Вечером третьего дня телефон зазвонил. Вздрогнув, как будто проснувшись, дрожащими руками она поднесла к глазам экран аппарата. Надежда мощной лавиной поднялась в душе. А вдруг?!.. Как тогда… снова незнакомый номер… вдруг госпиталь, вдруг живой и звонит сказать, что сдержал свое обещание?..
— Да? — удары сердца отдавались в висках.
— Нагината? — Сердце провалилось куда-то вниз: голос чужой, хриплый, старый.
— Это я. — В горле в считанные мгновения вырос ком, мешающий дышать.
— Это Стокер. Огонек погиб. Если хочешь попрощаться перед погребением, завтра утром я пришлю машину.
— Да, пожалуйста! — очень тихо, едва слышно для нее самой. Из-под закрытых век по щекам покатились горячие капли.
— Мне очень жаль, — тепло, с болью.
В трубке раздались гудки, а Нагината все держала ту около уха, не в силах поверить и принять. Никаких объяснений. Никаких вопросов. Просто страшное известие.
Она отложила телефон, обняла подушку и укусила ее край, чтоб сдержать рвущиеся из груди рыдания. Тело плакало, а душа как будто исчезла, оставив в квартире, где они были так счастливы, пустую одинокую оболочку. Снова и снова она крутила в голове единственную мысль: нужно было остановить его! Броситься на шею, рыдать, но не позволить уйти! Он бы, возможно, проклял ее за то, что лишила возможности свершить справедливость, но был бы жив!
«Вопрос в безопасности всех нас, целой планеты!»
Но какое ей дело до планеты, на которой больше нет его? На которой она совершенно одна?
Нагината закрыла глаза, чувствуя, как ее затягивает во тьму.
«Папа, мне так нужно, чтобы ты был на «нашем» месте с вином, сигаретами и салфетками!»
Но ответом ей была тишина.
Спустя 18 лет 3 месяца после победы над Плутарком.
Теплым весенним вечером доктор Нагината отпустила последнюю пациентку. Сегодняшний прием закончился, но ей еще было нужно поработать с картами и отчетами, и только потом можно отправиться домой. Она вздохнула и принялась за рутинное перебирание однотипных бумажек да закрытие карт тех пациенток, с которыми не успела разобраться днем.
Работа в женской консультации была невероятно скучной, но оказалась единственным местом, куда Наги смогла устроиться после того, как проект по репродукции существ различного вида забрали в военное министерство. Она, конечно, пробовала подавать документы в исследовательские институты, в крупные медицинские центры, где ее знания нашли бы применение, даже блестяще прошла пару собеседований. Но каждый раз в итоге получала отказ без объяснения причин. Линк попытался поработать какое-то время в военном госпитале, но спустя год, плюнув на все, ушел на заслуженную пенсию, и затыкал уши да ругался самыми грязными словами, стоило только упомянуть очередной успех военных генетиков, которые подхватили их разработки, а Наги… Наги решила поработать участковым гинекологом до тех пор, пока ей не удастся забеременеть. Она решила как-нибудь дотянуть до декрета, а после уже подумать, стоит ли продолжать научную карьеру, или удовлетвориться ведением участка. Благо, положение мужа не вынуждало искать заработка.
И вот уже почти два года Нагината ежедневно вела рутинные и скучные приемы в женской консультации районного медицинского центра. Почти ежедневно ей приходилось выслушивать щебетание счастливых женщин, которые с блеском в глазах, понизив голос, будто доверяя самое сокровенное, рассказывали о положительном тесте на беременность. После войны рождение каждого ребенка считалось огромным благом, и государство делало все возможное, чтобы детей рождалось как можно больше.
