого на свете нет.
Такая духотаИ тишина такая,Что больше нечем житьИ невозможно лгать.Дневная суетаОбычно городскаяВсе ж легче, может быть,Чем эта тишь да гладь.
Чем этот тусклый серпИ узкого костелаПостылый силуэтНад каменной тщетой,Чем тени этих верб,Худых и полуголых,Скользящих в сумрак летСквозь хриплый голос твой.
Как долго ты тогдаЖдала и все гадала.Придет иль не придет,Волнуясь и смеясь.Как долго шли года,Как страшно ты устала…Потом, в какой-то год,В какой-то грустный час…
И вот навек однаНа темном перекрестке —Что вспомнить можешь тыИз горестей твоих?Все ночь, как ночь: без сна,И грязные подмостки,И грозные мосты,И рокот мостовых…
Уже давно замолкТрамваев шум протяжный.Не думай о судьбе.Все спят спокойным сном.Их сны не о тебе,Печальной и продажной,И заперт на замокУже последний дом.
Тебя нельзя любить.Ты смотришь слишком смело.Ну, что ж, он не пришел,Его на свете нет.Тебя нельзя забыть,Как цвет акаций белый,Как пенье первых пчел,Как беглый вешний свет…
«Мокрый город затихнет, растают дома в отдаленьи…»
Мокрый город затихнет, растают дома в отдаленьи,Поплывут светляки и зеленые звезды в листве,Закачаются ветки, смешаются с травами тениИ, как черные зайцы, шурша побегут по земле.
Воздух после дождя, облака одичалой сирени,Лес шумящий впотьмах и внезапный малиновый свет.И на розовой клумбе, обнявши худые колени,Дремлет маленький леший, чуть-чуть потемневший от лет.
«Меч». 30.1.1938
«Ранним утром в дальнюю дорогу…»
