– Даже не буду притворяться, что огорчена, – понизив голос, заверила я.
– Кто б сомневался, – фыркнул Тед.
Я вопросительно поглядела на него, он хохотнул:
– Очень уж она хотела внимания от босса. А он злой был как черт. Вот и поссорились. Босс еще рассвирепел, когда узнал, что ты в город до утра уехала. Рвал и метал. Всю ночь не спал, ходил и ко всем придирался. Дел, а тебе точно надо увольняться?
– Видимо, – я вздохнула. – Сам знаешь, у женщин карьера и семья плохо сочетаются. Особенно если муж статусный.
– Жаль.
Я успела вернуться в кабинет, обсидеться – свет здесь падал несколько иначе, чем в прежнем, – и даже заглянуть в накопившуюся кларийскую почту. Пришел Август, который всеми силами сохранял суровый вид, но черты лица уже разгладились – поел и успокоился. Разговаривать со мной счел излишним, убрался в свой угол и затих там, напряженно глядя сразу в четыре монитора.
Через полчаса к нам прибыл курьер. Август встрепенулся, уставился в мониторы еще крепче, под нос пробормотал:
– Иди принимай, это к тебе.
– С чего ты взял?
Август отмалчивался. Я спустилась на веранду, на подъездной аллее стояла машина федеральной почтовой службы. Действительно, посылка была для меня. Я в первую минуту подумала, что Даймон достал уже своими шутками и знаками внимания. Мне вручили две коробки – одну плоскую и длинную, вторую почти кубической формы, большую, с ремнями для переноски. На этикетке плоской коробки в качестве отправителя указывался некий Август Маккинби. Вторая коробка была стандартной федеральной, имя отправителя мне ничего не сказало, зато сказал его адрес – Кларион.
Я притащила обе посылки в кабинет, водрузила на стол и потянулась за канцелярским ножом.
– Надеюсь, что ты прислал мне не бомбу, – пробормотала я.
Август упорно молчал и старательно отводил взгляд.
Я вскрыла плоскую – в ней оказались цветы. Свежие розы, самое малое две дюжины.
– Как мило, – только и сказала я.
– Прости, – буркнул Август, – я позволил себе лишнее.
Несколько секунд я внимательно глядела на него, но Август прикинулся, что целиком поглощен работой. В этот момент вторая коробка издала приглушенный жалобный звук. Я вздрогнула, открыла – внутри была плетеная корзинка с крышкой. Я сняла ее и обнаружила очаровательного трехцветного щенка. Живого. Щенок был похож на кусок густого меха, из которого торчали ушки и длинная узкая мордочка. И лапки. Я протянула руку, щенок лизнул меня в ладонь. Нос и язык у него были теплые.
– Нравится? – с надеждой спросил Август. – Это настоящая шотландская овчарка. Ты ведь арканзасская пастушка…
У меня в глазах побелело от обиды. Я схватила корзинку с щенком и молча вылетела из кабинета.
Август догнал меня через десять минут. Я сидела на лужайке у веранды, где только что положили свежий газон взамен испорченного взрывом и пожаром. В двух метрах от меня щенок осторожно обнюхивал траву. Он не понимал, как очутился здесь, на всякий случай поджимал хвост и опасливо оглядывался. От Августа чуть попятился, но потом полез знакомиться. Август без колебаний плюхнулся на траву неподалеку от меня.
– Ты забыл, что на тебе светлые брюки? – осведомилась я.
– И что?
– А то, что ткань натуральная. И трава тут – живая, а не искусственная. У живой травы есть такое свойство: если ее раздавить, она выделяет зеленый сок, который с натуральных тканей отстирывается очень плохо.
– Не ты ж стирать будешь.
– А кто? Ты, что ли?
– Вообще никто. Можно подумать, у меня других брюк нет.
Мы оба замолчали. Щенок изучил мужчину, потом вернулся ко мне. Я уже знала, что он кобелек, а кобелькам девушки больше нравятся. Хвостик вильнул, собачка подумала – и упала на спину, подставив мне пузо.
– Что, ну что я опять сделал не так?! – неожиданно с мукой в голосе спросил Август.
– Что? Вот я тебе на Рождество колокольчик на шею подарю, – прошипела я. – То, что надо для шотландского барана. Могу даже позолоченный. Может, тогда поймешь.
Август удивился и обрадовался:
– Подари. Я его на стену повешу, как украшение.
– Тьфу, – только и сказала я. – Август, когда ты поймешь, что меня бесит это унизительное прозвище?! Тебе нравится быть бараном – ну и ладно. Но это не значит, что остальным нравится быть черт знает кем! Я, может, и дура непроницательная, может, сама во всех своих бедах виновата, но я вам всем не пастушка, ясно?!
Август осторожно покосился на меня:
– Я думал, ты понимаешь. Делла, тебя прозвали пастушкой именно потому, что на деревенщину ты похожа в последнюю очередь. Пастушка – это вообще один из классических образов сентиментальной литературы…
– Спасибо, милый, я знаю. Уж что нам в школе давали хорошо, так это литературу и историю. Хочешь знать мое мнение? Этот образ привлекателен строго для тех мужчин, которым нравятся хорошенькие дурочки, доверчивые и доступные, и строго для тех женщин, которые любят вызывать жалость к себе. Пастушка – это только в книжке хорошо. А в жизни это неграмотная девка с руками по локоть в навозе, готовая отдаться первому встречному «городскому» за букетик цветов. Вот это ее качество мужчинам ну о-очень нравится. Они это считают бескорыстной любовью. А ей просто трахаться не с кем, местные-то считают ее ни на что не годной дурой.
– Делла, никто не считает тебя дурой. И неграмотной девкой тоже. Ты выглядишь и держишься как девушка моего круга. Это удивительно. Ты совершенно из другой семьи, но в общении этого не чувствуется. Совсем. Многие мои родственницы на твоем фоне выглядели бы простушками. Да, у меня нет чувства юмора, но даже я вижу добрую шутку в твоем прозвище.
– Я не вижу, и мне не нравится, – отрезала я.
– Хорошо, – согласился Август. – Больше не буду. – Помолчал еще. – Тебе собака совсем не по душе?
Я мысленно выругалась.
– Август, собака замечательная. Но если я назову этого парня Августом, ты решишь, что это добрая шутка?
– Почему нет? Но вообще-то его зовут Брюсом.
Щенок навострил ушки и обернулся, услыхав кличку.
– Это правда очень хорошая собака, – уговаривал Август. – Десять лет назад я привез на Кларион его прадеда и прабабку. Он очень похож на прадеда. Ему совершенно не обязательно кого-то пасти, он может вместе с тобой заниматься спортом, долго гулять. Это умные собаки, может, самые умные в мире.
Я вспомнила наших, арканзасских пастушьих собак. У деда на ранчо была скотина – коровы, козы, овцы. Лошади были. И для охраны животных дед привез настоящих сибирских овчарок. Мощных, злобных, способных в одиночку задушить арканзасского шакала, который в полтора раза больше земного. Милый песик Брюс по сравнению с ними выглядел несерьезно. Вряд ли такой справится хотя бы с волчонком. Но как компаньон для утреннего бега и зарядки – отличный выбор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
