то, что было в нем тогда, на Нусельском мосту, когда наши губы обжег наш первый поцелуй.
– А теперь отпусти меня, – с улыбкой сказала Вайпер. – Пообещай мне, что развеешь мой прах с Нусельского моста, во время заката: пусть место нашей первой встречи станет местом моего освобождения.
– Я обещаю тебе. – Я закрыл глаза, чтобы сдержать слезы, а когда открыл их, Вайпер вновь лежала мертвая, но на ее лице словно появился свет умиротворенности.
– Она готова, – сказал я мужчинам, стоящим позади меня.
– А вы…
– Я передумал.
Носилки с Вайпер были молча задвинуты в печь, и это был последний раз, когда я видел ее. Но я чувствовал: она жила во мне в виде крови, и я был не вправе убивать ее еще раз. Вайпер всегда будет со мной. Пусть даже не в виде материи, а в виде памяти, и, пока был жив я, была жива и она. Значит, мы познаем вечность.
В печи вспыхнул яростный огонь.
Когда тело Вайпер превратилось в пепел, я собственноручно собрал его в урну. Письмо, которое я написал Маркусу, и заявление я сжег: кочегары уверили меня в том, что даже не заикнутся о том, что я сделал со своей девушкой и что они вообще меня видели. Я знал, что они не проболтаются: они тряслись за свои шкуры.
Работники крематория получили свой гонорар и попросили меня покинуть территорию крематория.
Остановившись у ближайшего населенного пункта, я остановил автомобиль подальше от глаз смертных, вспышкой пронесся по ближайшему магазину одежды, в котором украл нижнее белье, ботинки, джинсы, футболку, пальто и шарф, и, искупавшись в одном из лесных озер, оделся в новую одежду. Теперь я был тем Седриком Морганом, которым знала меня Вайпер. Аккуратно завернув урну с прахом Вайпер в пиджак Маркуса, я поехал в Биллунн – небольшой городок Дании, в котором, однако, имелся большой банк, где я снял со счета Маркуса наличные, и аэропорт, в котором я сел на рейс Биллунн – Прага. Документов у меня не было, но, благодаря моему положению в обществе, меня посадили и без них.
Я с любовью сжимал в руках урну с прахом своей возлюбленной, не желая расставаться с ней ни на миг, но, помня о просьбе Вайпер развеять его с Нусельского моста, смирился с тем, что потеряю даже его. Но Вайпер была права: со мной остались ее родители, все ее вещи, все то, что она любила. И ее рисунок.
Прилетев в Прагу, я взял такси до замка. Было около двух часов дня пасмурного дня начала ноября.
Глава 52
Такси подъехало к замку. Я расплатился, оставив таксисту хорошие чаевые, вышел на площадь и окинул взглядом свое бывшее семейное гнездо: окна зала, которые я пять лет назад выбил, были восстановлены и даже более красивы, чем прежние. Но замок не изменился: он был все таким же величественным, гордым и холодным.
До меня донесся цокот каблуков по камню, я и пошел навстречу этому звуку. Через минуту на меня смотрели красивые серо-голубые глаза Маришки, округленные от удивления. Она была одета в красивое платье, подхваченное под грудью лентой, потому что ее живот нельзя было спрятать тем фасоном платья, который она любила.
– Вижу, маленький Седрик вышел на прогулку? – с улыбкой спросил я жену брата, но она была так удивлена моим появлением, что просто молча смотрела на меня, а когда заметила свернутый пиджак, в котором я спрятал от посторонних глаз урну с прахом Вайпер, ее брови поползли вверх.
– Привет, Маришка. Чудесно выглядишь, – сказал я ей, несколько забавляясь ее видом.
– Седрик? Ты вернулся? – удивленно спросила Маришка. – Как же долго тебя не было дома! Но Маркус сказал, что ты решил пока не встречаться с нами?
– Я передумал. Кстати, где этот юморист, твой муж? – Я усмехнулся, взглянув на животик Маришки. – Поздравляю с пополнением.
– Спасибо. А откуда ты узнал, что мы назовем его Седрик? Хотя, должно быть, это Маркус проболтался! – весело сказала она.
– У тебя талант провидицы, – пошутил я.
– Ну да, я могу только предсказать, когда мне захочется поесть: я ем каждый день. Ой, он опять пинается, проказник! – Маришка положила ладонь на свой округлый животик. – Маркус играет с вашим отцом в бильярд.
– А моя мать?
Маришка улыбнулась и молча кивнула, указывая на что-то позади меня.
Я обернулся: в пяти шагах от меня стояла моя мать: она словно боялась подойти ко мне.
– Ты вернулся, – наконец, тихо сказала она, и по ее щеке прокатилась слеза.
– Да, но ненадолго, – холодно ответил я на это, все еще не в силах простить ей того, какие страдания она причинила Вайпер.
«Прости их, потому что я простила им» – вдруг услышал я в голове голос Вайпер, и он смягчил мое сердце.
– Я все еще зол на тебя, мама, но прощаю тебя и отца. Мне нужно время, чтобы смириться с тем, что вы сделали. – Я подошел к матери и обнял ее.
Она горячо обняла меня в ответ.
– Прости, прости меня! – всхлипнула она, цепляясь пальцами за мое пальто. – Я не знала, что все выйдет так ужасно!
– Это уже в прошлом, – сказал я ей и отстранился от нее. – Но я хочу увидеть отца.
– Он в бильярдной! – сказала мать, вытирая слезы ладонями.
К нам подошла Маришка. Она обняла за плечи свою свекровь и сказала ей:
– Мама, нужно не плакать, а радоваться! Седрик здесь, а ты плачешь!
Я улыбнулся и потрепал маму по щеке.
– Твоя невестка дело говорит. Я к отцу, – шутливо сказал я и, обойдя замок, вошел внутрь.
Но долго искать отца мне не пришлось – он сам нашел меня и тут же заключил в свои объятья. Когда отец отстранился, я увидел его дрожащие губы и поспешил подбодрить его.
– Отец, по-моему, ты никогда не плакал. Что на тебя нашло? – пошутил я, хлопнув его по плечу.
– Я просто рад твоему возвращению, – сказал он, и его губы вновь задрожали. – Прости. За все.
– Я прощаю тебя, отец. – Я улыбнулся и еще раз хлопнул его по плечу. – Но я пойду к Маркусу: видеть, как плачет мой отец, мне совсем не по душе
Маркус был в бильярдной: он стоял, облокотившись на стол, и рассматривал шары, разбросанные по зеленому полотну. Мой брат совершенно не изменился – лишь его волосы стали немного длиннее.
Я поставил урну с прахом Вайпер на пол, у стены.
– Отец опять обыграл тебя? – спросил я брата, беря в руки свободный кий, лежащий на бильярдном столе.
– Ошибся: в этот раз удача была на моей стороне. – Маркус задумчиво смотрел на шары. – А ты, насколько я помню, заявил, что пока побудешь гордым отшельником. Соскучился-таки?
– Нет. Для меня моя трагедия произошла словно вчера, поэтому соскучиться я не успел, – ответил ему я. – Кстати, хотел спросить, как поживает Миша?
– Отлично. Когда Маришка