Но шли месяцы, а ее собственный тест так и не показывал второй заветной полоски. Спустя год после трудоустройства во время таких дежурств Наги все чаще хотелось выть, а лучше — открыть окно и шагнуть в пустоту. Вот только незадача: окна в здании не открывались, да консультация находилась на первом этаже, чтобы беременным не пришлось подниматься по лестницам. Нагината бы, наверное, совершенно отчаялась, но желание быть хоть как-то полезной родному миру заставляло улыбаться и поддерживать будущих мамочек, каждой из которых она безумно завидовала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот и сегодня еще каких-то десять минут назад Наги честно исполняла свой долг. Дежурно приподнимая уголки губ вверх, уверила молоденькую мышку, свою ровесницу, что у той наконец получилось зачать малыша. Лучащаяся от счастья девушка весело щебетала, трепетно прижимала к груди тест с двумя яркими полосками в окошке и в десятый раз просила подтвердить, что они с мужем наконец станут родителями. Со слезами вцепившись в фотографии с УЗИ, девушка чуть ли не целовала Наги и вслух представляла, как будет счастлив будущий отец, получив долгожданное известие. Наги ей улыбалась одними губами и поддакивала. Конечно, эту новость следует преподнести как-то по-особенному! Конечно, это достойно сюрприза!..
Выжженной оболочке доктора Нагинаты улыбаться было совсем не трудно, ведь душа ее сгорела на погребальном костре, сложенном под телом любимого мужчины.
Самой Наги за ним последовать не дали: она хотела по давней традиции шагнуть в пламя, но кто-то успел перехватить ее у самого огня. Она брыкалась, плакала и орала, просила отпустить к нему, но руки, такие же сильные, какими были руки ее мужа, держали крепко и безжалостно. А потом седой старик, в котором она с трудом узнала Стокера, обнял ее, не разжимая объятий позволил сползти на землю и, что-то шепча на ухо, укачивал до тех пор, пока не прогорел погребальный костер. Наги никогда не забыть, как теплый ветер, так похожий на легкие касания любимых губ, едва тронул ее лицо, взъерошил мокрую от слез шерсть, а потом поднял пепел и унес с собой то последнее, что осталось от Огонька. А вместе с пеплом забрал и ее сгоревшую душу.
Дальнейшее она помнила плохо. Кажется, Лидер, с теплотой и болью глядя на нее, передал Нагинату врачу. Кажется, много дней после этого она провела в палате с мягкими, теплыми стенами и отсутствием острых углов. Кажется, Стокер часто приезжал к ней, пытался разговаривать, рассказывал, что уладил все вопросы на ее работе. Наги, кажется, даже отвечала, глядя куда-то поверх его плеча. Она не пыталась сопротивляться тому, что с ней делали.
Спустя месяц медикаментозного лечения Нагината стала реагировать на вопросы и вполне осмысленно на них отвечать. Тогда ей позволили вернуться домой, а немного позже и на работу. Она не стала противиться: пустой оболочке, оставшейся от молодой вдовы, было все равно, чем заниматься. Ее мозг по-прежнему знал, как работать с пациентами, поэтому каждое утро она вставала и шла в консультацию. Вечером возвращалась в пустую квартиру, полную вещей, которые напоминали ей о потере, готовила еду, вкус которой не чувствовала, и устраивалась спать на диване. Двери отгороженной черным стеклом ниши, где стояла их широкая супружеская кровать, она так и не смогла заставить себя открыть.
С уходом Огонька приемы стали ее единственным контактом с миром. Даже с братом да тетей Терри, единственными, кто звонил время от времени, Наги старалась не общаться. На то, чтобы обманывать веселым щебетанием еще и их, сил просто не было.
Нагината оживала лишь на несколько мгновений за день. Каждое утро она открывала тест на беременность, выполняла все, что требовала инструкция, и с замиранием сердца ждала результата. Напрягая глаза, внимательно всматривалась в то, как проявлялась голубая полоска на белом фоне, и молила всех известных ей богов, чтобы показалась и вторая. Перед тем, как Огонек ее покинул, у них был благоприятный для зачатия период, она же все посчитала и даже перепроверила в программах! Они были так горячи друг с другом, столько раз соединяли тела в последние месяцы, так жарко отдаваясь страсти! Муж ее все это время был совершенно ненасытен: мог взять несколько раз за ночь, мог приехать днем к ней на работу и, будто вернувшись в то время, когда лишь учил познавать грани близости, увозил в горы подальше от глаз. Там, даже не раздев, он овладевал своей женщиной прямо под открытым небом. Он столько раз любил ее так, будто она была единственным, что держит его в этом мире!.. И Наги никак не могла понять, отчего же тест все еще упорно показывает всего лишь одну полоску? Огонек ушел, но он был должен — просто обязан! — оставить ей того, ради кого она найдет силы жить, кому сможет дарить тепло, кто никогда не оставит ее в одиночестве!
