связным, обученным в Москве, — бывший немецкий коммунист, проживший долгое время в Бельгии и занимавший высокий пост в немецкой власти. В то время у него была коротковолновая радиостанция, которая служила связующим звеном между Красным маркизом и движением Сопротивления в Бельгии. Затем его передатчик был исключен из этой деятельности, и он получил от русских разрешение выходить на прямую связь с Москвой. На самом деле он был нашим двойным агентом. На этот раз мы дали ему не фальсифицированный, а настоящий материал, так как нашей целью было установить контакт с Жильбертом, главная база которого находилась в Париже. Таким образом наш агент сумел заново пробудить интерес Жильберта, и между ними завязалось более тесное сотрудничество. Однако Жильберт оставался чрезвычайно осторожным и подозрительным.
Первым делом мы нашли подходы к его секретарю, а затем наше специальное поисковое подразделение провело внезапный налет, в ходе которого они надеялись захватить и секретаря, и самого Жильберта. Но удача была не на нашей стороне, так как в то время, когда это подразделение отправилось производить арест, они обнаружили, что Жильберт ушел к дантисту. Они не смогли выяснить адрес дантиста, и начались поиски по всему Парижу. Нам нужно было арестовать Жильберта, пока его не предупредили. В последний момент нам удалось узнать имя дантиста от консьержки соседнего дома, и в тот момент, когда он закончил свои манипуляции, Жильберт попал в совершенно другие клещи — клещи немецкого абвера. Он быстро сдался, и его прекрасный радиопередатчик был впоследствии использован нами для выполнения нашей работы по дезинформации русских.
Теперь мы стали замечать, что русские постепенно начинают направлять радиосообщения и со своих собственных радиопередатчиков, и с тех, что находились под нашим контролем, в центральную приемную сеть. Здесь информация передавалась специально обученной оценочной группе. Очевидно, у них возникли подозрения в отношении получаемой информации, поэтому около трех месяцев мы высылали точную и ценную информацию, хоть у нас и были немалые опасения, но нам удалось рассеять их подозрения в отношении получаемого материала.
Новые радиопередатчики появлялись снова и снова. Наша борьба развернулась в Брюсселе, Антверпене, Копенгагене, Стокгольме, Берлине, Будапеште, Вене, Белграде, Афинах, Стамбуле, Риме, Барселоне, Марселе — и снова работали наши пеленгаторы. Труднее всего было вести поиски в нейтральных странах, где аппаратура, радисты и агенты были тщательно замаскированы. Естественно, технические открытия, сделанные в ходе этой работы, представляли огромную ценность для меня, потому что как начальник разведывательной службы я должен был использовать полученный опыт, чтобы обзаводиться более качественными и труднее отслеживаемыми радиопередатчиками, чем были у противника.
Работа по делу «Красной капеллы» продолжалась до самого конца войны. Эта тихая борьба становилась все более интенсивной по мере того, как этот конфликт охватил не только Германию и оккупированные ею страны, но и весь мир.
Глава 28
Убийство Гейдриха
Гейдрих обсуждает недостатки армии. — Зависть Бормана и Гиммлера к его успехам в Моравии. — Машина Гейдриха взрывается. — Резня чешских партизан. — Похороны Гейдриха. — Гиммлер выступает с речью. — Его интерес к моему будущему
Весной 1942 г. Гейдрих организовал несколько совещаний в Градецком дворце в Праге, на которых я должен был присутствовать. Я как раз собирался возвратиться в Берлин на самолете, когда он попросил меня остаться еще на одну ночь, чтобы мы могли поужинать вместе. Я был перегружен работой, раздражен, и меня не радовала перспектива провести вечер, который, вероятно, закончится пьяной оргией. Однако на этот раз я ошибся, и мы провели самый интересный вечер вместе, обсуждая проблемы, которые занимали Гейдриха в первую очередь. К моему удивлению, он раскритиковал решение Гитлера взять в свои руки верховное главнокомандование армией. Он не сомневался в командирских способностях Гитлера, но боялся, что тот не сможет справиться с этим дополнительным бременем. Затем он начал поносить генералов из Верховного главнокомандования. Когда они были с Гитлером, они говорили «да» на все. Они были слишком медлительны и больше молчали, а о каких-либо трудностях вспоминали, когда уже выходили из комнаты.
Гейдриха раздражало недостаточное снабжение армии. Bekleidungsaktion (общественная кампания по сбору гражданской зимней одежды для войск), придуманная Геббельсом, прошла с обычными фанфарами, но и с немалым искренним энтузиазмом. Но это не исправило уже нанесенный ущерб. Гейдрих предложил, что за каждую сотню немецких солдат, замерзших насмерть, следовало бы расстрелять кого-нибудь из квартирмейстерской службы — начиная с самых высших чинов. Это было преступление — посылать строевые войска в летней униформе воевать в условиях русской зимы. Фельдмаршал фон Браухич, которого Гитлер снял с должности, стал козлом отпущения. Конечно, отчасти он был виноват, но те, которые несли прямую ответственность за это, по-прежнему сидели в своих уютных кабинетах, немного отрезвленные, но по-прежнему сверкали своими золотыми галунами. Гитлер все больше и больше полагался на Гиммлера, который был хорошим тактиком и мог использовать свое нынешнее влияние на фюрера. «Если бы только он сам слушал мои советы!» — сказал Гейдрих. Затем он коротко затронул проблему Франции и Бельгии. Его целью было усилить свою собственную власть и организацию путем обретения возможности назначения людей на высшие посты СС и полиции, так как со стороны лидеров вермахта уже вряд ли возникла бы какая-то оппозиция.
Я не согласился с этой идеей. Проблемы управления станут излишне сложными, и уже стало трудно находить подходящих людей на важные должности. Гейдрих рассеянно согласился, а потом внезапно сказал: «На этом настаивает Гиммлер, и в такой момент я должен проявить добрую волю. Ситуация между нами сейчас довольно напряженная».
Очевидно, между ним и Гиммлером были разногласия, и Гиммлер ему завидовал. Политика Гейдриха в его протекторате имела большой успех, и фюрер был очень доволен его планами и принятыми мерами и начал совещаться с ним одним, но, хотя на Гейдриха дождем обрушились всякие милости, его беспокоили ревность и враждебность Бормана и Гиммлера. Он боялся, что Борман отреагирует тем, что начнет интриговать против него; Гиммлер, скорее всего, окажется просто придирчивым и несговорчивым.
Для Гейдриха дела действительно обстояли непросто. До сих пор его успехи и фюрер защищали его, но он не чувствовал себя в безопасности и не знал, как справляться с ограничениями, которые ему навязало соперничество Бормана и Гиммлера. Нападать в открытую на одного из них всегда было опасно, так как Гитлер даже острее, чем Гиммлер, воспринимал внутреннюю лояльность СС. Он считал, что, во всяком случае, уже слишком поздно, так как это всего лишь вопрос времени
