будто он хотел одновременно засмеяться и заплакать.
– Глядя нам в лицо, она сказала Юньти, что царственный отец был расположен к нему. Сказала, что не будет вдовствующей императрицей, пока мы являемся императором, и не должны даровать ей этот титул, иначе, когда они с царственным отцом увидятся на том свете, ей будет стыдно смотреть ему в глаза. За что она так? Неужели же только Юньти ее родной сын?
С этими словами Иньчжэнь швырнул оземь и чайник для вина. Притянув меня к себе, он спросил:
– Жоси, возможно ли, что царственный отец на том свете даже смотреть на меня не захочет?
– Конечно нет! – заверила я, обхватив его руками.
Иньчжэнь оттолкнул меня:
– Не лги мне! Пусть другие глупы, но ты-то все понимаешь. Царственный отец не простит меня, не простит! Знаешь, что он сказал мне в день своей смерти, когда тайно вызвал меня к себе? Царственный отец сказал, что наблюдал за четырнадцатым братом еще с сорок седьмого года эры Канси. Он хвалил его крепкую привязанность к братьям, его великодушие и чувство справедливости, его талант как к военному делу, так и к гражданским делам. Царственный отец полагал, что если сделать четырнадцатого брата наследным принцем, то в будущем остальные братья точно не станут враждовать.
И он засмеялся и рухнул грудью на стол. Я вспомнила тот день, взгляд его глаз, и мое сердце пронзила печаль. Как же он, к тому времени уже совсем отчаявшийся, сумел невозмутимо выслушать эти слова?
– Однако те слова царственного отца, к счастью, подтолкнули меня заблаговременно посоветоваться с Лонкодо, – вновь заговорил Иньчжэнь. – Мы оба были готовы, потому впоследствии смогли действовать без особой спешки.
Я похолодела. Готовы? К чему это они были заранее готовы? Впрочем, я тут же отогнала все посторонние мысли, не желая сейчас углубляться в размышления.
– Царственный отец ни за что не простит меня! – печально улыбнулся Иньчжэнь.
– Я не лгу, – твердо возразила я. – Император Шэнцзу непременно простит тебя! Больше всего его заботили мир и порядок в Великой Цин. Если ты сможешь хорошо управлять страной, он обязательно смилуется над тобой!
Лежа на столе, Иньчжэнь забормотал себе под нос:
– Царственный отец простит меня, точно простит, мы не сделали ничего дурного, мы обязательно будем лучше четырнадцатого!
– Конечно, – поддакнула я, прижавшись лицом к его плечу, – непременно простит!
Чуть позже я тихо позвала Гао Уюна, чтобы тот убрал посуду. Глядя на пьяного вдрызг Иньчжэня, валяющегося на кане, евнух спросил:
– Следует ли отвести Его Величество в опочивальню?
– Пусть Его Величество отдыхает прямо здесь, – ответила я.
– В таком случае ваш покорный слуга позовет кого-нибудь, чтобы позаботиться об императоре.
– Нет нужды, – остановила я его. – Нас с тобой двоих будет достаточно. Помоги сделать на полу постель. Если Его Величество пожелает чаю, я сама позабочусь об этом. Ты же пока передохни снаружи. Если что, я позову тебя.
Иньчжэнь сейчас находился в нетрезвом состоянии и мог сказать еще что-то неподобающее. Боюсь, тому, кто услышит его неосторожные слова, в будущем грозит большая беда.
Я слушала тихий храп Иньчжэня и грустила. Когда я была на экскурсии в восточном комплексе цинских императорских гробниц Циндунлин, гид рассказывал: «Цинских императоров обычно хоронили рядом с их отцами, и их погребальные таблички стояли возле табличек предков. Таким образом, в восточной части погребального комплекса находятся могилы императоров Шуньчжи, Канси и Цяньлуна. Император Юнчжэн, однако, озадачил своих потомков: он велел похоронить себя отдельно, в западной части». Судя по всему, его тревоги насчет Канси так и не рассеялись до конца. Пусть даже Иньчжэнь изо всех сил старался хорошо управлять страной, он все же не осмелился столкнуться с Канси в загробном мире лицом к лицу.
Я проснулась, едва забрезжил рассвет. Тихо совершив утренний туалет, велела Гао Уюну подежурить снаружи и проследить, чтобы никто не шумел. А затем отправила его на кухню приказать, чтобы приготовили кашу и кое-что еще из блюд и были готовы подать их в любой момент.
Вернувшись в покои, я обнаружила, что Иньчжэнь уже открыл глаза и теперь смотрит на меня ясным взглядом.
– Вчера вечером мы пили вино, и сегодня не нужно идти на аудиенцию, – улыбнулась я, присаживаясь на кан возле него. – Полежи еще немного!
– Жоси, – позвал он и схватил меня за руку.
– Голова болит? – спросила я.
Иньчжэнь с улыбкой проговорил:
– Раньше тринадцатый брат постоянно расхваливал твое умение пить, но я не воспринимал его слова всерьез. Вчера же ты действительно вынудила меня напиться.
– Правда лишь в том, что ты действительно совсем не умеешь пить, – улыбнулась я.
Иньчжэнь ничего не ответил. Все так же улыбаясь, он долго глядел на меня, после чего вдруг спросил:
– Кто прислуживал мне вчера вечером?
– Я.
Потом позвала Гао Уюна, чтобы он прибрался.
Легонько сжав мою ладонь, Иньчжэнь повернулся на кане и сел, после чего я помогла ему умыться и накрыла на стол. После еды Иньчжэнь, сияя улыбкой, достал из выдвижного ящика длинную узкую коробочку и протянул мне.
– Новогодний подарок? – засмеялась я.
Открыв коробку, я заглянула внутрь, и у меня перехватило дыхание. Как-то Иньчжэнь спросил, почему я не ношу ту шпильку, и я ответила, что по неосторожности разбила ее. Он лишь едва заметно улыбнулся и, казалось, тут же забыл об этом. Кто бы мог подумать, что он велит выточить из нефрита еще одну, точно такую же, как прежняя!
Взяв шпильку, Иньчжэнь воткнул ее мне в волосы и спросил, радостно улыбаясь:
– Нравится?
Я кивнула, стараясь сдержать бьющую через край радость. Сломанная шпилька, эта небольшая вещица, стала тяжким грузом у меня на душе, и сегодня я наконец от него избавилась. Некоторое время мы в тишине обнимали друг друга, затем, поколебавшись, Иньчжэнь заговорил:
– Сегодня первый день нового года, я хочу навестить супругу Нянь…
Я заставила себя улыбнуться:
– Я как раз устала. Пойду к себе и немного посплю.
Развернулась, собираясь уйти, но Иньчжэнь удержал меня:
– Жоси, пожалуйста, пойми меня.
Не оборачиваясь, я выдернула руку из его пальцев.
– Я и так стараюсь изо всех сил. Неужели ты еще и хочешь, чтобы с улыбкой проводила тебя к ней?
С этими словами я выбежала из комнаты.
Вернувшись к себе, долго сидела, погруженная в свои мысли, пока вдруг не услышала, как снаружи кого-то почтительно приветствуют. Поспешно распахнув дверь, я увидела перед собой императрицу и поприветствовала ее,
