своих текстах о нем опирались. Систематическое изучение Востока им заменила своего рода тщательная проработка скрытого ориентализма, что в имперской культуре того времени можно было проделывать с легкостью. В их, так сказать, научную систему координат входили такие люди, как Уильям Мьюр, Энтони Беван, Д. С. Марголиус, Чарльз Лайалл, Э. Дж. Браун, Р. А. Николсон, Гай Ле Стрэндж, Э. Д. Росс и Томас Арнольд, в свою очередь, непосредственно исходившие из Лэйна. Их образные представления сформировались преимущественно под влиянием их прославленного современника Редьярда Киплинга, который так памятно призывал удерживать «господство над пальмой и сосной».
Различия между Англией и Францией в этих вопросах соответствовали истории каждой из этих наций на Востоке: британцы там присутствовали, а французы сокрушались по поводу утраты Индии и сопредельных территорий. К концу века главным средоточием деятельности французов стала Сирия, но даже там все были единодушны в том, что французы не могут тягаться с англичанами ни по качеству кадров, ни по степени политического влияния. Англо-французское соперничество за османские трофеи ощущалось даже на поле битвы в Хиджазе[819], в Сирии, в Месопотамии, но во всех этих случаях, как отмечали проницательные люди вроде Эдмона Бремона[820], французские ориенталисты и местные эксперты сильно уступали в великолепии и тактической маневренности своим британским оппонентам[821]. За исключением отдельных гениев вроде Луи Массиньона у Франции не было своего Лоуренса, Сайкса или Белл, но были непреклонные империалисты, такие как Этьен Фланден[822] и Франклин-Буйон[823]. Выступая с лекцией в парижском Альянс Франсэз[824] в 1913 году, крикливый империалист граф де Крессати[825] объявил Сирию собственным Востоком Франции, областью французских политических, моральных и экономических интересов – интересов, добавил он, которые нужно защищать в эту «эпоху империалистских захватчиков»[826]. При этом Крессати отметил, что даже при существовании французских коммерческих и производственных предприятий на Востоке и растущим числом местных учеников, принимаемых во французские школы, Францию неизменно третируют, причем угрозы исходят не только от Британии, но и от Австрии, Германии и России. Если Франция намеревается и впредь сдерживать «возвращение ислама»[827], ей нужно крепче стоять на Востоке – вот такой аргумент выдвинул Крессати при поддержке сенатора Поля Думера[828], [829]. Это мнение повторяли по разным поводам, и действительно, Франция успешно управлялась с делами в Северной Африке и Сирии после Первой мировой войны, но при этом французы чувствовали себя отстающими в тех особых, конкретных навыках управления растущим восточным населением и теоретически независимыми территориями, где всегда были сильны англичане. В конечном счете, возможно, ощутимое различие между современным британским и современным французским ориентализмом является стилистическим. Обобщенное видение Востока и восточных людей, чувство отличия, сохранявшееся между Востоком и Западом (Orient and Occident), желание Запада господствовать над Востоком – это в обеих традициях одинаково. Среди многих элементов, входящих в понятие экспертизы или экспертного опыта, ярче всего заметно направление, которое стало результатом специфических приземленных обстоятельств, которому традиция, институты, воля и разум придали форму официального выражения. К рассмотрению этого решающего фактора, этого ощутимого и модернизированного усовершенствования ориентализма в Англии и Франции XX века мы теперь и переходим.
II
Стиль, экспертиза, видение: всемирный ориентализм
Белый Человек у Киплинга появляется в нескольких поэмах и романах, например в «Киме», а также в слишком большом количестве афоризмов, чтобы счесть его лишь ироничной выдумкой. Белый Человек как идея и как персонаж, как стиль бытия сослужил службу многим британцам в бытность их за рубежом. Хотя цвет кожи – наглядно и утешающе – выделял их из массы местного населения, у британцев, вращавшихся среди индийцев, африканцев или арабов, было четкое осознание собственной принадлежности (и возможности черпать оттуда практические и духовные ресурсы) к давней традиции управленческих обязательств по отношению к цветным народам. Исходя из этой традиции, ее успехов и трудностей, Киплинг пишет, прославляя «дорогу», избранную Белыми Людьми в колониях:
Вот дорога, по которой Белые Люди ступают,
Собираясь очистить землю – железо под ногами, над головой – лоза,
И бездна везде поджидает.
Мы шли по этой дороге – сырой, продуваемой ветром дороге, —
За путеводной звездой.
О, как прекрасно для мира, когда Белые Люди шагают
По дороге с тобой![830]
«Очистить землю» – вот лучшее из того, что было сделано Белыми Людьми в хрупком согласии друг с другом, аллюзия на нынешние опасности европейского соперничества в колониях. В ответ на провал попыток скоординировать политику Белые Люди Киплинга готовы отправиться на войну: «Свобода для нас и для наших сыновей / А если нет – война». У Белого Человека под маской дружелюбного лидерства всегда скрывается его решимость применить силу, убивать и быть убитым. Облагораживает его миссию ощущение интеллектуальной самоотдачи: он – Белый Человек, но его цель – не просто нажива, поскольку «путеводная звезда» влечет его ввысь, прочь от земных благ. Конечно, многие из Белых Людей часто задавались вопросом, за что они сражаются на этой «сырой, продуваемой ветром дороге», и конечно же, многие из них были озадачены тем, что цвет кожи давал им более высокий онтологический статус и огромную власть над большинством обитателей мира. Но в конце концов, быть Белым Человеком, для Киплинга, и для тех, на чье сознание и риторику он повлиял, – это предприятие, которое само себя поддерживает. Некто становился Белым Человеком потому, что он был Белым Человеком. Важнее то, что «испить чашу сию», жить неотвратимой судьбой Белого Человека означало отсутствие времени для досужих рассуждений об истоках, причинах и исторической логике.
Бытие Белого Человека было и идеей, и реальностью. Это предполагало существование определенной позиции по отношению и к белому, и к не-белому миру. В колониях это означало необходимость говорить определенным образом, вести себя в соответствии с определенным кодексом норм, и даже чувствовать одно и не чувствовать другое. Это означало определенного рода суждения, оценки, жесты. Это форма власти, перед которой и не-белые, и даже сами белые должны склониться. В институциональной форме (колониальные правительства, консульский корпус, коммерческие учреждения) это была организация выражающая, распространяющая и претворяющая в мире политическую волю, и внутри этой организации, пусть некоторая личная свобода действия и дозволялась, правила безличная коллективная идея бытия Белого Человека. Короче говоря, быть Белым Человеком – это строго определенная манера бытия-в-мире, способ овладения реальностью, языком и мышлением. Это делало соответствующий стиль возможным.
Сам по себе Киплинг
