зачем увязывать «выстрел» с фразой «Примени Ирак отравляющие вещества, американцы затопят зарином Багдад», произносимой за секунду до приведения заколки в действие?
Так улетучилось первое табу, блокировавшее завершающий этап авантюры. Ведь совершить убийство посол ни под каким соусом не мог бы, особенно, столь низкое, укрывшись мундиром дипломатического иммунитета. Второй же барьер – конфликт государственника до мозга костей с чисто криминальной затеей – растворился как только Посувалюк вчера повесил на плечо, выходя на вахту, автомат. Ну и как-то между строк драмы затерялось: уберечься от расправы за грех, им совершенный, можно было, только пересев в попутку заговора…
Отмеряв в кабинете пару сот метров, Посувалюк вновь забрался в свое кресло. «Стенгазету» сгреб в кучу, но не полностью – фрагменты памятки не тронул, более того, придвинул к себе поближе. Извлек из сейфа заколку и аккуратно водрузил на стол, после чего достал из верхнего ящика швейцарский перочинный ножик. Сверяясь с памяткой, выкрутил из задней стенки заколки едва заметный винтик. Тем самым, надо полагать, привел изделие в боевое состояние. Примерил заколку к галстуку, но покрутив ансамбль так и эдак, снял. Задумался.
Затем посол переместился в машбюро. Там, чуть покопавшись в хозяйственном шкафу, нашел иголку с нитками. Заторопился обратно. Из кабинета прошел в гардеробную, где несколько минут отбирал костюм. При этом занимали его не фасон и расцветка, а внутренние карманы пиджака.
Наконец выбор на его столе – вывернут подкладкой вверх. Виктор Викторович просунул заколку в левый внутренний карман и прихватил ее нитками к подкладке. Рукодельничал причем крайне осторожно, казалось, остерегаясь нежелательного контакта. Столь же осмотрительно повесил пиджак в шкаф, максимально отодвинув соседние предметы гардероба.
Подошел к окну и некоторое время, будто от нечего делать, обозревал высоченный каменный забор, отгораживавший резиденцию от улицы. Но вдруг, оживившись, несколько раз громко выдохнул на стекло воздух. Ухмыльнулся и пальцем стал рисовать на запотевшем участке, переполняясь озорством. Закончив, отступил назад и, судя по довольной мине, наслаждался композицией.
Была она весьма занимательной: будто бы футболист, в образе пятиконечной звезды, – поверх стены, напоминающей Великую Китайскую – со штрафного сбивает с ног вратаря, угодив мячом ему прямо в лоб. В центре же поля – арбитр со свистком, но вновь –абстракция, очень схожая с первой. На оконечность лишь больше…
Глава 25
15 января 1991 г. 13:00 г. Багдад
«Чайка» то и дело петляла, объезжая колдобины, коих в «Аль-Мансуре» не счесть. Впрочем, как и на всем нефтедобывающем Востоке, где гудрон (О, гримасы бытия!) – мало распространенный материал…
В унисон ломанной маршрута ерзал и пассажир «Чайки» – Посувалюк Виктор Викторович. Только не на паралоне, а в чувствах, в который раз свой грех кадр за кадром разбирая. Нет, алиби он не искал, не нащупывал и мотив в свое оправдание – его просто болтало на корме перепутья.
И у него вновь не получалось шрам судьбы разгладить, ибо не моглось, а точнее, не хотелось…
А подмывало вкушать ту горечь – сводящую челюсть и безумно сладкую одновременно. Представлялось ему: не бывшей никаким грехом. Если большая любовь – ему не синоним.
Посол уже не помнил, когда безоглядно запал на Анжелу. Одно очевидно: не с первого взгляда. Не в пример его суженной, Анжела – весьма скромной внешности, умалявшейся к тому же убожеством советской оптики. И не случись им встретиться в Омане, даже по иракским меркам карликовом диппредставительстве, то, вполне вероятно, венку их чувств не заплестись. Между послом и рядовым референтом – иерархическая лестница, точно между капитаном и юнгой.
Между тем магия приворота в один прекрасный миг свила свое гнездо, приютившее Виктора Викторовича и Анжелу, в обход частокола всевозможных соглядатаев и, разумеется, супруги посла. Соприкоснулись же они вплотную на субботнике (надо же и в песках Аравии!), и пуховый платок Анжелиного обаяния в скором времени буквально застлал Виктору Викторовичу глаза. На него же, явную аттракцию с сократовским лбом и мудрым взором, Анжела положила глаз задолго до оманской командировки – на симпозиуме советских арабистов, где Виктор Викторович своей эрудицией и на фоне академической элиты блистал.
Роман развивался стремительно, но с какой-то тюремно-лагерной отдышкой. Общение, по большей мере, стихами и закодированными посланиями, искусно вкрапливаемыми в целевую переписку. Нарочито отстраненные взгляды при встрече в стенах посольства и, как в романтическом эпосе казенного дома, одна-единственная близость.
Между тем трепетных, полных томления посиделок гораздо больше – с десяток наберется. Та обитель – вилла весьма уважаемого гражданина Маскаты, будто агента влияния, давнего приятеля Виктора Викторовича. Причем представлял хозяин пару домочадцам, как самых что на ни есть законных, хоть и венчанных по советскому обряду супругов. На Востоке – как иначе? Пусть у самого четыре, но жены…
Разумеется, сладостное томление пары, невзирая на конспирацию, оставаться втуне долго не могло. Первой всполошилась благоверная посла: многолетний спутник как сам не свой, будто мечется в невидимой клетке. И куда деваются стихи, которые еженощно строчит? Прячет почему!
Несколько позже стали судачить посольские: что это за спецпроект, порученный Чрезвычайным и Уполномоченным не хватающей с неба звезд референтке? Никто ведь ни сном ни духом, о чем он. Так не бывает! А сама Анжела – мало того, что не от мира сего, так с недавних пор и вовсе воспарила. Не верится даже: Виктор Викторович – эталон гражданственности – Дон Жуан? Не выговорить даже…
Тем временем голубки из поднебесья грез незаметно спланировали на землю, но каждый по-своему. У утонченной мечтательницы Анжелы, уз Гименея не знавшей, прорезались молочные зубки собственницы: мол, завтра что? Одновременно до посла стали доходить слухи: его связь с Анжелой у коллег – притча во языцех. Вследствие чего он постиг: не обруби он тотчас стропила романа, через неделю-вторую на его карьере можно ставить крест. Какие бы чувства его не обуревали к пассии, совершенно очевидно: он не король Эдуард. Ради любви делом всей жизни не пожертвует. Да и травмировать разводом дочерей не отважится.
Так, поскользнувшиеся на склизкой шкурке досужего, голубки оказались в авто, которое мчало их к забвению некогда светлого, обросшего множеством строф чувства. Получасом ранее в одном из пригородных кафе Виктор Викторович объявил Анжеле о ее экстренном переводе в аппарат МИДа, напрочь обойдя вниманием факт их отношений, точно и не было ничего. Словом, с повышением, коллега! Как мы за тебя рады!
Получив столь затейливый поворот от ворот, Анжела буквально онемела – весть о скорой разлуке отторгалась всем естеством. Не могла и поверить, что в основе будто бы престижного перевода – цель от нее избавиться. И Анжелу то и дело саднило, что ее икона – вовсе не романтичный менестрель, а хваткий, если не бесцеремонный, взявший свое