«Обеты я не слишком свято чту…»
© Перевод М. Редькина
Обеты я не слишком свято чту:Не будь ты так красив, о мой любимый,С другим нашла бы я свою мечтуВ погоне за красой неуловимой.
Не будь ты редким яством для меняИ вечным утоленьем дикой жажды,Я бы сбежала среди бела дняИскать другого, как тебя однажды.
Но ты блуждаешь с ветром заодно;Приязнь твоя изменчивей прибоя.Непостоянной быть немудрено —Ведь я меняюсь следом за тобою.
Любовь моя беспечна и вольна:Я неверна, когда тебе верна.
«Жалей меня не оттого, что свет…»
© Перевод М. Редькина
Жалей меня не оттого, что светНа склоне дня покинул небосвод;Жалей меня не оттого, что следБылой красы с полей и рощ уйдет;
Жалей меня не оттого, что ликЛуны поблек, волна стремится вспять;Не оттого, что страсть мужская — мигИ больше мне твоей любви не знать.
Давно известно мне: любовь — пургаЦветов, летящих с вишневых ветвей,Прибой, швыряющий на берегаОбломки затонувших кораблей.
Жалей меня за то, что разум скор,А сердце неразумно до сих пор.
«Разъятье рук твоих подобно смерти…»
© Перевод М. Редькина
Разъятье рук твоих подобно смерти.Как, разлучась с тобой, умру опять?Нам не дано на этой хрупкой твердиДвукратно жить, двукратно умирать…
Томясь у Времени в узде суровой,К нам в дверь стучит его гонец — рассвет.Но Время не подвергнет муке новойМеня на гребне самых горьких бед.
Когда ты розами и рожью станешь,Видением печальным появлюсь,Там, где любила, там, где в вечность канешь.Над прахом незабвенным я склонюсь,
Воздену руки и уйду украдкой,Как ныне, на исходе ночи краткой.
«О нет, не допусти, чтоб разум твой…»
© Перевод М. Редькина
О нет, не допусти, чтоб разум твой,Отчаясь, возомнил неосторожно,Что, раз мы платим дорогой ценойЗа красоту, ее купить возможно!
И если в лунном свете соловейТебе просвищет с ветки молчаливой,То вряд ли он слетит к руке твоей —Ты не приманишь птицы прихотливой.
А значит, красота вольнее всех:Ведь красота не горлица ручная,Не ослепленный сокол для утех —Она горда. Целуя и лаская,
Ты красоту голубкой не зови.Что ей любовь? Она чужда любви.
«О нет, ты не любил меня ничуть…»
© Перевод Ю. Менис
О нет, ты не любил меня ничуть,А я любила больше жизни — что ж,Отмщение — вот мой отныне путь,И каждый миг лишь мщением хорош.Мне выбирать оружие, но я —Я стали не коснусь вершить мой суд,А проведу всю ночь, в сердцах кляняМинистров, пап и прочий мелкий люд;И встречу день обидою вековНа землю, небо, ад и на глупца,Что чувству господин, и на богов,И на детей у школьного крыльца…А ты уйдешь, и я похоронюХолодность, не доступную огню.
«От воскрешенных утром сновидений…»
© Перевод М. Редькина
От воскрешенных утром сновиденийПечалью день пронзен. Везде — укор.Хочу читать — но слез поток осеннийСтекает на руки, туманит взор.
Скорбь на корню сильней, чем грусть в предгрозье:Та скорбь в плену у тайны роковойВыбеливает щеки алой розе,Мертвит бутон и сушит лист живой.
Глубокий пруд у берегов прозрачен,Искрится солнцем, тянется к цветам,А в омуте его покой утрачен:Чернея, бьется чье-то сердце там.
Сны прогоняют сон; я слез не прячу:Заплачу — и проснусь, проснусь — и плачу.
«Любовь еще не все: не хлеб и не вода…»
© Перевод М. Алигер
Любовь еще не все: не хлеб и не вода,Не крыша в ливень, не нагим — одежды;Не ствол, плывущий к тонущим, когдаУже иссякли силы и надежды.Не заменяет воздуха любовь,Когда дыханья в легких не хватает,Не сращивает кость, не очищает кровь,И без любви никто не умирает.Я допускаю, грянет час такой,Когда, устав от нестерпимой боли,За облегченье, отдых и покойТвою любовь отдам я поневолеИль память тех ночей сменяю на еду.Возможно. Но едва ль на это я пойду.
