господин Аарон Горовиц. Извините, если я не вовремя…»
Рахели вскинула голову - у него было доброе, мягкое, красивое лицо, серо-зеленые глаза ласково
смотрели на нее. Она всхлипнула: «Я Рахели, его старшая дочь, господин Корвино. Папа спит. Он
устал и плохо себя чувствует. Мы только что похоронили маму, - Пьетро с ужасом увидел, как по ее
белой щеке ползет слезинка.
-Госпожа Горовиц, - он напомнил себе: «Нельзя ее касаться, нельзя. Господи, я бы так ее хотел
обнять, утешить…».
-Госпожа Горовиц, мне очень, очень жаль, - Пьетро поклонился. «Простите, пожалуйста. И,
конечно, я все сделаю…»
Вторая девушка, - лет тринадцати, темноволосая, перевесилась через перила:
-Я Батшеву переодела, теперь она гулять хочет. Ханеле ушла, ей еще к бедным надо, а госпожа
Сегал только к ужину появится, для мужчин готовить. Она кого угодно своим нытьем изведет,
Рахели.
Старшая сестра неловко улыбнулась: «Это наша младшая, Батшева. Вы простите, ей восемь лет,
она на улицу хочет, а нам нельзя...»
-Я знаю, - Пьетро вздохнул.
-Вам можно выходить из дома, только когда шива закончится. Вот, - он порылся в своей суме и
достал пакет. Пьетро положил его на сундук, что стоял в передней: «Это письма вам, из Лондона,
из Америки…Я могу погулять с Батшевой, госпожа Горовиц, - он покраснел. «Если вы мне
доверяете…»
-Я хочу, - раздался звонкий голос сверху. Белокурая девочка спустилась по лестнице и протянула
Пьетро ладошку: «Хочу с ним».
Рахели слабо улыбнулась: «Если вас это не обременит, господин Корвино…»
-Меня ничто не может обременить, - просто ответил Пьетро, - знайте, что мое время
принадлежит вам.
Он присел и оправил холщовый передник Батшевы: «Ты знаешь, как пройти к Стене?»
Девочка выразительно закатила темные, большие глаза и потянула его на улицу: «Кто же не знает?
Сейчас я все покажу».
Они уже заворачивали за угол, как Батшева вздохнула: «У нас теперь нет мамочки Дины. А у тебя, -
она посмотрела на Пьетро, - есть мама?»
-Нет, - ответил он. «И я ее не помню. И отца у меня нет, милая».
-Бедный, - сочувственно сказала Батшева, сжав его руку. Она оживилась: «Пойдем».
Пьетро оглянулся , но дверь дома Горовицей уже захлопнулась. Все время, пока он шел к Стене, он
видел перед собой ее глаза - огромные, лазоревые, полные слез. «Господи, - попросил он, - сделай
так, чтобы ей было легче. Пожалуйста, прошу тебя. Хотя бы немного».
Он прошептал, неслышно, одним дыханием: «И служил Иаков за Рахиль семь лет, и они
показались ему, как несколько дней, потому что он любил ее».
-Как несколько дней, - напомнил себе Пьетро. Встряхнув рыжей головой, юноша понял, что
улыбается.
Большие часы красного дерева медленно тикали на стене. Лея внесла фарфоровую супницу и
робко присела напротив мужа: «Авраам...Ханеле уже двадцать три года...»
Он молчал, просматривая какие-то документы, делая в них пометки. Лея налила суп и нарезала
свежую, еще горячую халу: «Может быть, ее выдать замуж в Польшу..., Там ведь не знают...»
-Не знают, - он отодвинул бумаги, и, принялся за еду: «Не знают. Нет, знают, вот, - он похлопал
большой рукой по столу, - оказывается, Виленский Гаон в прошлом году, перед своей смертью,
собрал свою переписку с моей дочерью. Я только сейчас получил этот пакет».
-Да как она смела! - ахнула Лея. «Она, женщина, писала незнакомому мужчине..., Авраам, это ты
виноват, сказано же: «Кто учит свою дочь Торе, тот учит ее разврату!». Зачем ты ей позволял…, - он
посмотрела в холодные, серые глаза мужа и осеклась.
-Эти письма я сожгу, - ответил Степан. Он вздохнул про себя: «Нельзя ее выдавать замуж. Она
начнет рожать, ухаживать за детьми..., О книгах придется забыть. Мне всего сорок шесть, будет
странно, если я прекращу писать. Ладно, Ханеле и не хочет замуж, кажется. Вот и хорошо».
-Я все устрою, - улыбнулся он и посмотрел на живот жены: «Все в порядке?»
-Да, - ласково ответила Лея. Ночами, после того, как муж уходил на свою кровать, она лежала,
положив руки туда, где был ребенок, чувствуя его движения: «Мальчик мой…, Мой Исаак..Ты
будешь великим мудрецом, я знаю, я чувствую..Как твой дед».
Она принесла мясо. Степан, искоса поглядел на нее: «Ей сорок шесть, она может не пережить
родов. Женюсь на старшей дочери Горовица. Она недурна собой, и мать ее была плодовитой. Мне
нужны сыновья, а того мерзавца я больше и видеть не хочу».
