переберёшься так, — сказала дочь леса. — Доверься нам, мы поможем.
Дверь трактира отворилась, и наружу повалил дым. Теперь и окна светились ярко, будто весь дом заставили лампами.
Во двор вылетел человек с окровавленным лицом, побежал, не разбирая пути. Только по длинной бороде и тёмным жидким волосам, давно не стриженым, и можно было признать в нём трактирщика.
— Стой, падаль, стой! — рявкнул кто-то ещё, возникший на пороге. — Жгите всё, ребята! Жгите!.. Так ему и надо!..
Он кинулся следом с лопатой наперевес и настиг трактирщика у ограды. С силой ударил в спину, тот охнул и сполз на землю. Попытался ещё закрыть лицо руками.
— Малых не пощадил!.. Моя Верена… себя не простила, жить не захотела, а ты! Каждый день в глаза смотрел, язык поганый ещё поворачивался нас жалеть! Как они умерли, как?
— Говорю же, упали… открыто было, не уследил… Как такое скажешь!
— Врёшь, падаль! С чего бы они зашли сюда? По-людски схоронить не дал, ещё искать ходил со всеми, хотя знал уже…
— Пощади!.. Не хотел я их смерти, не хотел!.. Я ничего не делал!..
Лопата взлетела и опустилась. Взлетела опять, испачканная грязью и кровью. Трактирщик завыл, как зверь. Ещё удар — захрипел. Полетели алые брызги.
— Идём, — взмолилась Хельдиг, потянула запятнанного к себе дрожащими руками. Трое уже перебрались, только он остался по эту сторону ограды.
Огонь поднялся над домом, треща, взвился высоко. Искры полетели на навес, под которым бесновались привязанные рогачи.
Кто-то поджёг и сарай, и оттуда бежали овцы, крича. Их пугнули, они понеслись на ограду и с треском её проломили. Куры метались, бросаясь людям под ноги.
— Уходите, — сказал Шогол-Ву. — Я нагоню. Идите!
Сжимая нож, он огляделся, выгадывая путь.
Клур и Вольд, оба взмокшие, в крови, ещё сражались. Огонь упал с пылающей кровли, и Чёрный Коготь дёрнулся, тряхнул головой. Вольд, скалясь, оттолкнул его, занёс топор — но тут же пошатнулся и вскрикнул, бледнея. Рука повисла, пробитая стрелой с синим оперением. Топор выпал.
Шогол-Ву двинулся мимо них, туда, где навес разгорался, где рогачи кричали и бились, раня друг друга, не в силах уйти от летящих искр. Чем больше они рвались, тем сильней сыпался огненный дождь.
С земли поднялся человек с разбитой головой, окровавленный и грязный. Ощупал себя дрожащими руками. Нашёл рану. Медленно отвёл пальцы, уставился на них и закричал. Кричал до хрипа, не умолкая. Когда Шогол-Ву добрался до навеса, он всё ещё слышал этот вой.
— Тише, — сказал он, выставляя ладони, упрашивая рогачей не биться. — Тише, я помогу вам.
Звери Хельдиг узнали его, притихли, фыркая, и запятнанный взялся за ремень, крепко затянутый теперь. Решил резать.
— Сюда! — закричал кто-то рядом. — Убейте выродка!
Сын леса — белые волосы растрёпаны, в руках чужой топор — налетел, пугая рогачей. Шогол-Ву смог удержать его руку. Перекладина ударила в бок, плечо задели рога.
— Я не хочу… твоей смерти, — сказал он и оттолкнул противника. Отошёл на шаг от копыт, бьющих по грязи. — Уйди.
Сын леса замер напротив, как зверь перед прыжком. Оскалил зубы.
— Ты умрёшь здесь, — сказал он. — Умрёшь, выродок. Как ты посмел думать, что лучше меня? Как ты посмел!..
