— Да, Ратона, так как же было? — вспомнил Джантар. — Привезли вас туда, а дальше?
— Привезли, собрали, построили в несколько рядов — и стоим и ждём. А солдаты ходят, караулят нас — и ничего больше. Только утром появился кто-то из офицеров, некоторые стали объяснять ему свои проблемы со здоровьем — а он в ответ, ещё с такой злобой: вы думали, все дураки, а вы одни умные и хитрые, чтобы не работать и не учиться, как другие, которые сполна отдают обществу долг? В общем, будто все там — какие-то враги и предатели. А одни — на протезах, у других — пороки сердца, третьим — надо менять перевязки, были и такие, что лишний раз перегреться, переохладиться, переутомиться, не принять вовремя какой-то препарат — уже угроза для жизни! И даже один что-то не отбыл по болезни, а сейчас здоров, но нужен дома по уходу за другим больным — так и ему сказали: сдай того в сумасшедший дом, и не прикрывайся им… А я стал было думать: как организовать тех, кто поздоровее, и броситься всем вместе на этих скотов… — в голосе Ратоны прорвалась неожиданная ярость. — Но уже рядом со мной кто-то поднял шум: смотрите, тут заразный больной, уберите его от нас!.. Меня и отвели в отдельную комнату. Просто не знали, наверно, что со мной делать… И я уже оттуда наблюдал остальное: как всем приказали раздеваться, будто бы для медосмотра — и они так и стояли во дворе голыми; некоторых куда-то уводили, другие всё ждали; наконец стали не выдерживать, было две или три попытки массового побега — прямо без одежды, но я же говорю: там были и такие, что им ненадолго остаться без соответствующего ухода — почти верная смерть… — голос Ратоны едва не сорвался. — А солдаты бросались в толпу, били прикладами по чём попало… И потом ещё стали устраивать издевательства над некоторыми для устрашения остальных…
— Только спокойнее, Итагаро, — сказал Лартаяу. — Что бы ни услышал, твёрдо держи руль. Ратона должен рассказать…
— Да я видел… — Джантар не узнал свой голос. — Кого-то привязали к крюку в стене…
— И это нескольких подряд, по очереди, — уточнил Ратона. — В том числе — и кто не пытался бежать, даже одного слепого от рождения, который просто не мог. Будто сами не видели, что — слепой… И кого-то связали, стали сдирать кожу штыками; у одних разматывали бинты, чтобы посмотреть, что под ними — и натягивали эти бинты на других; для неотложных нужд организма — приспособили мусорную урну у всех на виду, заставляли становиться прямо туда, внутрь, а сами давили на живот… Не хочу и пересказывать все подробности. Ещё повезло, что был в отдельной комнате. Но всё равно: рядом, за окном — такое!.. А потом ещё тот, здоровый, у которого больной родственник — сам схватил одного солдата за ноги, снёс им другого, как какой-то дубиной — и тут уж они стали стрелять. Правда, поверх голов, не прицельно…
— А я это видел не в такой последовательности… — произнёс Джантар сквозь мгновенную дурноту, глядя отсутствующим взглядом во тьму за окном (и сам удивился, как мог обратить на это внимание).
— И пошёл самый настоящий бунт, — продолжал Ратона. — Но те не рассчитали, выпустили все пули в стену, остались с одними штыками — а эти их тоже не очень жалели, да и не все оказались слабыми, как те рассчитывали… Правда, как будто никого не убили — но раненых было много. Они же только со слабыми воевать и годятся… Так что их и жалеть не хочется, — в голосе Ратоны вновь прорвалось что-то похожее на ожесточение. — Сами здоровы, по своей воле пошли в армию — в чём им виноваты больные? А если сами же — насильники над мирными людьми, зачем нужны с такой своей службой?
«Снова из того разговора, — вспомнил Джантар. — Чувствовали, а не угадали… Хотя кто мог представить подобное…»
— Вот эти «защитники страны», «исполняющие долг», как есть на самом деле, — продолжал Ратона. — Но знаете, такого я не ожидал… Ведь, по идее, не бандиты, а какая-никакая организация…
— И что там из них делают… — ответил Итагаро. — Сперва приходят туда всё же люди, а не звери…
— Не отвлекайся, смотри на дорогу, — предупредил Лартаяу. — Хотя правда: держат в таком количестве здоровое быдло, озверевшее от сознания собственной ненужности. Некуда девать силы, а рассуждают о каком-то долге… И мы ещё сомневались, правы ли перед такой властью! Ладно, Ратона, дальше…
«Сомневались, — подумал Джантар сквозь прочие, ещё не улёгшиеся мысли. — Но где тут причина, а где следствие…».
