Мы были то далеко от сектора, то близко.
— Так может вы на самом деле всегда были недалеко от сектора? Аскар, я…
— Я знаю, что ты скажешь! — Аскар поднял ладонь. — Всё это сложно принять, мой друг. Но между нашими кораблями, между твоим «Иверданом» и моим, до сих пор сохранилась связь, и, возможно, именно благодаря ей у нас ещё есть шанс на спасение.
— Я не понимаю. — Ветер из воздуховодов пытался срезать кожу у Томаша со щёк. — Я подключился к вирту. Я сейчас в вирте. Я никак не мог оказаться в каком-то другом «Ивердане».
— Друг мой! — Аскар подошёл к Томашу. — Наша вселенная полна загадок, которые не укладываются в голове. Есть два «Ивердана», они связаны, и существует портал, через который можно переместиться с вашего корабля сюда.
— Портал? Что ещё за портал?
— Портал, кротовая нора — называй, как хочешь. Увы, это далеко за пределами моего понимания. Но я…
— Слушай, — перебил его Томаш, — а что, если есть объяснение попроще? Мы с тобой находимся в вирте. Ты здесь уже десять лет и придумал для себя другую реальность. Говоришь, с тобой твоя команда?
Томаш посмотрел на закрытую гермодверь, на пустые ложементы, на блестящие голые стены и идеально чистый пол, как на кораблях, которые только что вышли со строительной верфи. Потолочные лампы омывали всё вокруг стерильным белым светом.
— Где они? У тебя в голове? Прошло десять лет, Аскар, десять лет вы должны были каким-то образом протянуть на этом корабле, а ты даже не знал, что прошло столько времени.
— Время относительно, мой друг. Десять лет прошло для вас, для нас же — всего несколько недель.
— Почему? Я в школе учился и тоже кое-что понимаю. Хотя бы на уровне школьной программы. Вы мгновенно преодолели огромное расстояние — этому я поверить готов. Но почему для вас прошло всего несколько недель? Релятивистские эффекты в данном случае не должны действовать.
— Боюсь, друг мой, я не в состоянии дать тебе ответы на все вопросы вселенной! — рассмеялся Аскар. — Мало ли ещё какие эффекты мы пока не открыли! Вопросов у нас гораздо больше, чем ответов.
— Это бред. — Томаш прикрыл ладонью лицо. — Мы в вирте, Аскар. В очень странном, — он зябко повёл плечами, — вирте. Я пришёл сюда, чтобы понять, как нам спастись с твоего корабля. Моё тело сейчас лежит в ложементе.
— Я полагаю, ты прав, — сказал Аскар. — Твоё тело лежит в ложементе — за тысячи световых лет отсюда. Но это, друг мой, никак не отменяет того факта, что ты здесь. И я очень рад, правда, безумно рад, что ты перенёсся сюда полностью, а не так, как другие, которые приходили до тебя. Уверен, вместе с тобой, мой друг, мы во всём разберёмся. И найдём способ вернуться домой.
— Другие?
— Да. — Лицо у Аскара побледнело. — Это было ужасно. Кажется, что души их разорвало во время перехода, и они превратились в призраков, которые лишь отдалённо напоминают людей. С каждым часом им становилось всё хуже, они как будто рассеивались, превращались в шум.
— Джамиль! В вирт заходил человек из нашей команды, литиец. Что с ним произошло?
— Я помню его. Это было печальное зрелище. Он совершенно сошёл с ума, не выдержал перехода. Мне очень жаль, друг мой. Ещё ужаснее то, что незадолго до него сюда проникло что-то ещё, чей-то обезумевший дух, какая-то сила — я не знаю. И это существо не слабеет с каждым днём, как другие, а наоборот, набирает силы и вредит кораблю.
— О чём ты? Я не понимаю.
— Я тоже, мой друг.
— Аскар! — Томаш посмотрел на Аскара, и на секунду ему показалось, что лицо его старого друга рассеивается в воздухе, как изображение, переданное по голографической связи. — Это очень важно! Скажи, ты ведь можешь управлять кораблём? Тем кораблём, который находится в нашей реальности? Ты говоришь, что они связаны.
— Связь ещё сохранилась, не такая сильная, как раньше, но мы по-прежнему можем чувствовать, что происходит с твоим «Иверданом» и, в определённом смысле, влиять на него.
— В определённом смысле? Ты ведь сам сказал, что ждал меня!
— Я почувствовал свой корабль, почувствовал «Странника» — так же, как люди чувствуют взгляд, направленный в их спину. Это сложно объяснить, мой друг. Боюсь, ты требуешь невозможного. Каким-то образом я знал, что ты там.
— Но ты же можешь управлять кораблём?
— Твоим «Иверданом»? Думаю, да. Если здесь, образно выражаясь, открывается дверь, то и у тебя…
Гермодверь раскрылась, и в рубку вошла высокая бакарийка в обтягивающей серебристой форме. Томаш уставился на неё, как на призрака. Она удивилась не меньше, вздрогнула, словно её тоже ударило волной холода с потолка, и попятилась к двери.
— Спокойно! Спокойно! — всплеснул руками Акар. — Это Томаш, он мой старый друг! Он тоже перенёсся сюда через портал, но в отличие от остальных…
— Коари вон тахару! — пролепетала женщина побелевшими губами. — Коари!
Аскар подошёл к ней и нежно обнял за плечо.
— Всё хорошо. Томаш перенёсся сюда целиком, он не пострадал во время перехода, как остальные. Это мой хороший друг, мы ходим с ним вместе на «Вечном страннике». Вернее, ходили. Для него с тех пор прошло уже десять лет.
— Лимада ата? — спросила женщина, посмотрев на Аскара. — Дахабали леб ханаска?
— Я сам этого ещё не знаю, он только что пришёл.
— Савка тонкодулуна? — обратилась женщина к Томашу. — Дахабали?
— Я… — пробормотал Томаш. — Я не понимаю.
— Говоришь, прошло десять лет, а ты, друг мой, так и не выучил бакарийский? Зря ты так, это бы тебе очень пригодилось.
— Я пытался, но…
— Познакомься с Валией. Она — капитан этого корабля и моя саидат тулхали. Она спрашивает — ты пришёл, чтобы спасти нас? Я бы тоже присоединился к этому вопросу.
— Я понятия не имею, что происходит, — проговорил Томаш. — Я хотел спасти своих друзей, но…
Он подошёл к голографическому экрану, на котором всё ещё светилась карта чужого неба, и вдруг его стало затягивать в этот звёздный водоворот, как в трясину. Всё, кроме звёзд, мигом сгинуло, как мимолётный отблеск на сетчатке глаз, вокруг Томаша плотными кольцами собралась темнота, и он понёсся навстречу звёздной бездне.
* * *
Томаш пришёл в себя в каюте. Тесный пустой отсек — голые ровные стены, стерильный запах синтопа, — как на недоделанной симуляции в вирте, где в спешке забыли дорисовать детали.
Он вышел в коридор.
Свет мерцал по всему кораблю. Гермодверь в рубку была открыта, и у терминала, на экране которого всё так же горели чужие звёзды, стояла высокая бакарийка
