— Я сказала «одну», Елизавета. — Ведьма оставалась непоколебимой.
Но мумия уже ничего не слышала, её глазницы и сердце загорелись, откуда ни возьмись завертелся смерч горячего воздуха. Песчинки, способные резать плоть, поднялись в воздух, и нахлынули на участников рейда, следом стали появляться проклятья массового поражения, они вспыхивали в воздухе зловещими строками иероглифов, а потом изливались чёрным дымом, превращались в облака саранчи, скорпионов, змей и жаб. Стены пирамиды закровоточили, свет померк, меж плит пола стала проступать тухлая вода и прорастать тростник.
— Я говорила, что это опасно, — констатировала Мэдлин, следя за тем, как разрасталось полотно мифической Казни, — сила Хамуптари слишком велика.
— Пока что всё хорошо…
— Уверен?
Тон ведьмы был тревожащим, и только тут я заметил, как быстро сокращалась шкала жизни Лиззи. Убедившись, что я всё понял, Мэдлин жёстко захлопнула ковчег.
— Туда!
Размякшая паутина отпустила нас и, под прикрытием огня ушебти, мы прорвались в следующее помещение, где натолкнулись на Имхотепа.
— Слава богам, вы здесь! — воскликнул жрец. — Скорее, к фараону, он ждёт! Что задержало вас так надолго?
— Поговори мне тут ещё… — Лиззи болталась на моём плече без сил, её шкала маны, обычно полная, сейчас была на нуле. — Ты хоть знаешь, через что мы прошли?
— Сейчас не время, Елизавета.
— Гоблин воровал мои краски, а ты… бесчувственный сухарь…
Следуя за жрецом, мы вошли в покои фараона Аменхотепа, где немногое изменилось со времени прошлого визита. Теперь вдоль стен горели жёлтые двухмерные голограммы, показывавшие, как шла битва снаружи и внутри пирамиды; многочисленные мумии-заклинатели бормотали что-то перед этими голограммами, вероятно, координируя действия армии нежити. Другие мумии, знатные воины и не только, также присутствовали, ожидая приказаний от царственной особы; два громадных скелета-телохранителя с уродливыми черепами по-прежнему несли стражу.
Драгоценный саркофаг больше не парил в центре зала, он был трансформирован в роскошный трон, перед которым вращалась трёхмерная голографическая модель пирамиды. Трон занимал фараон Аменхотеп; я впервые увидел его и… не то чтобы впечатлился, — ещё один мертвец в роскошной золотой броне, инкрустированной поделочным камнем, разве что, довольно массивный. Его посмертная маска теперь сидела на положенном месте, в прорезях пылали зелёные огни, а из подбородка торчала фальшивая борода, похожая на эфес драгоценного меча. Головным убором царя пустыни служило что-то, по форме похожее на львиную гриву с фалдами, только матерчатую и сине-золотую. Кажется, Древние звали это «немес». Фараон сидел, скрестив на груди два драгоценных жезла: в виде крюка и плети.
— Восславим богов! — призвал Имхотеп, с сухим стуком падая на колени перед монархом. — Наши молитвы были услышаны и благодать снизошла, о владыка солнца и лун! Её величество Анхесенхамуптари вернулась!
— Анхесенхамуптари, — раздалось из-под красивой золотой маски, — ты исполнила волю своего повелителя?
— Это кого это? — не поняла Лиззи. — Я свободная личность, сильная и независимая…
— Она исполнила, — тихо, но отчётливо произнесла Мэдлин.
Ковчег был вынут из инвентаря, и все мертвецы вокруг подались вперёд, из пересохших глоток донёсся многоголосый хрип. Я осторожно поставил Лиззи рядом.
— Свершилось!
Фараон сошёл с трона, подоспевшие слуги приняли на золотые подносы его жезлы и поднесли резной футляр, откуда он вытащил длинный чёрный посох, раздвоенный снизу и с головой какого-то животного — сверху. На плечи Аменхотепа лёг белоснежный плащ с большой фибулой на груди в форме раскинувшего крылья сокола.
— Я не разочарован, моя драгоценная сестра-жена! Благодаря тебе все мы вот-вот обретём вечную жизнь, полную красоты и удовольствий!
— Да, вот скорее бы, мне очень хочется жизни и удовольствий, — нетерпеливо переминалась Лиззи. — Так что давай-ка ближе к делу, хорошо?
