сказала ей, что ты скоро приедешь домой, Миша слезно напросилась к нам в гости и должна прилететь на следующей неделе.
– Меня уже не будет к этому времени. – Я нацелил кий на один из шаров и отправил его прямехонько в лузу.
– Но, если она все же застанет тебя здесь, ты очень удивишься тому, что с ней произошло за то время, пока ты отсутствовал. – Маркус положил свой кий на стол и перевел взгляд на урну, завернутую в его пиджак. – А этот пиджак я долго искал. И, конечно, ты его испачкал.
– Это кровь Вайпер. А в твоем пиджаке… – Я осекся: как сказать ему об этом?
– Что? – Маркус подошел ко мне. – Что там, Седрик?
– Пойдем со мной сегодня на Нусельский мост, – вместо ответа сказал я. Меня вновь объяла тоска по Вайпер, и я болезненно усмехнулся. – Жаль, что сегодня почти нет солнца, но, надеюсь, к закату облака над городом рассеются.
Маркус задумчиво потер свой подбородок.
– Как Вайпер? Она сейчас в больнице? – спросил он меня.
– Нет.
– Ты уже купил дом?
– Еще нет.
– Тогда что ты здесь делаешь? И что с Вайпер? – Маркус помрачнел.
– Зайди за мной в половину пятого. Я буду в своей комнате. – Я поднял урну и пошел к двери.
– Седрик, ты пугаешь меня! – услышал я голос брата за своей спиной.
– Все отлично! – бросил ему я и вышел из бильярдной.
Зайдя в свою комнату, я сел в кресло у камина и прижал к себе урну с прахом Вайпер: через несколько часов я должен был попрощаться с ней. Затем я поднялся с кресла и окинул взглядом свое прежнее жилище: все в нем осталось таким же, как пять лет назад, когда я вышел из него в последний раз. Даже шторы остались в том же положении, не изменив за это время ни одной складки. Но теперь это пространство было мне чуждо: я не собирался оставаться в замке. Мне нужно было уехать. На север. Туда, где я мог быть один, наедине со светлыми воспоминаниями о Вайпер.
Так странно: Вайпер умерла, но я чувствовал себя полноценным, и моя душа была спокойна. И я знал почему. Взглянул на свои руки, я улыбнулся – в них текла ее кровь. Она была во мне. Я вновь сел в кресло, закрыл глаза и глубоко задумался.
– Седрик, скоро закат, – вдруг услышал я голос Маркуса прямо над моим ухом.
Я открыл глаза и посмотрел на брата.
– Уже? – переспросил я: мне казалось, что прошло всего несколько минут с тех пор, как я зашел в комнату.
– Да. И тебе повезло: облака поредели.
Я молча поднялся с кресла.
– И когда? – поинтересовался я, смотря на брата.
– Что когда?
– Когда ты уже обнимешь меня?
Маркус усмехнулся, я тоже, и мы крепко обнялись.
– Теперь – на мост, – сказал я.
Мы спустились в гараж, сели в автомобиль брата и поехали на Нусельский мост. Как и сказал Маркус, облаков стало намного меньше, и, когда мы встали именно у того фонаря, у которого мы с Вайпер любили наблюдать закат, я развернул пиджак, в который закутал урну.
– Что это? – тихо спросил Маркус, пристально смотря на урну.
– Я солгал: Вайпер больше нет, – тихо ответил я.
– Она не выжила от потери крови?
– Нет. Я убил ее. Я не успел вовремя остановиться.
Маркус ошеломленно молчал и смотрел на урну.
– Я вытащил ее из автомобиля и убил, а когда пришел в себя, было уже поздно – она была мертва. – Я глубоко вздохнул от этого ужасного воспоминания. – Я уехал оттуда, чтобы не расстраивать тебя, а когда ты сказал мне о том, что у тебя будет сын, я не хотел причинять тебе боль. И я должен признаться: я искал смерти. Я сказал тебе, что уеду с Вайпер, а сам собирался сжечь себя и ее в крематории.
– Ты в своем уме!? – резко воскликнул мой брат. – Совсем обезумел? А обо мне ты подумал?
– Именно поэтому я здесь.
Маркус отвернулся, и я знал, что внутри него кипела злость на меня и обида за мое гибельное намерение.
– И, чтобы ты знал, даже крематорий не сжег бы тебя! – буркнул он, не глядя на меня. – Ну и идиот же ты!
– Я собирался лечь с Вайпер на носилки, но вдруг произошло что-то странное: она открыла глаза… Или я почти обезумел в тот момент от горя, но услышал в своем разуме ее голос. Вайпер сказала, что я должен жить дальше, потому что она живет во мне.
– Что? – Маркус удивленно посмотрел на меня.
– Я выпил ее кровь, и она течет во мне.
– Это я во всем виноват! Нельзя было оставлять ее одну! – сокрушенно воскликнул Маркус.
– Ты здесь ни при чем, – сказал я ему. – Вот этого я и боялся – что ты будешь винить во всех бедах себя.
Маркус ничего не ответил: он опустил голову и потер свою переносицу.
– У меня просто в голове не укладывается… Ты убил ее… Убил свою Вайпер… В тот же день, когда мы приехали за тобой, – тихо сказал брат.
– Да, – только и смог вымолвить я. – Она сказала, что так должно было быть. Я ни в коем случае не умаляю моего преступления, моего греха, и буду жить с этим знанием всю вечность – знанием того, что я убил Вайпер, но она сказала, что всегда будет со мной, и я верю ей.
Маркус посмотрел на меня: в его глазах блестели слезы.
– И что ты будешь делать? – нервно спросил он. – Убежишь? Опять похоронишь себя в склепе?
– Она остановила меня от попытки самоубийства, и я буду жить дальше, ради нее, – спокойно ответил ему я. – И ради вас: тебя, Маришки и маленького Седрика. В тот раз я поступил как последний трус, спрятал голову в песок, а мне нужно было бороться за Вайпер. Я поверил лжи родителей и не стал искать ее.
– Ты останешься в замке?
– Нет. Хочу навестить Барни.
– Он не впустит тебя.
– Впустит. У нас с ним много общего.
Маркус глубоко вздохнул.
– Если бы мы знали, что после ее смерти ты будешь так философски спокоен, то не стали бы разлучать вас. Это было самой большой ошибкой в нашей жизни, и мне до конца вечности будет стыдно перед тобой за то, что я сделал. – Он посмотрел на часы. – Почти пять.
– Никогда нельзя предугадать, что будет в будущем, – с усмешкой сказал на это я. – Вайпер просила развеять ее прах здесь, во время заката.
Я открыл крышку и стал медленно переворачивать ее: прах Вайпер тут же вырвался из объятий своей тюрьмы и полетел, подхватываемый ветром – он получил свободу.
– Лети, любовь моя. Ты была и всегда будешь самым прекрасным, что есть в моей жизни, – тихо сказал я, наблюдая за тем, как улетали от меня последние частицы моей Вайпер.
– Все логично, Седрик: она была смертной,
