Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти лица Донота и Ратоны. Но сразу это не удалось — долго плыла беспорядочная рябь… И лишь потом он стал различать сквозь неё детали какого-то интерьера: угол окна, стену, снова окно (на котором с содроганием увидел толстые прутья решётки)… Но тут же всё это сменил другой образ: полутёмный коридор со множеством одинаковых дверей, и толпой тоже голых людей в нём (да, похожий на те больничные, которые он знал по обследованиям. Где и им лишь однажды, в самый первый раз в Риэланте, не пришлось сразу полностью раздеваться, и потому Ратону водили по кабинетам отдельно от остальных — воспоминание о чём вдруг показалось приметой прежних, уже уходящих времён…). А потом…
…Он снова увидел окно с решёткой, тот же двор с углом высокой белой стены за ним, а во дворе — бросившихся из толпы в сторону нескольких светлокожих, подростков, и выскакивающих откуда-то наперерез им солдат; затем на миг всё это вновь сменилось больничным коридором; и сразу возникло вновь — но там уже один солдат навалился на кого-то, прижав своей тяжестью к асфальту, другой кого-то тащил, а третий, размахнувшись, с такой силой ударил прикладом ещё кого-то, невидимого за обрезом окна, что у Джантара от ужаса в груди замер вздох — и в тот же момент там, во дворе, всё будто сотрясла какая-то тяжёлая грохочущая вибрация, и по брызнувшим из стены струйкам пыли и осколкам Джантар понял: пулемётная очередь, выпущенная поверх голов толпы!..
— Ну, что там? — как сквозь пелену внезапного бреда донёсся шёпот Фиар.
— Опять тот же двор… — срывающимся шёпотом ответил Джантар. — И… подавление попытки побега, что ли… Солдаты стреляют поверх голов, бьют кого-то прикладами… А ещё — толпа в коридоре, похожем на больничный… Но Ратону и Донота я там нигде не видел…
…Но тут же появилось ещё видение: чьи-то рука и грудь, так — будто тот сам и смотрел на себя, сидя перед тем же зарешеченным окном). Смуглая кожа, явно смешанного лоруано-каймирского типа, на которой выделялись яркие продолговатые розото-красные пятна — и, едва увидев которые, Джантар вспомнил аллергию Ратоны! Неужели…
«Ратона, ты?» — будто мысленный крик вырвался из глубин сознания Джантара. Хотя он не был уверен, что Ратона (если это он) сможет услышать этот отчаянный зов сквозь пространство, и ответить на него…
И ответа он не получил — вместо этого вновь увидев больничный коридор, где тоже произошло замешательство: грубо расталкивая толпу, куда-то поспешно пробирались солдаты… А потом стали являться ещё образы: напиравшую куда-то толпу взрослых едва сдерживал кордон солдат (причём нельзя было понять, где: над их головами Джантар видел лишь ясное небо — хотя недавно, когда Итагаро, Минакри и Талир перебирались сюда снаружи, было пасмурно), наконец не выдержал напора, и толпа, сметя его, прорвалась в какое-то здание (должно быть — родители, пытавшиеся узнать что-то о судьбах детей? И ещё Джантар вдруг понял: небо там было скорее дневным, чем утренним! Значит… образ ещё даже реально не произошедшего события?); ещё солдат, бегущий по улице — споткнулся о брошенную под ноги палку, широко раскинув руки в стороны; и ещё солдаты — куда-то стреляли, хватали кого-то; каких-то взрослые в испуге шарахались, отвернувшись… но не от подобной же сцены насилия, а просто от бегущего по улице совсем голого светлокожего подростка (который тут же, на глазах у них, схватив стоявший у стены велосипед, помчался на нём — и лишь тогда один из взрослых будто опомнился и бросился вдогонку, что-то беззвучно крича); снова солдат — с нечеловеческими зверскими лицами бросались в толпу детей, замахиваясь прикладами пулемётов; снова — рвалась куда-то, уже коридорами того здания, толпа взрослых; и снова — в том же дворе за белой стеной кто-то схватил солдата за ноги, и, как дубиной, с размаху ударил им другого, буквально вмяв в стену (и такой был в числе не прошедших эти самые тренировочные лагеря?); и — уже во дворе жилого дома двое взрослых повалили солдата на землю, а потом один замахнулся лопатой, но тот, успев вывернуться, бросился прочь; и в самый момент удара по уже пустому месту — видение оборвалось от внезапного ужаса Джантара, и он рванулся в сторону, едва не свалившись с нижней ступеньки лестницы, на которой сидел…
— Что там, Джантар? — с тревогой спросила Фиар. — Что ты увидел?
— Ратона — в какой-то отдельной комнате… Ну, там, где всех собрали… То есть — в каком-то здании рядом с тем двором, о котором я говорил. И там — решётка на окне… И у него на руках — пятна от аллергии. Наверно, приняли за что-то заразное, и поместили отдельно от всех… — вдруг понял Джантар. — А где Донот — не знаю, его я не видел. Но что видел вообще… Родители толпами рвутся куда-то, чтобы узнать, что с их детьми… А те тоже — целыми толпами собраны где-то, с ними обращаются, как с пленными или преступниками… A ещё… Кто-то бежал прямо по улице совсем голым, какого-то солдата в каком-то дворе чуть не убили… И неужели это — действительно из-за нас… Из-за нашей записи… — Джантар вдруг почувствовал: ему становится трудно говорить. — И… что это… со мной…
— Ну, Джантар, это уже точно депрессия, — ещё тревожнее ответила Фиар. — Ты же по-настоящему не отдохнул, не выспался. Правда, как и мы все…
— Нет, я спал… немного… — признался Джантар. — Но и то правда: не чувствую, что отдохнул. Хотя как тут отдыхать…
— Но сейчас тебе просто необходимо восстановить силы, — возразила Фиар. — Пока всё равно ничего сделать не можем…
— И даже не думай, что остаёмся на время без связи с внешним миром, — поддержал её Минакри. — Тебе ещё никогда не случалось расходовать столько энергии…
— Верно… — согласился Джантар. — Такого со мной ещё не было. Но где мне расположиться, чтобы отдохнуть… Тут и лечь негде. Разве что сесть у стены…
— Можно тут, на ящике, — донёсся из темноты полусонный голос Герма (и Фиар, плотно закрыв дверцу люка и включив фонарик, направила свет в дальний угол подвала, где Герм как раз вставал с массивного, сколоченного из отдельных досок предмета). — Я всё равно не могу заснуть — а тебе просто нужно. Потом в любой момент могут понадобиться свежие силы и восприятие…
Джантар как-то механически встал и поменялся местами с Гермом, прислонившись к холодной, как в том подземелье, стене в углу подвала — и снова ощутил, как по телу разливалось приятное расслабляющее успокоение: должно быть, Фиар снова пыталась помочь ему заснуть. Но и такое расслабление вдруг показалось непозволительным, противоестественным… И к тому же оно снова не было полным: не давали покоя мысли о судьбе Донота и Ратоны, возможных масштабах и причинах происходящего. Вопросы, на которое пока не было ответа — но потом могли появиться такие ответы, что даже трудно и страшно представить, как с этим жить…
20. Буйство отжившего
И однако, в последующие несколько часов отдохнуть и выспаться Джантару не удалось. И эти часы были полны перемежающимися урывками неполного сна и неполного пробуждения: он не мог ни вполне воспринять окружавшую реальность; ни вполне отключиться от неё, сосредоточившись на видениях; ни просто погрузиться в сон — продолжая видеть вереницы образов, порой столь диких и бредовых, что сам не знал, возможно ли такое наяву даже в этой, новой реальности, или он видит собственные кошмары… И в урывках полупробуждения он, кажется, рассказывал остальным: как толпы опять же голых людей (многие — с костылями, на протезах, слепые, и даже умственно отсталые) под конвоем вооружённых солдат садились в фургоны или автобусы, оставив сваленные в каких-то коридорах беспорядочные кучи одежды; шли чудовищные пародии на военные учения: дети разного возраста, выбиваясь из сил, под присмотром взрослых в военной форме — рыли прямо посреди школьных спортплощадок окопы; бинтовали тех, кто изображал раненых; метали вдаль какие-то предметы; куда-то бежали с грубыми макетами ручных пулемётов; и даже опять-таки инвалиды с костылями и протезами — пытались ходить строем, неумело выполняя команды орущих что-то нечленораздельное офицеров… Были и уже знакомые Джантару видения: конвоируемая солдатами колонна в зелёных рясах; автобус, полный людей, прикованных к поручням и спинкам сидений (в этот раз тоже голых, чего в прежней версии этого видения не было)… Но всё же большей частью шли новые, не виденные никогда прежде — и от раза к разу всё более ужасные образы: чьи-то лица с выражениями испуга, отчаяния, страдания; снова толпы подростков, в которых грубо орудовали солдаты, подавляя пинками и ударами прикладов начинавшееся волнение; снова — рвущиеся куда-то толпы взрослых; ещё группы голых людей под присмотром солдат — то просто под открытым небом, то в каких-то помещениях (а в одном из таких эпизодов — чья-то попытка вступить в разговор с людьми в форме кончилась тем, что этого человека схватили, оттащили в сторону, и стали к чему-то привязывать); новые, всё более яростные схватки солдат с толпами то подростков, то взрослых; и в какой-то момент — снова тот привязанный за руки человек, которого хлестали прутьями cолдаты, в чьих выражениях лиц уже не было ничего человеческого (и тут же — другой отчаянно молотил связанными руками и ногами по забрызганному кровью асфальту, под тяжестью севших прямо на него солдат; и третий — совсем ещё ребёнок, с выпученными от ужаса глазами, отчаянно хватал ртом воздух, его держали за руки двое солдат, а уж что делал там третий, стоя как бы спиной к Джантару — понять было трудно, а предполагать страшно); и ещё голые подростки, под прицелами пулемётов несущие на носилках окровавленные тела — трудно понять, живые или мёртвые… И лишь та же какая-то эмоциональная оглушённость позволяла Джантару более-менее связно пересказывать всё это остальным — внутренне удивляясь, как сам не сошёл с ума от такого…