Лея все молчала. Только потом, убирая со стола, она, нерешительно, проговорила: «Госпожа Сегал
сказала мне, что видела Моше..., Он на стройке работает, - Лея помялась. Выдохнув, покраснев,
она добавила: «В квартале у гоев. Авраам, как же так, а если он...- женщина не закончила, и ее
губы задрожали. «Мы ведь даже не знаем, ходит ли он в синагогу...»
-Ходит, - хмыкнул Степан, складывая бумаги, потянувшись за молитвенником. «К нам в Бейт-Эль я
его пускать не велел - ни в ешиву, ни в синагогу. Другие ешивы тоже перед ним двери закрыли. Он
в синагоге Ари стал молиться, напротив нашего бывшего дома. Там старики собираются, с ними
уже ничего не сделаешь». Он вздохнул и начал читать благословение после еды.
-Не вспоминай о нем, - коротко велел он Лее. Степан принял от жены капоту. «Тем более, если он
женится на той развратнице..., Я видел в Европе - они не соблюдают кашрут. Мать ее, наверняка,
не ходила в микву..., - он нежно погладил Лею по щеке: «У нас будет другой сын, милая. Я сегодня
поздно - заседание суда».
Он прикоснулся к мезузе и вышел. Лея, глядя ему вслед, улыбнулась: «И не упоминай об этом гое,
он больше сюда не вернется».
Женщина оглядела чистый, ухоженный двор . Она блаженно, спокойно подставила лицо теплому
солнцу начала лета.
Ханеле прислонилась лицом к нагретым камням Стены. Глубоко вздохнув, девушка зашептала
Псалмы.
-Надо уезжать, - велела она себе. «К осени все станет заметно. Нельзя тут оставаться. Даже если я
отправлюсь в Цфат, - меня все знают, папе расскажут».
Она вздрогнула - кто-то прикоснулся к ее юбке. «Праведница, - услышала она жалобный, женский
голос, - святая душа..., Ребеночек мучается...»
Маленькая, худенькая женщина в бедном платье, стояла, держа на руках хныкающую девочку, с
покрытым какими-то язвами личиком. Ханеле увидела стройную девушку в скромном, свадебном
платье, услышала крики «Мазл тов!» и улыбнулась.
-Все будет хорошо, - тихо сказала она, беря ребенка, прижимая его к себе. Девочка тут же
успокоилась и положила голову ей на плечо.
Ханеле покачала ее. Достав из бархатного мешочка серебро , она незаметно вложила монеты в
руку женщины. «Сходите к врачу, - попросила она, - не бойтесь».
-Нет еврейских докторов, а к турку - нескромно, - испуганно ответила женщина. «Я ведь вдова...»
-Выберите жизнь, - напомнила ей Ханеле. Она погладила голову девочки: «Господь да
благословит Ривку, дочь Шмуэля, и пусть она растет для Торы, хупы и добрых дел».
Вдова приняла дочь и благоговейно сказала: «Вы ведь даже не знали, как ее зовут...»
Ханеле ничего не ответила. Улыбнувшись, она показала рукой в сторону еврейского квартала: «Вы
приходите к нам, перед шабатом. Получите припасы на неделю, и горячий обед».
Она опустила голову:
-А если к нему? Нет, понятно, что мы долго не увидимся. Господь послал мне такое испытание и
надо его вынести. У Моше денег просить нельзя, он сам копит.
Ханеле усмехнулась: «Хорошо, что я Талмуд знаю, а то бы, наверное, и не поняла - что со мной
происходит, Лея никогда об этом не говорила. Нескромно, - Ханеле нащупала бархатный мешочек
в кармане платья: «Из Яффо ходят корабли в Одессу. Там буду полы мыть, убираться - не пропаду.
Потом доберусь до гор и буду жить, как Баал Шем Тов, одна. Буду писать, и воспитывать сыночка».
Она знала, что это сын. Но в тусклом стекле она видела чью-то свадьбу, слышала крик ребенка и
плеск воды. Глядя на мачеху, она видела то, что заставляло ее отворачиваться, закрывать глаза и
просить, как в детстве: «Господи, не показывай это мне, я еще маленькая».
Она смотрела на девочек Горовиц и слышала треск выстрелов, и женский крик. Ханеле стояла у
могилы, вырытой на незнакомом, с зеленой травой, кладбище, она видела человека, не похожего
на человека - искалеченного, покрытого шрамами, сгорбленного.
Ханеле вздохнула и твердо повторила: «Осенью».
Она прошла через толпу - женщины тянули руки, стараясь прикоснуться к ней. Ханеле заметила
высокого, рыжеволосого молодого человека, в темном сюртуке. Он стоял, держа за руку Батшеву
Горовиц. «Как он на Моше похож, - улыбнулась Ханеле. «Это Пьетро, тот мальчик, с которым они в
Венеции встречались. Они писали друг другу».
Ханеле прикрыла глаза ресницами.
