Зверь задрал морду и уставился мне в глаза, словно пытаясь что-то сказать.
— Слушай, а ты можешь выбраться отсюда?
Я посмотрела на волка и перевела взгляд на зарешеченное окно.
Зверь отчетливо кивнул.
— А найти моего мужа сумеешь?
Волк снова ткнулся мне в руки, обнюхал их, и, отстранившись, мотнул головой.
— Отлично. Тогда иди и приведи помощь.
Зверь оскалился, а потом скользнул к окну и исчез, оставив меня в мрачной тишине темницы.
***
До самой ночи я ходила из угла в угол, меряя шагами свою камеру и прислушиваясь к каждому шороху. В душе боролись страх и надежда. Я хотела верить, что волк найдет Лукаса, но, чем темнее становилось в камере, тем больше сомнений поднималось внутри. Что, если зверь меня обманул? Он ведь мог пообещать все, что угодно, лишь бы вернуться к своему артениду. И я напрасно жду помощи. Никто не узнает, где я. Никто не придет меня спасти. А Лукас? Действительно ли он сказал мне правду? Что, если старик не врет, и Хольм просто решил позабавиться перед свадьбой?
Нет. Не может такого быть. Лукас любит меня, я это чувствую. Но сумеет ли он меня найти?
«Так, Белла, — я теперь старалась даже в мыслях называть себя Изабеллой. — Не стоит рассчитывать на чью-то помощь. Нужно выбираться самой».
Знать бы еще, как это сделать… Может, подкараулить Маркуса и шарахнуть его ведром по голове? А потом резаком под ребра ткнуть. Нет, раньше мне никогда не приходилось делать ничего подобного, но что еще я могу противопоставить магу? Только русское «против лома нет приема». Вот только не факт, что это сработает. Особенно, учитывая магию метаморфа.
А вообще, странно. Как он успевает жить сразу несколькими жизнями? И ладно бы, Остер, но и Маркус, и Гарви занимают определенное положение, и выполняют кучу обязанностей. Как один человек способен все это совмещать? Хотя, не удивлюсь, если Гарви использует для этого какой-нибудь артефакт. Недаром у него целая коллекция собрана, наверняка среди них есть подходящий.
Вот так, размышляя и придумывая план побега, я и проходила почти всю ночь по тесной камере. И лишь под утро, обессилив, упала на тюфяк и забылась коротким тревожным сном, и снова оказалась в горящем доме Бернстофов.
— Пенни, давай быстрее, что ты возишься?! — кричал Кристофер, но из-за яркого пламени и густого дыма я не могла его разглядеть.
— Он застрял, никак не могу вытащить! — кашляя, ответила Пенелопа, и я увидела в углу пылающей комнаты ее тонкую фигуру.
Женщина тянула какой-то рычаг, прикрепленный к квадратному железному ящику.
— Брось его, нужно уходить!
Кристофер, закрывая лицо локтем, пробрался к жене и дернул ее за руку, вынуждая отступить.
— Здесь сейчас все рухнет! — задыхаясь, просипел он.
— Крис, но там же эндорум! Я столько над ним работала!
Пенелопа с отчаянием посмотрела на оставленный ящик, но муж тянул ее к двери, и она отвернулась и побежала за ним, уворачиваясь на ходу от горящих шкафов и падающих балок.
— Давай быстрее, — на ходу поторопил Кристофер.
Он рванул на себя невысокую створку, но та не поддалась.
— Рес! Заклинило!
Кристофер попытался выбить дверь плечом, но та даже не шелохнулась.
— Давай вместе, — задыхаясь, предложила Пенелопа.
Я видела, как супруги налегли на обуглившееся полотно, но в этот момент одна из балок затрещала, опасно накренилась и рухнула вниз, погребая под собой родителей Изабеллы.
Все произошло так быстро, что я даже вздохнуть не успела. А уже в следующую секунду меня выдернуло из сна. И возвращение в реальность заставило беззвучно выругаться. Снова он. Маркус. Явился, когда не ждали.
— Вставай, — послышался ненавистный бесстрастный голос, и я с трудом открыла глаза.
Маркус стоял надо мной, сжимая в руках железную коробку с торчащими из нее проводами.