И бросился, неумелый, но злой. Сытый, не уставший, не избитый, он был сильнее сейчас.
Шогол-Ву отступил на полшага, развернулся, пропуская его мимо себя, и мир тут же поплыл. В спину ткнулась перекладина, выбивая дыхание. Рогач закричал совсем близко. Запятнанный перехватил чужую руку с топором, перехватил вторую.
В глазах темнело, но поддаваться было нельзя. Нельзя уходить в сумрак, обещающий покой. Нужно если не видеть, то чувствовать, где враг. Всё ближе его рука… всё ближе…
Искры посыпались, обжигая. Показалось, громче стали людские крики, и треск огня, и рёв и храп рогачей. Шогол-Ву наклонил чужую руку к перекладине, медленно, вложив всю силу. На миг ослабил хватку — и последним рывком рубанул по ремням.
Этого хватило, чтобы напуганный бурый рогач оборвал повод и прянул в толпу.
Сын леса зарычал и навалился, придавил к бревну. Он положил все силы, чтобы опрокинуть запятнанного туда, где метались и били копытами обезумевшие звери. Шогол-Ву пытался устоять, но ноги ехали по грязи, а в голове от каждого толчка всё мутилось.
Что-то ударило в спину — не больно, мягко, — голова рогача нависла над плечом, и сын леса вскрикнул и отшатнулся.
Шогол-Ву обернулся, цепляясь за перекладину, успел полоснуть по ремню, и тут беловолосый бросился на него опять. Потянул на себя, толкнул. Запятнанный не устоял, но крепко обхватил противника, и на земле они оказались вместе.
— Я убью тебя! — яростно прокричал Искальд. — Убью, даже если сам умру!
Вцепившись руками и ногами, он тянул запятнанного туда, где бесновались рогачи. На миг Шогол-Ву оказался сверху, придавил руки сына леса, но тут же дёрнулся. Зверь тяжело ступил туда, где только что были их ладони.
Сын леса навалился, и запятнанный упал боком в грязь. Над головой взлетело мохнатое копыто. Он перекатился дальше, оказался под брюхом рогача, поджал ноги.
Зверь над ним замычал и рванулся в сторону. Головы коснулось тёплое дыхание, сверху упал оборванный повод. Шогол-Ву вцепился в него, и его поволокло по грязи. Шаг, другой и он сумел встать. Рогачи Хельдиг остановились, качая головами.
Сын леса был теперь по ту сторону перекладины. Грязный, потерявший топор, он поднимался с колена.
Шогол-Ву подобрался и ударил по натянутому ремню, не выпуская из глаз и врага, и рогачей. Ещё удар — ещё один зверь освободился и ускакал во тьму.
— Ты умрёшь! — воскликнул сын леса и вскочил на перекладину.
Рогачи — привязанных оставалось трое — рванулись, столбы затрещали, и пылающий навес полетел вниз. Шогол-Ву отпрыгнул, ударившись спиной о мохнатый бок. Схватившись за белую гриву, устоял.
Последние рогачи кинулись прочь, храпя, роняя пену, волоча за собой горящие остатки навеса. Сын леса закричал. Шогол-Ву видел, как он пытался выбраться из огня, но его сдавило брёвнами. Люди у дороги зашумели, и рогачи, напуганные, повернули, не разбирая пути. Спутавшись поводьями, влетели в огонь, забились, размётывая куски горящей кровли.
Неясно откуда возник старый охотник. Одним прыжком взлетел на спину зверя, безумного от боли. Тот тряхнул головой. Казалось, тяжёлые рога смахнули непрошеного седока в огонь, он исчез из виду. Но вот один рогач кинулся прочь, свободный, и прянул в сторону второй. Потом и третий рванулся от огня так быстро, что едва устоял. Всадник, вцепившийся в гриву, встал на спину зверя и спрыгнул на ходу.
Он подошёл к навесу и потянул что-то из-под брёвен:
