прогнившего правления Фердинанда, и согласились бы всё принять от вас. Но после того как мы навсегда лишились наших колоний, у нас хотят забрать и провинции Эбро! Нас даже лишили возможности обращения к вам с должным почтением! Вас презирают и публично оскорбляют в ту самую минуту, когда пытаются сделать нашим королем: как же мы можем вам покориться? Ваши чиновники, высмеиваемые генералами, почти умирают от голода и вынуждены питаться солдатскими рационами; как же они могут внушать уважение? Вы едете в Париж, так передайте наши слова императору. Ваш отъезд истолковывается двояко. Ваши враги считают, что завеса, наконец, падет, и Испания будет объявлена французской провинцией, наподобие Любека, Гамбурга, Флоренции и Рима. Ваши же друзья надеются, что вы хотите обратиться к высочайшему гению брата, дабы осведомить его о том, чего он не знает, может быть, даже привезти его сюда и всё устроить благодаря его присутствию. Постарайтесь, чтобы сбылось последнее предположение. Заставьте Париж услышать истину, добейтесь новых сил и власти – для вас, а для нас – обнадеживающего заявления о целостности нашей территории. Привезите средства дисциплины, то есть деньги, чтобы платить и вашим, и нашим войскам, и будьте уверены, что Испания вскоре сторицей вернет сделанные ей авансы. Минута благоприятна, ибо, несмотря на ваши неудачи и временные успехи ваших врагов, усталость одолевает всех, и она может перерасти либо в повиновение, либо в отчаяние, но отчаяние это будет ужасно для тех, кто его вызовет».
Эти слова и были донесены до Парижа Жозефом, который прибыл во Францию на крестины короля Римского и провел там май, июнь и июль. К сожалению, Жозеф имел свои слабости, совершенно простительные, разумеется, но лишавшие его в глазах Наполеона столь необходимого авторитета. Он был добр, здравомыслящ, честен, но беспечен, любил удовольствия, траты и льстецов, был бесконечно убежден в своих военных талантах и ревнив к своей власти. Конечно, это были не такие уж большие недостатки, но когда он пришел сказать, что деньги ему нужны больше, чем солдаты, ибо если он будет хорошо платить испанцам, то покорит с ними Испанию, что французские солдаты ему нужны только против англичан, что ему нужна, наконец, власть, то есть верховное командование всеми армиями, дабы подавить злоупотребления и добиться должного уважения к королевскому сану, все эти правильные, но подозрительные в его устах заявления встретили очень плохой прием.
Жозеф говорил, что генералы должны чтить в нем брата Императора Французов и короля Испании и не обращаться с ним с крайним презрением; что сами они разделены меж собой до такой степени, что приносят кровь солдат в жертву своей зависти; что для того, чтобы вернуть ему должное достоинство, восстановить единство военных операций и помешать злоупотреблениям и грабежам, нужно присвоить ему верховное командование, дать в начальники штаба достойного доверия маршала и присылать из Парижа инструкции, которых он будет неукоснительно придерживаться; что в провинциях нужно оставить только честных и сведущих генерал-губернаторов, а во французской армии таковые имеются и нередко служат под началом маршалов, которых во многом превосходят; что нужно отказаться от системы снабжения армии продовольствием за счет страны; что вместо того чтобы разорять Испанию, нужно присылать ей деньги; что если ему, Жозефу, дадут субсидию в 3–4 миллиона в месяц, у него появятся и верные чиновники, и преданная армия, куда более пригодная для подавления банд, чем французская; что если удобнее превратить субсидию в заем, он аккуратно расплатится по займу за несколько лет и за каждый данный ему вперед миллион вернет тысячу французских солдат; что если Испании, наконец, обещать не отбирать у нее провинции Эбро, то в Мадриде и окрестностях образуется островок спокойствия и мира, который разрастется постепенно от столицы к провинциям, и в скором времени покорившаяся Испания вернет Франции ее армии и сокровища; если же, напротив, упорствовать в нынешней системе, то Испания станет могилой армий Наполеона, посрамлением его политики, и быть может, даже концом его величия и падением его семьи.
Все эти утверждения были верны за небольшими исключениями, которые и послужили Наполеону предлогом для отказа в самых обоснованных просьбах. Всё происходящее в Арагоне и в окрестностях Мадрида являлось доказательством тому, что настала благоприятная минута для покорения измученной Испании, что после изгнания англичан она потеряет надежду и если соединить усталость с восстановлением дисциплины и прекращением грабежей, страна довольно скоро покорится. Происходившее в Мадриде позволяло поверить и в то, что с помощью нескольких миллионов можно создать преданную администрацию, пригодную для внутреннего надзора; что сведущий и твердый начальник Главного штаба, скажем, Сюше, получив абсолютную власть над генералами, достаточно войск и денег, завоюет Кадис и умиротворит Испанию; что если оставить вне его руководства только операцию по изгнанию англичан и доверить ее Массена, дав ему армию в сто тысяч человек и достаточно транспортных средств, то разумный Сюше и энергичный Массена смогут договориться и объединенный гений обоих завершит жестокую войну, грозившую при дурном руководстве стать бездной, в которую могла рухнуть фортуна Наполеона и Франции. Заблуждением Жозефа была вера в то, что нужны только деньги, а не тысячи солдат, ибо нужно было и то и другое; иллюзией была также его вера в то, что он сможет командовать и терпеть в качестве начальника Главного штаба не льстеца, а настоящего главнокомандующего, такого как Сюше или Массена.
Таким образом, в системе Жозефа было много правды и несколько заблуждений, но и их оказалось довольно, чтобы Наполеон начал вновь безжалостно насмехаться над притязаниями брата. Он был слишком прозорлив, чтобы не чувствовать правды в словах Жозефа, но уже не мог переменить всю систему и предоставить Испанской войне то, что счел необходимым выделить для войны с Россией. Наполеон решил продолжать Испанскую войну почти теми же средствами, надеясь, что если потребовать от людей большего, они больше и дадут, а с малыми средствами добьются успеха медленнее, но всё равно добьются. Если же не добьются, то победы для всех добьется он сам, и его победы на Днепре заменят победу на Тахо. Это была гибельная мысль, порожденная удаленностью от мест будущих сражений и ослеплением своей фортуной.
При таком отношении Наполеона поездка Жозефа могла привести не к серьезным результатам, а только к полумерам, которые ничего не переменяли в сути вещей. Наполеон, который был жесток лишь временами и к тому же любил своих братьев, согласился на некоторые изменения, но скорее формальные, нежели существенные. Жозеф по-прежнему командовал только армией Центра, но получал гражданскую, юридическую и политическую власть во всех провинциях. Генералам предписывалось почитать в его