— А дальше явились ещё какие-то люди, уже в другой форме, стали отбирать, кто поздоровее, для погрузки раненых — и сказали: поедете с ними в больницу, будете при них санитарами. И прямо так, без одежды, туда повезли… А я сижу в запертой комнате, и думаю: что делать? Только потом уже, слышу, в коридоре за стеной говорят: у нас остался ещё один заразный больной, не отправленный на осмотр. Сразу понял: обо мне… Вот и отправили туда же с последним фургоном. А там — теснота, носилки с ранеными прямо на полу, да ещё трясёт на каждом повороте, попробуй прямо на них не упасть! И тут же объяснять: ничем я не заражен, просто аллергия — а то другим и отодвинуться некуда…
— И они, думая, что ты заражен, так прямо тебя повезли… — поразилась Фиар.
— Но главное, и тут повязку не отобрали, — добавил Ратона. — Я уже там, в фургоне, сообразил перевязать её как бинт. А то у других всё отбирали: костыли, протезы… И привезли в ту же больницу, что Донота. Или вообще всех, со всего города, там собрали — а то были очереди, что тоже представить трудно…
— А я с какого-то другого сборного пункта — прямо с рассветом туда и попал, — подтвердил Донот. — Тоже схватили ночью в каком-то дворе, привезли куда-то с другой группой, ночь продержали там, а утром — в больницу. И там, в очередях — где-то до середины дня. Стоим то там, то тут, гоняют без толку с этажа на этаж, некоторым делается плохо, их куда-то уводят — никакого порядка, организации. И главное, слухи в толпе… И, что — кого сочтут недостаточно здоровым, вообще будут физически ликвидировать, так как ресурсов планеты на всех не хватает; и что — совершеннолетие будет считаться со вступления в брак; и — что всех вообще могут отправить в ссылку куда-то на восток, без семей;, и — будто началась война, а взрослых не хватает, понадобились дети; и ещё многое… — продолжал Донот. (Неужели вправду «началось»?) — А ещё разговор в каком-то кабинете: у одного больного — нарушения на хромосомном уровне, у другого — функциональное нервное расстройство, у третьего — недостаток фермента… А в ответ, представьте: «Ну, так вырезай»! И сразу — с угрозой расстрела за неисполнение приказа! Хотя что тут можно «вырезать»? И не знаю, чем кончилось: снова повели на другой этаж… Стою там, думаю, что делать, как бежать самому, где и как искать вас, выяснить, что происходит, и вдруг смотрю: Ратона! В другой очереди, и та совсем медленно движется навстречу… Наконец — поравнялись, сумели каким-то чудом пристроиться в одну очередь — да собственно, другие не возражали, чтобы я отделял их собой от «заразного больного» — и только он успел мне коротко объяснить, что к чему, явился какой-тo офицер, и спросил: кому приходилось иметь дело с трупами? Я сразу сообразил, как воспользоваться: в морге всегда можно найти «взрослую» одежду, форму медработника, всякие документы… И говорю: с трупами имел дело и я, и он — показываю на Ратону…
— А я сразу не понял, зачем тебе это, — признался Ратона. — Даже испугался сначала: вдруг ты что-то не то задумал…
— И вот мы оба, и ещё несколько, кто вызвались вместе с нами — пошли в морг для какой-то работы с трупами, — продолжал Донот. — А уж там я надеялся как-то воспользоваться пирокинезом…
— А я потом уже — что со стороны самих покойников солдаты точно ничего не ждут, — добавил Ратона. — Хотя иногда, что-то шепнув, можно вызвать движение трупа…
— Но до этого не дошло… Мы ещё ничего не успели сообразить — а те сразу бросились на солдат, разоружили, и стали раздевать. И вот уже морг — в нашем распоряжении, они — в форме солдат, с их оружием, а те, голые, без сознания, валяются где попало… Правда, солдат было четверо, формы на всех не хватило — но уже я нашёл чью-то одежду, а потом медицинскую форму, надел на себя, и мы уже — конвой со взрослым сопровождающим… Но что дальше? Вышли оттуда, встали под лестницей — и очень вовремя: через другую дверь в морг ворвались ещё солдаты, стали выволакивать тех, приняв за нас — ну, а мы стали думать: под каким видом выйти оттуда? Я в общем уже представлял: сыграть на страхе перед инфекцией. Но как конкретно? А там везде столько брошенных постов и кабинетов, один — совсем рядом, вокруг никого… Я и решился войти. И представьте, как повезло: лежали истории болезни инфекционных больных! Я их быстро перелистал, посмотрел, как оформляются, вошёл ещё в компьютер, посмотрел, как оформить извещение об особо опасной инфекции — и послал по сети это извещение на всех нас, а из них — на тех, кому не досталось формы, да ещё копию в печатном виде взял с собой. Ну, правда… — Донот запнулся. — Пришлось кое о чём спросить сотрудника больницы, который нас там застал. Я назвался не то мобилизованным студентом мединститута, не то ещё молодым и неопытным выпускником — даже не помню точно — сказал, будто не уверен, как надо оформлять документы на инфекционных больных — и хотя риск, конечно, был, но он мне сразу поверил, объяснил всё как надо…
