быстро забыть свое уныние. Он заявил, что сам поедет в Галлию и завоюет сердца побежденных мятежников, спев для них. Войска следует двинуть в Испанию против Гальбы и Оттона, а он поедет следом, обращаясь к недовольным посредством музыкальных и театральных представлений. Однажды после обеда Нерон сказал своим друзьям: «Как только я приеду в Галлию, я явлюсь к недовольным войскам без оружия и со слезами на глазах. Я буду говорить с ними и петь для них, и после того, как мне удастся вызвать у них раскаяние, то объявлю день всеобщего ликования и спою им песни победы, которые отправлюсь сочинять прямо сейчас».
Нерон принялся нетерпеливо планировать свое большое западное турне, полагая, что оно должно быть похоже на его недавнее турне по Греции. Прежде всего он позаботился о повозках, на которых повезут его музыкальные инструменты и сценические декорации. Затем начал готовить большой хор девушек, нарядил их в костюмы амазонок, постриг им волосы и выдал бутафорские мечи и щиты. Их предполагалось задействовать в какой-то впечатляющей постановке, которую он придумал и для которой, видимо, лихорадочно сочинял слова и музыку. Он приказал всем состоятельным людям страны присылать ему рабов для использования их в качестве рабочих сцены и, поскольку от его личного состояния осталось очень мало, велел своим «арендаторам» выплатить ему ежегодную ренту авансом.
В Риме, конечно, смеялись над его планами, но, когда его агенты попытались собрать деньги на это предприятие, на голову императора обрушилось народное негодование. В то время в городе не хватало зерна и существовала угроза голода. И именно тогда из Египта прибыл большой корабль, доверху груженный чем-то, что все приняли это за зерно. Но когда началась разгрузка и голодные люди, собравшиеся на набережной, обнаружили, что это желтый нубийский песок, который за некоторое время до этого приказал привезти император, чтобы засыпать им пол своей гимнастической арены, они, не скрывая своей ярости, стали выкрикивать проклятия и угрозы. На стенах снова появились пасквили. На голову одной из статуй Нерона водрузили игрушечную колесницу, снабдив ее подписью: «Вот ему колесница для гонки. Пусть мчится прочь и никогда не возвращается назад». На другую его статую повесили мешок со словами: «Ты заслужил этот мешок!» Согласно римским правилам, тех, кто убил своих родителей, засовывали в мешок и топили. Когда Нерон посылал за своими друзьями, те просили извинения по той или иной причине и не являлись. Даже Тигеллина подозрительным образом не оказалось на месте. Весь круг его поклонников и обожавшие его клакеры-августани растворились.
Злейшие враги Нерона, приверженцы идей старой аристократии увидели, что им представлена отличная возможность, и, распространяя пугающие слухи об императоре, подогревали ненависть толпы. Они говорили, что Нерон намеревается второй раз поджечь Рим, учинить резню в сенате, выпустить в город диких зверей и так далее. Они заявляли, что боги против него, что все знамения предсказывают беду. Они припомнили, что, когда Нерон последний раз появился на сцене, исполняя роль Эдипа, то споткнулся, произнося слова: «Жена, отец, мать, подтолкните меня к гибели». Кто-то распустил слух, что глубокой ночью двери мавзолея Августа открылись сами собой, и оттуда раздался голос, кричавший «Нерон! Нерон!». В результате все сделались нервными и взвинченными, за исключением самого императора, который был занят подготовкой своего музыкального турне и верил, что восстание скоро закончится. Он публично дал клятву, что если успешно разрешит все свои проблемы, то даст в театре представление, где сыграет на органе, флейте, волынке и арфе и исполнит партию Турна, которую он предложил взять у Вергилия и положить на музыку.
Но потом, вечером 8 июня, Нерону принесли письма, где объявлялось, что Вергиний и его легионы отказались от верности ему и что западные провинции провозгласили императором Гальбу. В это время Нерон сидел за обедом. Прочитав письма, он вскочил, перевернул стоявший перед ним стол, швырнул на землю две бесценные чаши и разорвал письма в клочья. Потом поспешил в свою комнату и стал повсюду искать амулет из змеиной кожи, который носил, будучи ребенком, но поиски были тщетны. Тогда он, схватив маленькую золотую коробочку с ядом, выбежал из дворца и приказал слугам отвезти его на виллу в Сервилианских садах, расположенных по дороге в Остию. Нерон уже давно намеревался в случае возникновения проблем сесть на корабль, идущий в Египет, где, как он однажды сказал какому-то другу, «меня поддержит мой скромный артистический дар», так что цель его переезда на эту виллу заключалась в том, чтобы находиться поблизости от порта Остии. Как только Нерон оказался на вилле, то действительно послал своего верного вольноотпущенника в гавань с приказом подготовить корабль, а потом, позвав к себе офицеров отряда преторианцев, которые в то время несли дежурство в Сервилианских садах, спросил, поедут ли они с ним в это путешествие. В ответ на это безумное предложение один из них сказал, цитируя строку из «Энеиды»: «Ужель тогда так трудно умереть?»
Но Нерон еще не утратил надежду. Он послал другого вольноотпущенника во дворец, видимо чтобы он принес кое-какие предметы первой необходимости и привел с собой Спора. Его жена Мессалина нисколько не интересовала императора, но бесполый Спор, очевидно, был ему дорог. Если существует что-нибудь, способное сделать приемлемым предмет, вызывающий лишь отвращение, так это тот факт, что этот странный маленький евнух, или гермафродит, или кто-то еще до самого конца оставался предан Нерону, хотя с легкостью мог ускользнуть.
Однако на тот момент Нерон изменил свое решение относительно немедленного отъезда. Бегство было не лучшим вариантом, ведь за его голову наверняка назначили бы вознаграждение. Вместо этого он решил обратиться к народу или к преторианцам и сказать, что готов добровольно отречься в пользу Гальбы и, если его сделают наместником в Египте, он станет верным слугой новому императору. Остановившись на этом, Нерон сел и в течение нескольких часов сочинял речь, которую собирался произнести и которая после его смерти была найдена в футляре для письменных принадлежностей. Однако потом его осенило, что толпа, скорее всего, убьет его прежде, чем он успеет обратиться к ней. Отказавшись от этой идеи, Нерон отправился в постель. Теперь в его голове вертелась мысль о бегстве в Парфию.
Через какое-то время он уснул, но около полуночи его разбудил раскат грома, и в тишине, последовавшей за ним, до него донесся звук шагов. Выбежав из дома, Нерон при свете молнии увидел уходящих прочь преторианцев и понял, что они получили приказ вернуться в казармы. Кто отдал этот приказ? Тигеллин или его коллега Нимфидий? Он
