зашатался, и сделав несколько шагов, свалился в канал. Пронзительный крик Далии заглушил и всплеск воды, поглотившей тело, и предсмертный хрип кучера, который едва успел пробудиться от дремы, как его настигла вторая стрела. Две тени ловко запрыгнули на козлы, спихнув оттуда несчастного возницу, еще две забрались внутрь, и гнедые пустились в галоп, унося карету прочь от Трианских ворот.
– Доброго вечерочка, прекрасная танна, – любезным тоном произнесла одна из теней, дохнув на нее смешанным ароматом чеснока, вина и гнилых зубов, и вытащив из кармана неопределенного цвета платок, помахала перед ее носом. – Если не хотите, чтобы я заткнул вам рот, сидите тихо.
И впервые в жизни Далия Эртега лишилась чувств.
Она очнулась в светлой чистой комнате. Стены были обтянуты гобеленами, затканными трилистниками, напротив кровати располагался стол с резными ножками и два элегантных стула с мягкими спинками. Постель была убрана шелковым бельем, а на окнах висели бархатные занавески. Комната совершенно очевидно находилась в богатом доме, и не просто богатом, а принадлежащем аристократам и людям с изысканным вкусом. Она подошла к окну и раздвинула занавески: перед ней расстилался сад, озаренный рассветными лучами. Комната находилась на четвертом этаже, и можно было даже не думать о том, чтобы попытаться сбежать через окно.
Воспоминания о произошедшем накануне кошмарной тенью маячили где-то на задворках сознания Далии, словно за какой-то стеной. Они бились об нее и издавали душераздирающие вопли, но она, укрепив как следует стену, отошла подальше, чтобы не слышать их. Она вновь уставилась на трилистник: украшать стены геральдическим символом королевского дома, мог только член этого самого дома, разумеется. И то, что ее похититель и убийца командора Сида Рохаса, начальника личной гвардии короля и коменданта Торена, совершенно не скрывает от нее свое королевское происхождение, показалось ей дурным предзнаменованием. Нетрудно было предположить, что оный похититель был уверен, что о его злодействах она никому ничего расскажет, вероятнее всего, по причине своей смерти. Она отметила, что это умозаключение, несмотря на всю свою печальность, нисколько ее не опечалило, а наоборот, чрезвычайно обрадовало. Она снова легла на кровать, и провела следующие три часа, глядя в потолок. Никакие другие мысли и чувства ее больше не посещали.
Когда колокол где-то вдали пробил восемь, дверь открылась, и вошел человек средних лет с длинной бородой. В руках он держал большую сумку, в которой что-то звякало при каждом его шаге. За ним следовала дебелая девица в платье горничной.
– А, вот благородная танна и проснулась, – непринужденно объявил мужчина, словно его визит был чем-то само собой разумеющимся, и принялся выкладывать на стол разного рода склянки. – Сейчас мы займемся вашим лечением. Мне сказали, что вам здорово досталось в Пратте, но ничего, это поправимо. Для начала мне нужно вас осмотреть. Марта, помоги танне снять платье.
Далия осторожно встала, подошла к столу, взяла один из стоявших там стаканов и с силой ударила его о спинку стула. Края стакана разлетелись во все стороны, и выставив осколок перед собой, она быстро, насколько ей позволяли израненные ноги, отбежала в противоположный конец комнаты и забилась в угол. Служанка двинулась было к ней, но на полпути остановилась в нерешительности, смущенная странным поведением дамы.
Она повернулась и, выбежав в коридор, что-то прокричала. Тут же раздался топот шагов нескольких человек, поднимающихся по лестнице. Через несколько мгновений в комнату ввалилось шестеро вооруженных людей.
– Монсеньор сказал, если танна будет упрямиться, позвать стражу. Хотите, чтобы они помогли вам раздеться?
Далия, разумеется, нисколько этого не хотела, но продолжала стоять в углу, медленно переводя взгляд с одного стражника на другого.
– Позовите еще кого-нибудь на подмогу, а то вшестером не справятся, – усмехнулась она, внимательно вглядываясь в лица людей. Никто из них не повернул голову к двери. Она подумала, что возможно, в доме больше никого нет.
– Танна напрасно упрямится, ей не сделают ничего плохого, – повторила служанка.
Далия сделала вид, что колеблется, затем якобы в нерешительности подошла к столу и поставила стакан. Служанка сделала знак стражникам, и те молча удалились. Затем она подошла к пленнице и стала распускать шнуровку на спине.
Через полчаса она принесла обмазанной с ног до головы целебными притираньями Далии завтрак, а затем ткань и нитки для вышивания, а также несколько книг. Забота, с которой неизвестные похитители заботились о ее благополучии, была поистине трогательной. Остаток дня она просидела у окна, безмолвно созерцая прекрасный сад, и так и не притронувшись к еде.
– Танна должна поесть! – сказала ей вечером оскорбленная служанка. – Если танна будет упрямиться…
– Благодарю вас, добрая девушка – с кроткой мученической улыбкой ответила Далия. – Оставьте. Я поем.
На следующее утро к ней снова пришла служанка с завтраком, а потом врач с безумным количеством склянок, содержащих мази, притирки и настои. Она послушно все съела, выпила, позволила себя осмотреть и обмазать. По всей видимости, похитители решили убить ее здоровой и цветущей. Далия, твердо уверившаяся в том, что смерть будет для нее лучшим выходом, решила не сопротивляться. Однако ближе к вечеру, к своему огромному удивлению, она обнаружила в себе признаки душевного раскола – где-то внутри нее существовала часть, которая совершенно не хотела умирать.
Мятежная эта часть заставила ее провести третий день у замочной скважины, через которую можно было видеть длинный коридор, заканчивавшийся лестницей, и находившихся в нем людей. В результате наблюдений она обнаружила, что дверь в ее комнату охранялась: стражники менялись каждые два часа. Наконец, она дождалась того, кто был ей нужен – совсем молоденького парня деревенской наружности с живыми глазами. Она заприметила его накануне утром, когда он изумленно таращился на нее и разглядывал мебель в комнате. Ей тогда показалось, что он поступил на эту службу совсем недавно. И действительно, подойдя к двери, он не заснул через пару минут, опершись о стену, как остальные, а принялся рассматривать гобелены и лепнину в коридоре.
«Любопытный, значит», подумала Далия. Недолго думая, она негромко затянула песню на севардском языке, затем, упав на колени и воздев руки к небу, она принялась нести все, что приходило в голову, а закончила дикой безудержной пляской с попутным срыванием с себя одежды. То есть в идеале это должна была быть дикая безудержная пляска. В случае с Далией это скорее напоминало предсмертные конвульсии, но так было даже лучше. Она не сомневалась, что парень подглядывает в замочную скважину. На следующий день она проделала ту же процедуру дважды. Еще через день она ограничилась пением и заклинаниями, решив, что стражник и так готов.
