существования. Запечатав письмо, я передал его рабочим.
– Только не клейте на конверт марки и постарайтесь, чтобы оно дошло так. Когда вы сожжете нас, возьмите самую обычную урну, без вашего клейма, положите в нее наш пепел и развейте его где-нибудь над морем, – приказал я.
– Будет сделано! – тихо откликнулся на это «щуплый» и аккуратно положил конверт в лежащую на столе книгу.
– Вы положите нас в одну камеру и будете жечь на самой высокой температуре полные двое с половиной суток, – продолжил я инструктаж.
– Двое суток? Да нам хватит и полчаса, чтобы от вас осталась только пыль! – в изумлении воскликнул «грубиян», смотря на меня как на безумного. Он явно подумал, что имеет дело с сумасшедшим.
– Двое с половиной суток, и не меньше. Считайте это моей прихотью, – мрачным тихим голосом сказал я, вдруг испугавшись того, что они не исполнят то, что должны.
– Мы все сделаем, дружище! – примиряющее сказал «грубиян».
Теперь я был спокоен: деньги сделали свое дело. Хвала тебе, человеческая алчность – ты поможешь мне умереть.
– Идите, приготовьте камеру, а я пока попрощаюсь с ней, – сказал я.
Мужчины торопливо вышли из комнаты.
Я сел на кровать рядом с Вайпер, и весь мир умер для меня: передо мной была только она. Я гладил ее короткие волосы, целовал ее лицо, губы, руки.
– Скоро я буду с тобой, любовь моя, подожди меня еще немного. Не грусти обо мне: наша жизнь на Земле закончилась и начинается новая. Разве я смогу жить без тебя? Прости за то, что нарушаю клятву, которую дал тебе. Я выпил твою кровь, лишил тебя жизни. Я не смогу пережить этого. Я не могу жить в мире, в котором нет тебя, – прошептал я Вайпер.
– Готово.
Грубый низкий голос вернул меня в реальный мир.
Вот и настал момент, которого я так ждал: Бог смиловался надо мной и дал мне надежду на смерть.
Я осторожно взял Вайпер на руки, и мы с «грубияном» пошли к одной из больших печей.
– Вы случайно не передумали сжигать себя? – спросил кочегар, боязливо открывая передо мной дверь печи.
– Нет, – холодно ответил я.
– Но тогда мы сожжем вас заживо!
– Об этом не волнуйтесь: когда вы включите огонь, я буду уже мертв.
– Тогда мы хотим убедиться в том, что вы умерли, и только тогда начнем сожжение.
– Что ж, убедитесь, – усмехнулся я. – Но, надеюсь, вы исполните все в точности, как я желаю?
– Не сомневайтесь.
– Сделайте все на совесть и жгите нас двое с половиной суток, – мрачно сказал я.
«Грубиян» молча кивнул.
Бережно положив Вайпер на передвижные носилки, что автоматически несли мертвое тело в печь, я в последний раз погладил ее лицо и поцеловал ее бледные губы.
– Когда я умру, положите меня рядом с ней, – приказал я рабочим.
Чтобы успокоить напуганных кочегаров и убедить их в том, что я, действительно, буду мертв, когда они положат меня в печь, я достал из кармана маленькую бутылочку, которую специально взял из аптечки Маркуса, поднес ее к губам, чтобы выпить содержимое и инсценировать свою смерть, но вдруг Вайпер открыла глаза. Моя рука замерла. Дыхание оборвалось. Я опустил руку с лекарством.
Вайпер смотрела на меня, и в ее карих глазах читался глубокий упрек.
– Вайпер… – прошептал я, неотрывно смотря на нее. – Вайпер… Ты жива.
– Что ты делаешь? – услышал я в своей голове голос возлюбленной, но ее губы не шевелились.
– Я хочу уйти с тобой, – вслух ответил ей я.
Я был ошарашен: она разговаривала со мной. Но она была мертва. Как это возможно?
– Ты не должен, – вновь пронесся в моей голове ее голос.
– Должен. Я убил тебя, – твердо сказал я.
Вайпер смотрела на меня, и ее голос пронзал мой разум.
– Ты не виноват в этом, – сказала мне она.
– Ты опять оправдываешь меня, – с улыбкой ответил я.
– Нет. Так было суждено.
– Моя судьба – быть с тобой.
– С кем он разговаривает? – услышал я удивленный голос позади себя – голос «грубияна».
– Совсем свихнулся! – прошептал его напарник.
Но я не обращал на них внимания: я смотрел на Вайпер, в ее прекрасные темные карие глаза, и внимал ее голосу.
– Помнишь, мы говорили об этом? – спросила Вайпер.
– Да. Но я не могу остаться здесь один, без тебя, – ответил я, нежно гладя ее белое лицо.
– Седрик, твоя судьба – жить, а моя – умереть. Мы знали, на что шли, когда любовь объединила наши сердца. И ты не имеешь права отвергать то, что пообещал мне.
– Ты не можешь быть такой жестокой: если ты мертва, значит, должен умереть и я.
– Нет. Твоя жизнь продолжается. И моя тоже. Я не умерла – я теку по твоим венам и наполняю тебя жизнью. Теперь мы – единое целое, разве ты не понимаешь этого?
– Это всего лишь твоя кровь, но ты умерла – я убил тебя, любовь моя, – с болью сказал я, не понимая, зачем она говорила мне все это, почему не позволяла уйти с ней.
– Ты убил не меня, а лишь мою оболочку: я – жива, я – кровь, что ты выпил из моего тела. Я всегда буду с тобой, в тебе, Седрик. Если ты попытаешься сжечь себя, то погубишь и меня тоже. – Голос Вайпер обволакивал мое сознание.
Что это было? Иллюзия моего больного сознания? Игра воображения? То, что я желал услышать? Но я желал услышать не это: я хотел бы знать, что Вайпер ждала меня в вечности, но она сказала, что я должен был остаться в мире, в котором нет ее.
– Ты обманываешь себя, любимый: та вечность, о которой ты мечтаешь, уже вокруг тебя – я в тебе, и пока жив ты, живу и я, – улыбнувшись, ласково сказала Вайпер.
Бутылочка с лекарством выпала из моей руки и звонко разбилась об каменный пол.
– Почему ты запрещаешь мне уйти с тобой? – в порыве отчаяния спросил я.
– Потому что это – не твоя судьба. И ты должен позаботиться о моих родителях. Они ждут, когда ты придешь к ним, чтобы разделить с ними горе. Они – часть меня, как и мои детские рисунки, как все мои вещи и книги, как мы с тобой.
– Да…
– Ты не потерял меня и никогда не потеряешь, но, если ты ляжешь со мной в эту печь, я не смогу обрести покой.
– Тогда позволь мне поцеловать тебя в последний раз, – попросил я. – Если ты так желаешь, чтобы я жил, я буду жить.
Взгляд Вайпер потеплел, и она улыбнулась мне нежной улыбкой, какой улыбалась только тогда, когда была счастлива.
– И не отворачивайся от своей семьи: они так любят тебя, что пошли наперекор судьбе, желая отвратить от тебя сумасшествие. Особенно Маркус – он так страдал все это время. Прости их, потому что я простила им.
Я наклонился к ее губам и поцеловал их, вкладывая в свой поцелуй все