«Сдержать Хаос уздой четырнадцати строк…»
© Перевод М. Алигер
Сдержать Хаос уздой четырнадцати строк,Чтоб он из них бежать на волю рвался,Коль повезет; вертелся, притворялся,Как будто пламя он, и демон, и поток,Нет счета всем его уловкам и повадкам,Пока в границах я держу его,Бесформенное это существо,И он сливается с божественным Порядком.Но вот уже прошли часы и годы,А как высокомерен он в неволе,И мы с ним оба лишены свободы,Он прост, но он еще не понят — и не боле.А я и без его признаний понимаю,Что я своей уздой ему лишь помогаю.
«Под лунным светом Всемогущей Плоти…»
© Перевод М. Алигер
Под лунным светом Всемогущей ПлотиИ я кричала кошкой в час ночной,Уйдя из башни, выстроенной мной,Не для того ль, чтоб в галочьем пометеИ в живописи детской озорнойЕй вековать? У башни, под луной,Сидят соседки так, как некогда их тети,Судача обо мне и о моей работе.Какая есть, однако это яТу башню возвела, она — моя.Во имя Красоты взлетевшая высоко.В ней боль и гордость — все, что было у меня,Кость честная, мысль, полная огня,И жар ночей, где я была не одинока.
«Не умирать от жалости, а жить…»
© Перевод М. Алигер
Не умирать от жалости, а жить,И есть и пить, чтоб крепнуть и расти,Чтоб чище кровь, чтоб тверже стать в кости,И чувствовать острее, и хитрить:Тому, кто тоже хочет есть и пить,Нежирную похлебку поднестиИз нашей жалости. Ах, господи прости,Ее бы понаваристей сварить!Денек сентябрьский синий, тут и тамУже краснеют клены по холмам.Затем, чтоб слабым я могла помочь,Вскормить свой ум и волю надо мне б,Взбодриться и тоску отринуть прочь,Пить полный кубок, счастье есть, как хлеб.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
© Перевод М. Редькина
Земля своих детей не понимает.Когда не по себе бывает нам,От шума городов изнемогая,Мы возвращаемся к ее лесам.
Земля для всех распахивает двери,Хотя ее созданьям счету нет:Подранки — люди и подранки — звериБредут к ней, волоча кровавый след.
Земля чуть спет встает, листвой хлопочетУкрасить год, потом листву стряхнуть,А горевать, баклуши бить не хочет —Ей недосуг негромко помянуть
Того, кто не хранит всего, что было,Лежит в покое дни, года, века;Того, чья безымянная могилаВ угрюмом запустении горька;
Того, кто знал печаль и поражение,Того, кто друга отдал, не скорбя,За лист ольхи — земное утешенье,Которое не сознает себя.
ДЕТСТВО — ЭТО ЦАРСТВО, ГДЕ НИКТО НЕ УМИРАЕТ
© Перевод М. Зенкевич
Детство — не от рожденья до возраста, когда ребенок,Став взрослым, бросает свои игрушки.
Детство — это царство, где никто не умирает,Никто из близких. Отдаленные родственники, конечно,Умирают, те, кого не видят или видят редко,Те, что дарят конфеты в красивых коробках, перочинный нож,И исчезают, и как будто даже не существуют.
И кошки умирают. Ложатся на пол и бьют хвостом,И волоски их меха шевелятсяОт блох, раньше совсем незаметных;Блестящие, коричневые, чуя недоброе,Они перебираются на живых.Вы берете сапожный ящик, но он мал, так как кошка не свертывается,Находите другой, побольше, и зарываете ее во дворе и плачете.Но вы не просыпаетесь потом, спустя месяц, два,Спустя год, два года, вдруг среди ночиИ не рыдаете, ломая пальцы, шепча: «О, боже, боже!»
Детство — царство, где никто не умирает,Никто из близких; матери и отцы не умирают.И если вы скажете: «Зачем ты меня так часто целуешь?» —Или: «Перестань, пожалуйста, стучать по окну наперстком!» —Завтра или послезавтра, когда вы наиграетесь,Еще будет время сказать: «Прости меня, мама!»
Стать взрослым — значит сидеть за столом с людьми,которые умерли, молчат и не слышат.И не пьют свой чай, хотя и говорили часто, что это их любимый напиток.Сбегайте на погреб, достаньте последнюю банку малины, и она их не соблазнит.Польстите им, спросите, о чем они когда-то беседовалиС епископом, с попечителем бедных или с миссис Мэйсон, —И это их не заинтересует.Кричите на них, побагровев, встаньте,Встряхните их хорошенько за окоченелые плечи, завопите на них —Они не испугаются, не смутятся и повалятся назад в кресла.
Ваш чай остыл.Вы пьете его стояИ покидаете дом.
МАРИАННА МУР
