ты хочешь покинуть дворец?
Я, не поднимая глаз, хранила молчание.
– Дело всегда было не в том, чего она хотела или не хотела, – ответил ему десятый. – По крайней мере, имели значение не только ее желания, но и наши. А разве сейчас она хоть капельку свободна в своих желаниях и действиях?
Четырнадцатый господин наклонился ко мне и приблизил свое лицо к моему. Пристально глядя на меня, он спросил:
– Жоси, глубоко в душе ты все-таки хочешь этого или нет?
Я нахмурилась и долго молчала. Затем ответила:
– Не знаю. Порой мне хочется уехать, а иногда я не могу найти в себе сил расстаться с этим местом.
Он выпрямился и, рассмеявшись, заявил:
– Ты не можешь расстаться с ним.
Мое сердце сжала невыразимая горечь. Четырнадцатый господин одной фразой выразил все, что я чувствовала.
– Барышня, госпожа проснулась! – крикнула снаружи служанка.
Я поспешно сошла с кана, собираясь помчаться к сестре, но четырнадцатый схватил меня за руку:
– Жоси!
Когда я обернулась, он спросил:
– Ты помнишь, что я сказал тебе тогда, в прачечной?
– А что ты сказал? – спросила я в ответ.
Он с горькой улыбкой покачал головой и со вздохом разжал пальцы:
– Неважно. Иди.
Глядя на его печальное лицо, я почувствовала желание расспросить его поподробнее. Но я слишком волновалась за сестру. Поколебавшись несколько мгновений, все же развернулась и выбежала из комнаты.
Жолань сидела у туалетного столика. Цяохуэй расчесывала ей волосы.
– Сестрица, разве тебе не следует полежать и отдохнуть? – едва вбежав, воскликнула я.
Сестра улыбнулась и, указав пальцем на несколько шпилек, спросила:
– Как считаешь, какой стоит украсить прическу?
Окинув Жолань внимательным взглядом, я взяла самую простую нефритовую шпильку без всяких украшений:
– Этой: она подходит к серьгам.
– Эти серьги – подарок Циншаня, – улыбнулась Жолань. – Он наверняка будет рад, увидев их на мне.
Воткнув ей в волосы шпильку, я вынудила себя улыбнуться:
– Он непременно обрадуется.
– Что госпожа желает надеть? – спросила Цяохуэй, открывая сундук.
– Тот светло-зеленый костюм для верховой езды, – ответила Жолань, глядя на себя в зеркало.
Цяохуэй вопросительно взглянула на меня. Я кивнула, и она вытащила костюм из сундука, после чего мы вдвоем помогли сестре одеться.
Увидев, что она уже очень устала, я принялась уговаривать:
– Сестрица, пожалуйста, передохни.
Но та покачала головой и приказным тоном обратилась к Цяохуэй:
– Еще нужны туфли.
Цяохуэй торопливо достала пару туфель и надела их на ноги Жолань. Опираясь на мою руку, сестра покружилась перед зеркалом и поинтересовалась:
– Красиво?
– Очень! – в один голос ответили мы с Цяохуэй.
Поддерживая сестру под руку, я помогла ей добраться до постели и сесть. Она упала ко мне в объятия и, ненадолго задумавшись, с легкой улыбкой забормотала:
– Циншань выводил меня на конные прогулки на рассвете. Мы ехали в направлении восходящего солнца, яркие лучи не давали мне даже открыть глаза, а он смотрел прямо на солнце и громко смеялся. Мне больше всего нравились вечерние зори. Закаты в пустыне Гоби очень красивы: половина неба становится ярко-багряной. Сидя в седле, Циншань с улыбкой смотрел на меня, и свет закатного солнца поблескивал на его волосах. Казалось, вся его фигура объята огнем…
Я крепче обняла Жолань.
– Сестренка, я очень хочу вернуться туда, – продолжала она. – Циншань наверняка ждет меня, разъезжая на коне по землям Гоби.
– Разумеется, он ждет тебя, – согласилась я, огромным усилием сдерживая слезы.
Сестра едва слышно рассмеялась, а затем внезапно повернула ко мне лицо и сказала:
– Но я кое-чего боюсь.
– Чего? – мягко спросила я.
– Почти всю свою жизнь я была частью семьи Айсинь Гьоро, но я не хочу стать духом этого рода, – ответила Жолань. – Я опасаюсь, что на том свете они не позволят мне отправиться к Циншаню.
И слезы одна за другой покатились по ее щекам.
Сянлинь[72] мучил похожий страх. Сестра верила в загробную жизнь, поэтому с радостью ждала смерти, но эта вера заставляла ее бояться, что брачные узы по-прежнему имеют силу в царстве мертвых. Тем более узы брака с членом императорской семьи. Немного подумав, я знаком велела Цяохуэй поддержать сестру, а сама поднялась и сказала:
– Сестрица, я выйду ненадолго и тут же вернусь.
– Тебе нужно возвращаться во дворец? – испуганно спросила Жолань, схватив меня за край платья.
Я покачала головой:
– Мне лишь нужно отойти в уборную. Я скоро вернусь.
Жолань кивнула и разжала пальцы.
Быстрым шагом покинув комнату, я отловила одного из слуг и, хорошенько расспросив, узнала, что восьмой господин находится у себя в кабинете, поле чего сразу же помчалась туда. Стоящий у дверей евнух при виде меня тут же громко рассыпался в приветствиях. Не обратив на него никакого внимания, я тотчас вошла внутрь.
Сидящий за столом восьмой господин, увидев меня, тут же испуганно вскочил, побледнев как смерть. Находившиеся в кабинете десятый и четырнадцатый тоже поднялись с мест и вытаращились на меня. Подойдя ближе, я упала перед восьмым господином на колени и трижды коснулась лбом пола. Его лицо смягчилось, он склонился, избегая принимать мой поклон, и спросил:
– В чем, собственно, дело?
Я подняла голову и, взглянув ему в глаза, произнесла:
– Умоляю господина дать моей сестре развод.
В кабинете повисла мертвая тишина. Прошло немало времени, прежде чем на лице восьмого господина отразилось страдание и он, горько рассмеявшись, вновь опустился на стул, с улыбкой поинтересовавшись:
– Таково желание Жолань?
– Чтобы лишить ее титула супруги циньвана, требуется императорский указ, – встрял четырнадцатый. – Думаешь, достаточно просто сказать: «Мы разводимся»?
– Я обязательно попрошу Его Величество, – произнесла я, на коленях подползая к ногам восьмого. – Но сейчас, чтобы войти во дворец или покинуть его, требуется много времени. Я лишь прошу господина обещать мне.
Он откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, снова засмеялся, не давая мне ответа.
– Сестра и так всю жизнь промаялась в этом поместье. Теперь она боится, что даже после смерти, став духом, не будет свободна, – продолжала упрашивать я. – Ты всегда знал, что она любила вовсе не тебя. Два любящих сердца были разлучены больше двадцати лет. Прошу, дай ей свободу, позволь со спокойствием в душе отправиться к своему возлюбленному!
Мои слова заставили восьмого господина побледнеть еще сильнее. Десятый с четырнадцатым, оторопев, переводили изумленные взгляды с него на меня и обратно.
– Жоси, поднимись, и мы спокойно это обсудим, – наконец произнес десятый господин, помогая мне встать с пола. – Развод циньвана
