class="p1">Для проведения реформ понадобились и новые люди. Некоторые способные чиновники, которым при Николае I не давали хода, оказались теперь на высоких постах. Даже либеральный профессор Вернадский отправился из Москвы в Петербург служить.
Формы крепостного права нисколько не смягчились за время царствования Николая, и сравнение русских крепостных с американскими черными рабами получало новые подтверждения. На протяжении многих лет император время от времени высказывался о желательности запретить продажу крестьян без земли, но так ничего и не сделал для ликвидации чудовищного порядка, при котором люди приравнивались к скоту.
Автор знаменитой книги «Россия в 1839 году» француз А. Кюстин рассказывает об эпизоде, когда пустые разговоры, которые вел царь, стали причиной кровопролития. Принимая депутацию крестьян, которые просили, чтобы казна выкупила их у помещиков, Николай I сказал: «Я не могу купить всю Россию, но придет, надеюсь, время, когда всякий крестьянин в империи станет свободным; если бы дело было только за мною, русские уже теперь пользовались бы независимостью…». Слова царя были доведены депутатами до крестьян в том смысле, что царь хочет дать им свободу, а господа этому сопротивляются. Крестьяне начали истреблять помещиков и жечь усадьбы. Как положено в таких случаях, были вызваны воинские команды. Дело кончилось массовой поркой и ссылкой в Сибирь[185].
О состоянии экономики России в ту эпоху трудно говорить однозначно. Мы имеем здесь, можно сказать, классический случай конфликта между производительными силами и производственными отношениями. Россия вступила в полосу промышленного переворота. Бурно развивалась хлопчатобумажная промышленность, в которой ручной труд все более заменялся машинным. Прогресс отмечался в металлургической и железоделательной промышленности. Началось железнодорожное строительство, и в 1851 г. была открыта дорога Москва-Петербург. На реках появились пароходы.
Но в этот же период промышленность в Западной Европе и Северной Америке сделала огромный скачок, и отставание России не уменьшилось, а возросло. Если в наполеоновских войнах начала XIX в. вооружение, снаряжение, транспорт русской армии едва ли были хуже, чем у французов и других наций, то в Крымской войне экономическая и социальная отсталость России обнажилась в полной мере. В 30-х гг. Россия одновременно с Германией начала строительство железных дорог, но к концу царствования Николая I она имела менее одной тысячи километров линий, тогда как Германия – 6 тыс. В России практически не было акционерных обществ и банков, без которых крупное капиталистическое хозяйство не могло развиваться.
Прогресс производительных сил настоятельно требовал изменения общественного строя, в первую очередь – ликвидации крепостного права. Но в России, в отличие, скажем, от Франции XVIII в., не было сильной, организованной и просвещенной буржуазии, способной повести народ на штурм феодальных твердынь. Русское третье сословие, слабое экономически и реакционное политически, скорее оставалось резервом самодержавия и поместного дворянства, чем самостоятельным фактором в столкновении классовых сил. Самое большее, на что оно было способно, – выделить небольшую группу образованных либералов, сторонников реформ. В борьбе против крепостников буржуазные либералы объединились с дворянскими либералами, что создало достаточно весомую общественную силу, противостоящую реакционным кругам.
Либералы надеялись, что освобождение крестьян на относительно благоприятных для них условиях (с землей и с ограниченными повинностями по отношению к помещикам), во-первых, предотвратит назревающее крестьянское восстание, во-вторых, обеспечит возможности дальнейшего капиталистического развития. Во второй половине 50-х гг. голоса либералов разных оттенков громко раздавались с университетских кафедр и со страниц печати.
Но в эти же годы старое доброе слово «либерал» начало приобретать отрицательный оттенок: оно стало ассоциироваться с примиренчеством по отношению к злу, готовностью к беспринципным компромиссам, пресмыкательством перед властью. Против крепостного права, против самодержавия и – в силу логики истории – против либералов выступили революционные демократы, которые видели свою цель не в создании условий для буржуазного развития, а в подлинном освобождении народа. По мере того как выяснялась неспособность самодержавия провести действительно освободительную реформу, многие из революционных демократов стали допускать возможность того самого крестьянского восстания, которого так боялись либералы. Разделительная линия между либералами и революционными демократами становилась все более четкой.
Разумеется, профессорские кафедры были недоступны для революционных демократов. Тем не менее их влияние на студенчество в конце 50-х и начале 60-х гг. усилилось. Этому способствовало постепенное изменение социального состава студентов. Среди них возросла доля разночинцев – образованных детей мелких чиновников и бедных дворян, купцов, мещан, духовных лиц и, в редких случаях, крестьян. В образе сына военного лекаря Евгения Базарова из романа «Отцы и дети» (1862 г.) И. С. Тургенев с большой художественной силой отразил этот новый социальный тип.
Политическая экономия по Бутовскому
В 1847 г. 30-летний петербургский чиновник Александр Бутовский издал в трех томах труд под громким заглавием «Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии». Это был первый полный курс новой науки, написанный русским на русском языке.
Как уже говорилось, судьба сочинения Бутовского была печальной: Владимир Милютин создал ему непоправимо плохую репутацию. В своей оценке книги Бутовского Милютин был, безусловно, прав. Но надо принять во внимание важнейший факт: Милютин был одним из первых русских социалистов и находился под сильным влиянием Фурье. Это определяло его отношение к буржуазной политической экономии вообще. Как он писал, вся общественная наука на Западе состоит «из двух главных школ, враждующих между собой, – школы экономистов и школы социалистов»[186].
Бутовский был для Милютина слабым учеником школы Сэя – главы «школы экономистов». Милютин отвергал книгу Бутовского в принципе, вовсе не интересуясь вопросом, какое место она займет в поступательном развитии русской экономической мысли.
Между тем появление такой книги, как пухлый трехтомник Бутовского, было по-своему закономерным. Чтобы критиковать современную буржуазную политическую экономию, надо было ее прежде изложить. Именно это сделал Бутовский, без блеска, но грамотно и добросовестно.
В 40-х гг. Франция была главным источником идей для русской интеллигенции. Сказанное относится как к «школе экономистов», так и к «школе социалистов». Через много лет Салтыков-Щедрин, который был сверстником и другом Милютина, с горьким сарказмом вспоминал, что о русских делах им и говорить-то не хотелось: такая кругом царила подлость и немота. Публично высказываться о крепостном праве было невозможно из-за цензуры. Поэтому вся дискуссия Милютина с Бутовским шла в каком-то вакууме, в отвлечении от реальностей российской действительности.
Сочинение Бутовского делится на три части: «Производство богатств», «Обращение и распределение богатств», «Потребление богатств». В первой части он рассматривает три фактора производства – землю, капитал и труд, которые у него, как у Сэя, равноправно сотрудничают в создании богатства. При этом богатство рассматривается