— Мы почти достигли Нехиптонеша, — не обращал на неё внимание фараон, — скоро древняя столица поднимется из песков забвения, обнажив несметные богатства династии Хепти, миллионы мертвецов проснуться, чтобы встать под мой уас и отвоевать Наил! Радуйтесь, верные, служение божественному фараону влечёт божественную награду! Явить реликвии!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 19. Великий и Ужасный (часть 3)
Слуги бережно подняли крышку ковчега и взглядам открылись канопы. Придворная знать опустилась на колени, заклинатели умолкли и опустили головы, прекратив управлять обороной.
— УРУ ШАРАНУННУКАГАЛЬ! — проревел фараон могильным басом, поднимая руки.
Канопы засветились и вылетели из ящика, — лёгкие, желудок, печень и кишечник, — стали вращаться вокруг его фигуры, объединённые потоками светящихся жёлтых иероглифов.
— ХЕШЕТ! АДУРАТ! ПШЕНД!
Откуда-то извне зазвучали стонущие голоса, очертания зала поплыли, встроенные в стены световые кристаллы начали мигать. Фигуру фараона Аменхотепа скрыло какое-то марево, а следом оно захватило Лиззи, перекинулось на остальных присутствовавших, и выплеснулось из покоев. Пол под ногами задрожал, воющие голоса усилились, я стоял, жмурясь от призрачного ветра и прижимая к себе ведьму, пока в один момент всё это не схлынуло. Канопы упали на пол и разбились, в них не оказалось ничего кроме пыли.
Мертвецы преобразились: телохранители фараона обросли плотью, превратившись в двух гигантских бисталов-гиппопотамов, а иссохшие трупы знати наполнились жизнью. Они восстанавливались и молодели, превращаясь в людей, различных бисталов и… что-то среднее, — людей, но с легчайшими отклонениями вроде звериных ушей, хвостов и птичьих когтей. Жрец Имхотеп стянул с головы маску, под которой оказался ожидаемо длинный кривой клюв, а сквозь растрёпанные бинты на спине вырвались огромные чёрно-белые крылья. Фараон тоже снял маску, открыв красивое мужественное лицо с полными губами, острыми скулами и прямым носом. Тёмные глаза торжественно смеялись.
— Свершилось! Мощь Хамуптари пульсирует в моём вечно живом и вечно молодом сердце! Дорогая сестра-жена, сними маску, покажи своё лицо, так ли оно прекрасно, как я помню?
Лиззи стояла к нам спиной, очертания фигуры изменились, на смену худой угловатости пришли плавные изгибы, силуэт приобрёл соблазнительность песочных часов. Сквозь растрепавшиеся бинты проглядывалась теперь смуглая кожа, а ещё привлекал внимание длинный хвост, покрытый короткой чёрной шёрсткой. Лиззи медленно обернулась к нам, из-под маски раздался глубокий жадный вдох, затем ещё, и ещё.
— Дышу… Как же мне этого не хватало! Я дышу, Мэдлин! Я дышу, Антон!
— Молодец, — ответила ведьма необычайно мягко и даже нежно, — продолжай.
Тонкие пальцы Лиззи… оканчивавшиеся коготками, коснулись маски, секундное промедление, и вот, на нас пристально взглянула пара огромных зелёных глаз. Первую секунду я не понял, что было не так, но только первую секунду; безусловно прекрасное треугольное личико имело очень отдалённую, но, в то же время, явную связь с кошачьим родом. Это скользило в линии скул, носа, в маленьком изящном рте с пухлыми губками. Стоило забыть об этом и лицо казалось совершенно человеческим, волнительно-экзотичным, но, если сфокусироваться, все кошачьи черты становились явными. Или, может быть, это меня сбивали с толку кошачьи уши, показавшиеся, когда Лиззи сбросила парик. Её правильной формы череп теперь поблёскивал короткими светлыми волосами
— Антон, Мэдлин, — тихо проговорила она, — я… я красивая? Я же красивая, да?
Ведьма опередила меня и в этот раз:
— Нет.
Лиззи вздрогнула.
— У Древних был иной термин, чтобы описать тебя, Елизавета. Ты шикарная.
Бывшая мумия помедлила.
— А это хорошо?
— Это как превосходная степень от «сексуальная», если применять относительно женщины. — Я тоже проявил эрудицию.
— Ву-ху! — немедленно завопила она, оборачиваясь к остальным. — Вы слышали, субстанцы?! Я шикарная! Шикарная! Зеркало сюда мне! БЫСТРО!!!
