Другой вышибала, Джастин Портакалиан, прислонился спиной к стене и вытянул затянутую в кожу ногу на соседний стул, передав две карты Руди. Он был так же великолепен, как каждый из Пельтье, с каштановыми волосами средней длины и ореховыми глазами, которые всегда зло сверкали. Ростом шесть футов и шесть дюймов и с плохим характером, из-за которого его общение было ограничено, он был тем, кого Саншайн всегда старалась избегать. Джастин был неразговорчив и выбросил ее последнего бойфренда через черный ход. Буквально.
Ходил слух, что он отсидел срок за убийство, и что-то в его убийственной манере вести себя свидетельствовало в пользу этого предположения.
Двух других людей она не знала. Один из них был белокурым байкером, державшим на коленях красивую, едва одетую рыжулю. Он поднял глаза, увидел Тэлона и улыбка исчезла с его губ.
— Что ты здесь делаешь, Кельт?
— Я должен поговорить с тобой.
— Разве ты не видишь, что я выигрываю?
Тэлон посмотрел на покерные фишки у его локтя:
— Да, и еще я вижу, что ты жульничаешь.
— Что? — оживились другие игроки.
— Тэлон, ты мудак! — блондин прочистил горло. — Он просто шутит. Дайте мне минуту, о'кей?
Руди насмешливо фыркнул Джастину и Этьену:
— Не знаю, парни, почему вы жалуетесь. Вы тоже жульничаете.
Этьен улыбнулся очаровательной бесшабашной улыбкой, в то время как Джастин сфокусировал менее чем удивленный взгляд на Руди.
Светловолосый байкер отошел от стола, потом быстро вернулся и сгреб свои карты:
— На всякий случай, — сказал он оставшимся.
Как только блондин решительным шагом подошел к ним, Тэлон их представил:
— Саншайн, познакомься с Эротом и Психеей[74].
Саншайн глядела на них с любопытством:
— Они в самом деле думают, что это прикольные имена? На самом деле они же не Эрот и Психея.
Эрот раздраженно посмотрел на нее:
— Почему она разговаривает со мной?
— Купидон, — произнес Тэлон с предупреждением в голосе. — Хорошая игра.
Он повернулся к Психее.
— Не могла бы ты оказать мне любезность, Психея, и занять Саншайн, пока я договариваюсь с твоим мужем?
— Конечно, дорогой, — Психея опустила руку на плечи Саншайн, — пойдем, посмотрим, какие неприятности мы можем нажить себе внизу.
Саншайн спустилась по лестнице вслед за Психеей на первый этаж и оказалась недалеко от сцены. Вся площадка была заполнена танцующими, а также теми, кто хотел послушать песни «Howlers», и женщинами, глазеющими на великолепных оркестрантов.
Они перешли к бильярдному столу, где парень по имени Ник Готье играл с Реном, одним из бас-боев[75] Санктуария. Рен был тихим и застенчивым парнем, аура которого говорила, что он предпочитает быть невидимым. Однако, в нем было что-то опасное. Было похоже на то, что он был счастлив подраться с любым глупцом, который нарушит его личное пространство.
У него были длинные светлые волосы, и он носил их в прическе, которую нельзя было полностью назвать дредами, но что-то похожее на них. Глаза были такими бледно-серыми, что выглядели почти бесцветными.
Что касается Ника Готье, Саншайн встречала его здесь несколько раз. Его мать была одним из поваров, и он часто приходил сюда обедать и поиграть в быстрый пул с Реном.
— Привет, леди, — поздоровался с ними Ник, на каджунский манер слегка растягивая слова.
Психея взяла кий из его рук:
— Бей по своим шарам, Ник. Мы хотим играть.
Ник засмеялся:
— Психея, женщина никогда не должна говорить мужчине, чтобы он бил по своим шарам.
Игнорируя его, Психея посмотрела на Рена:
— Ты не возражаешь?
Рен отрицательно покачал головой и передал свой кий Саншайн. Не говоря ни слова, он быстро исчез в толпе.
— Я не хотела мешать вам, парни, — сказала Саншайн Нику.
— Ах, не волнуйся об этом. Рен и я играем часто. Так или иначе, ему нужно вернуться на кухню. Леди, хотите что-нибудь выпить?
— Пиво, — сказала Психея.
— Воду.
Он кивнул и ушел.
Саншайн смотрела, как Ник пробирается в толпе. Потом повернулась опять к Психее:
— И что, вы с мужем здесь часто бываете?
Та кивнула.
— Я даже несколько раз видела тебя. Ты обычно болтаешься с Эйми и какой-то черноволосой цыпочкой.
— Трина.
— Да, она.
Психея сгребла шары и выстроила их в линию.
— Да, — сказала она, ударив и послав шесть шаров в корзины. — Я — богиня, а Эрот — бог.
— Как ты узнала…
— Я богиня. Я могу услышать каждую мысль в твоей головке, — она улыбнулась Саншайн, натирая мелом острие кия.
— Это очень неудобно.
— Да, не правда ли? — Психея дунула на кий, отложила мел и закатила еще три шара. — И поскольку я знаю, о чем ты думаешь, ответ — да.
— Ответ на что?
— Любит ли тебя Тэлон.
Саншайн поморщилась, когда Психея уронила в корзинки оставшиеся шары.
— Не знаю. Иногда у меня появляется чувство, что он не может отличить меня от Ниньи. Думаю, что он любит ее больше, чем меня.
Психея снова ударила по шарам.
— Без обид, но это глупо. Ты и Тэлон — родственные души. Он всегда будет любить тебя, независимо оттого, кто ты или какая ты. Ты, мой друг, могла бы воплотиться в горбатого кита, и он все равно любил бы тебя. Он не сможет избежать этого. Вы, двое, предназначены друг другу.
— Да, но…
— Никаких «но», Саншайн, — она встала перед ней. — Я — богиня душ, в том числе и родственных. В отличие от других Олимпийских богов, я различаю это, когда вижу двух человек, созданных друг для друга. Если бы ты и Тэлон умерли сегодня ночью, а потом были вновь рождены на разных концах Земли, то рано или поздно, вы все равно воссоединились бы. Это отличительная черта родственных душ. Вы можете существовать поодиночке, черт, вы можете даже жить с другими людьми, но ни один из вас не будет цельным без другого, — она посмотрела наверх, где они оставили своих парней, — Вы двое можете бороться со всем этим, если хотите. Но все, что вы собираетесь совершить, сделает вас несчастными.
Она ласково погладила Саншайн по плечу.
— Я знаю, что ты не веришь мне. Я знаю, что пройдет какое-то время, прежде чем ты это осознаешь. И как было сказано, проблема в ваших отношениях не в том, любит ли он тебя, а в том, что он не может позволить себе даже думать об этом.
— Почему?
— Потому что в то мгновение, когда он сделает это, Камулус убьет тебя. Тэлон это знает. И не позволит себе любить тебя из страха, что ты снова умрешь.
Саншайн с трудом сглотнула от ее слов. Все снова возвращалось к этому раздражительному и вызывающему раздражение кельтскому богу.