Я села и оперлась спиной о стену. Вставать не рискнула, не уверенная, что смогу удержаться на ногах. Перед глазами все еще стояло видение горящего дома и падающей балки, и я испытывала к нависающему надо мной метаморфу лютую ненависть. Если бы можно было его уничтожить… Нужно что-то придумать. Нельзя оставлять этого нелюдя в живых.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты глазками-то на меня не сверкай, — хмыкнул Маркус. — Не доросла еще характер показывать. Думаешь, я не понимаю, что у тебя в голове? Небось, готова меня убить, а? Оставь эти глупые мысли. Пока живы все мои сущности, меня не победить. Ни тебе, ни твоему волку. Ты ведь не хочешь навредить ему своей глупостью? Так что вставай, и берись за работу.
Он поставил ящик рядом со мной и прищурился.
— Что это? — спросила я, пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев.
Маркус прав. Глупо показывать эмоции. И лезть на рожон — тоже. Лучше как следует все продумать и дождаться подходящего момента. А уж потом…
— Эндорум, — ответил метаморф, заставив меня удивленно замереть.
Эндорум? Тот самый? Разве он не сгорел в мастерской Бернстофов?
Я с недоверием смотрела на неказистый железный короб.
— А от меня вы чего вы хотите?
— Ты должна изучить его, и завершить начатое твоим дедом. Тут все чертежи и расчеты.
Маркус достал из-за пазухи потрепанный блокнот и карандаш и протянул их мне. Замасленные листы пестрели непонятными схемами и надписями, почерк казался неразборчивым, многие слова были перечеркнуты, а поверх них шли какие-то формулы.
— Занимайся, — заявил метаморф и направился к двери.
— А завтрак в этой гостинице не подают? — бросила в удаляющуюся спину.
— Завтрак нужно заработать, — отрезал старик.
— Не думала, что метаморфы такие жадные, — хмыкнула в ответ, но Маркус даже не отреагировал.
Он молча открыл дверь и покинул камеру, оставив меня наедине с непонятным аппаратом.
— Жмот, — пробормотала я и вздохнула.
Есть хотелось все сильнее. Вчера, поглощенная переживаниями, я не думала о еде, но сегодня желудок решил взбунтоваться, одну за другой выдавая жалобные рулады.
— Хорошо, хоть вода есть.
Я вздохнула, отпила пару глотков из кувшина и отставила его в сторону. А потом размяла затекшие ноги, раскрыла блокнот на первой странице и погрузилась в расшифровку мелких каракуль Людвига Бернстофа, отвлекаясь только на то, чтобы рассмотреть эндорум и найти в нем отражение описанных схем. Восходящие и нисходящие потоки, кнопка пуска, срабатывающая от магии сущности, преобразователь пространства — простая на вид железная коробка оказалась довольно сложным механизмом. И чем дольше я ее изучала и сравнивала схемы, тем отчетливее понимала, что в том виде, в каком дед Изабеллы задумал эндорум, тот вряд ли заработает. В самом начале в его расчеты закралась небольшая ошибка. Наверное, ее мог заметить только человек с образованием моего мира. И все последующие схемы строились на неверных данных. А родители Изабеллы использовали эти данные, пытаясь их доработать. Я видела аккуратный почерк Пенелопы Бернстоф, читала подробные отчеты о пробных запусках, и чувствовала, как внутри появляется азарт и желание оживить бездушную пока железяку, превратив ее в настоящий артефакт.
Я нашла чистый лист и принялась быстро набрасывать схему. Людвиг делал упор исключительно на техническую сторону, считая, что магии сущности будет достаточно для запуска эндорума, и родители Беллы пошли по его пути, но я чувствовала, что не все так просто. Меня вело то самое чутье, что помогало вырезать артениды. А в душе все сильнее разгоралась надежда. Если у меня получится запустить эндорум, то я смогу выбраться из темницы. Похоже, это мой единственный шанс обрести свободу.
Мне не хотелось пока думать о том, где я возьму сущность для запуска. В крайнем случае, попробую обмануть Маркуса и заставить его отдать мне ту искорку, что я достала из принесенного им артенида. Главное, все правильно рассчитать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
До самого вечера я просидела над блокнотом, завершая чертежи. Маркус заходил пару раз, наблюдая за моей работой, но особо не наседал, и я продолжала разбираться с эндорумом, пока окончательно не стемнело. Слуга принес свечу и плошку с мясным рагу, забрал ведро и вскоре вернул его пустым, но не проронил ни слова, проигнорировав мои попытки поговорить. И я снова осталась одна.
