Принц Арно непрестанно слал ему письма с требованиями перевести танну Эртега под домашний арест и угрозами лишить его в будущем своего монаршего расположения. «Пошел ты к черту, щенок, – устало подумал Арсен, – большой вопрос, будешь ли ты когда-нибудь править или нет». В довершение всех бед несколько дней назад командор Рохас был выпущен из Пратта. Король собирался в новую поездку и в связи с надвигавшимися событиями помощь Меченого была жизненно необходима. Выйдя из заточения, командор первым делом направился к Сиверре и потребовал свидания со своей девкой, в ответ на что, разумеется, был отправлен восвояси. «С танной все в порядке, командор, можете не волноваться. Король не причинит вреда своей женщине», пропел Арсен, с удовольствием глядя на перекошенное лицо Рохаса.
Слава Всеведающему, король уехал, и ему не нужно будет появляться в Торене. В последнее время каждый раз, когда он там оказывался, на его голову словно обрушивалась могильная плита, а внутренности будто раздирал острыми когтями неведомо как оказавшийся внутри дикий зверь. В ушах появлялся странный жуткий свист, и однажды ему даже показалось, что он различил в этих страшных звуках слова «отпусти хозяйку, отпусти танну Эртега!». Зловредная девка довела его до безумия.
Скоро он положит этому конец. Запасной план прекрасно сработал, его агенту удалось найти треклятую записку в кабинете короля и сделать копию. Осталось лишь переписать ее почерком арестованной, и он отправит его королю вместе с признанием во всех преступлениях и его, Арсена, докладом о законченной работе. Чуть позже его величество получит сообщение, что преступница наложила на себя руки или умерла от какой-нибудь болезни, что вполне естественно, ведь заключение и пытки нанесли существенный урон ее здоровью и разуму. Разумеется, Сиверра рисковал. Король практически в один день лишился любимой женщины, гениального художника и преданного толкового министра, узнал, что его старый соратник и друг предал его, а женщина, природу чувств к которой Арсену так и не удалось понять, оказалась коварной и безжалостной убийцей. Посему неудивительно, что в последнее время его величество постоянно пребывал в крайне дурном расположении духа, если не сказать больше. И совершенно неизвестно, как он воспримет новость о смерти девчонки. Более того, придется избавиться и от Рохаса, иначе за его, Арсена, жизнь никто не даст и ломаного гроша. Однако выбора у него не было, и он надеялся, что вскоре королю будет не до сердечных дел, а Рохаса удастся прирезать в начавшейся заварушке.
… Голос узницы прервал его размышления. Глядя на него кроткими глазами, теми самыми, что еще несколько минут назад изливали гнев и ненависть, она просила его дать ей несколько дней покоя, чтобы помолиться и найти в себе силы смириться со своей судьбой, после чего она будет готова сделать признание, раз уж Создателю угодно, что в ее невиновность никто не верит. На какое-то мгновенье изумленный Сиверра ощутил ликование победителя, но затем ему пришло в голову, что проклятая ведьма замыслила новую хитрость.
Даже если она и в самом деле признается, оставлять ее в живых и позволять ей выступать перед судом или, упаси Всеведающий, видеться с королем, было в высшей степени неосторожно. За всю свою жизнь ему не приходилось встречать более крученной девки, и он нутром чувствовал, что вдвоем им на этой земле не ужиться. Все же он решил подождать – будет гораздо лучше, если она своей рукой напишет признание и записку. Днем раньше или позже она умрет – не имело особого значения.
Он милостиво кивнул и, приказав удивленному обвинителю позаботиться о танне Эртега, величественной поступью покинул пыточную.
В тоске и унынии Сиверра отправился домой, по дороге проклиная тот день, когда он ввязался в эту историю. В последнее время он жил в постоянном ожидании какой-нибудь подлости со стороны судьбы. И подлость судьбы не преминула явиться: она ожидала его в салоне, приняв облик жизнерадостно улыбавшегося лейтенанта Шевель.
– Командор желает вам доброго здоровьица, тан начальник, – произнес он, протягивая ему записку.
Арсен, стараясь унять дрожь в руках, развернул послание. Оно советовало господину Сиверра не ожидать своего сына-школяра нынче домой, поскольку тот с друзьями отправился на прогулку в предместье и заблудился там. Податель письма объяснит, как найти сына.
– Командор нижайше просит позволения повидаться с танной Эртега, так что вы уж будьте ласковы, устройте им свиданьице.
Арсен застыл, получив этот удар в спину (неожиданный, несмотря ни на что), выкатил глаза и захрипел.
– Да вы не волнуйтесь так, назавтра вы получите вашего сынка обратно, целого и невредимого, ну только с фонарем под глазом, уж больно резвый, шельма – дружелюбно утешил его лейтенант. – Командор рассудил, что самое лучше всего устроить это вечером, после ужина, когда комендант уедет, а то мало ли… Так не будет неприятностей ни вам, ни ему. Тан Рохас будет ждать вас в таверне «Благочестивый рыцарь» в восемь.
На этом лейтенант Шевель лихо раскланялся и направился к выходу. Перед дверью он задержался и, внезапно добавил с серьезным видом:
– Командор сейчас сам не свой и способен на все – даже на то, о чем будет жалеть. Не доводите до греха, не толкайте его на душегубство.
На этом проклятый лайренец, наконец-то, убрался, оставив Сиверру задыхаться от гнева и бессилия.
Делать было нечего, и следующим вечером Арсен, встретив в таверне «Благочестивый рыцарь» переодетого жрецом Меченого, повез его в крепость, пояснив на воротах, что везет знаменитого проповедника и духовного учителя танне Эртега, дабы он убедил ее признаться и покаяться. Стражники бросали любопытные взгляды на духовного учителя, лицо которого было полностью скрыто капюшоном, голова упиралась в крышу кареты, а фигура напоминала шкаф эпохи короля Армора II, когда умели делать добротную мебель, не то, что в нынешние времена.
Девицу Эртега к этому времени отмыли, нарядили в чистое платье, нарумянили, напоили какими-то отварами, обработали все раны и ожоги целебной мазью. Сиверра, который час назад провел финальный осмотр, остался доволен: сидящая перед ним немного бледная девушка выглядела вполне пристойно и уже ничем не напоминала вчерашнюю живую покойницу. Взяв с нее клятву не жаловаться на него и на условия содержания, он отвел ее в достаточно просторную, чистую и светлую камеру на первом этаже крепости.
Войдя в камеру, он застыл, выпучил глаза и перестал дышать. Узница полулежала на стуле, откинув голову, и не подавала никаких признаков жизни. Белые руки плетями свисали вниз.
– Что это с ней? – глухо спросил Меченый, и Арсена охватил леденящий животный ужас, как пса, почуявшего рядом волка.
Он в отчаянии
