о том, кто может претендовать на роль начальства над ним и его армией, возник неприятный конфликт, над которым Власов, наверное, посмеялся. В какой-то момент на это право претендовали сухопутные войска, потом министерство восточных оккупированных территорий Розенберга, Гиммлер, и, наконец, как бы удивительно это ни казалось, с таким притязанием выступил Риббентроп. Лучше всего было бы посадить всех этих господ на казацких коней и послать их в бой во главе армии Власова. Это решило бы проблему раз и навсегда.
После психологической и идеологической подготовки добровольцев началась их практическая подготовка, в которой особое внимание уделялось их обучению работе на радиопередатчике. Ввиду их большого числа и нехватки обучающего персонала обучение приходилось проводить с привлечением военной дисциплины, а так как все добровольцы должны были все время носить клички, то происходила большая путаница.
Разумеется, НКВД удалось нанести нам немалые потери. Что еще хуже, он начал засылать своих собственных людей через линию фронта с целью проникновения в состав участников операции «Цеппелин» и подрыва ее изнутри.
Для отправки агентов в Россию по воздуху в наше распоряжение была отдана эскадрилья боевых самолетов, но военный и политический отделы разведслужбы, которые в то время еще работали порознь, а зачастую еще и с противоположными целями, вынуждены были делить между собой ограниченное число самолетов и весьма ограниченные запасы топлива. Как следствие, отправка агентов с различными заданиями все больше и больше отставала от графика. Ничто не действует разрушительнее на нервы агентов и их боевой дух, чем слишком долгое ожидание отправки на задание. Поэтому мы объединили агентов, ожидавших отправки, в боевое подразделение под названием «Дружина», которое должно было поддерживать безопасность за линией фронта и в случае необходимости вступать в бой с партизанскими отрядами. Командовал «Дружиной» русский полковник Родионов, известный как Жиль, с которым я уже провел беседу.
Теперь в результате дальнейших бесед с ним я начал ощущать, что его изначальное неприятие сталинской системы начало претерпевать некоторое изменение. Он считал катастрофой то, как обращаются немцы с русским населением и русскими военнопленными. Это было именно то, против чего я так тщетно протестовал. С другой стороны, я должен был защищать точку зрения Гиммлера. Я сказал Жилю, чтобы он не забывал, что ведение войны и применяемые методы становятся более жесткими и безжалостными с обеих сторон. Если рассматривать партизанскую войну, то весьма сомнительно, что русские не виновны в таких же или даже более серьезных преступлениях, что и немцы. В ответ он напомнил мне о нашей пропаганде о русских «недочеловеках». Я ему сказал, что это он сам выбрал слово «пропаганда» — в военное время трудно провести четкие границы морали. Я был убежден, что белорусы, украинцы, грузины, азербайджанцы, туркмены и другие национальные меньшинства поймут эти лозунги как просто выражение военной пропаганды.
Когда мы начали терпеть в России неудачи, это, безусловно, стало затруднять нашу разведывательную работу. В то же время определенные сложности возникли в управлении «Дружиной». И наконец, несмотря на мои неоднократные предупреждения, случилось то, чего я так боялся: «Дружина» в очередной раз была использована в безжалостной «проверке» партизанской деревни. При конвоировании длинной колонны пленных партизан, направлявшейся в концентрационный лагерь за линией фронта, полковник Родионов приказал своим людям напасть на сопровождавший их отряд СС. Захватив немцев врасплох, русские перебили их самым чудовищным образом. Люди, которые изначально искренне сотрудничали с нами, постепенно стали нашими злейшими врагами. Родионов связался с центральной организацией по ведению партизанской войны, находившейся в Москве, и заставил своих подчиненных повернуть против нас. После этой бойни он вылетел в Москву со скрытого партизанского аэродрома. Там он был принят лично Сталиным и награжден орденом. Это был серьезный провал, за который, однако, лично я не нес никакой ответственности, так как я до этого не раз просил Гиммлера не вовлекать Родионова в борьбу с партизанами.
Помимо мер, принятых для набора русских на разведслужбу, было заведено досье, в котором содержались материалы о наиболее квалифицированных русских военнопленных. С течением времени эти ценные специалисты были изъяты из скучной и бесполезной жизни военнопленных и получили возможность заниматься работой, для которой они имели квалификацию: в области электротехники, химии, производства стали и т. д. Со временем их недоверие было преодолено, они организовали дискуссионные сообщества и учебные группы и привыкли к лекциям немецких специалистов. Благодаря сотрудничеству, которое велось в психологических направлениях, вроде этих, было получено много ценного материала, который помог нам не только оценить научный прогресс России, но и стимулировать нашу собственную оборонную промышленность. В добавление к «массовой занятости» были также и особые задания. Добровольцев, которых сочли подходящими для их выполнения, одевали в гражданскую одежду и давали подходящее жилье, в основном в частных домах, принадлежавших разведслужбе.
Третий отдел нашего департамента отвечал за работу с Институтом Ванзее, названным так потому, что он был переведен из его изначального места расположения в Бреслау в пригород Берлина Ванзее. Этот институт представлял собой библиотеку, которая содержала самое большое в Германии собрание материалов о России. Особая ценность этой уникальной коллекции состояла в том, что она включала огромное количество научной литературы на языках оригинала. Возглавлял институт грузин, который имел звание профессора как в России, так и в Германии, а его служащие были отобраны среди библиотекарей, ученых и преподавателей русского языка из различных университетов. Им было разрешено ездить по оккупированным территориям России с целью поддержания контактов с русскими людьми и получения информации из первых рук.
Этот институт доказал свою чрезвычайную ценность еще до войны с Россией, собирая информацию о российских автомобильных и железных дорогах, экономических и политических основах советской власти, целях и составе Политбюро. Большой опыт и научная основательность его сотрудников привели к важным выводам по таким проблемам, как проблемы национальностей и меньшинств, психология членов колхозов и совхозов, и по многим другим вопросам.
В 1942 г. институт сумел представить первые доказательства того, что статистический и научный материалы, предоставляемые Советским Союзом для широкой общественности, не являются достоверными. Они подвергались изменениям или, скажем так, корректировке, чтобы внешний мир не мог оценить уровень развития ни в какой области производственных знаний или общественной деятельности. Со временем наш отдел сбора информации сумел предоставить дополнительный материал, подкрепляющий эту гипотезу.
Русские со своей стороны создали ведомство, единственной задачей которого было проверять все материалы, опубликованные в различных областях науки, статистические данные, химические формулы и так далее и фальсифицировать их в решающих пунктах. В то же время это ведомство строго контролировало различные области исследований и в соответствии с особыми правилами секретности
