Я сглатываю.
― Ты все это знала.
Все, что я могу сделать, это смотреть на выцветшие обои передо мной. Прошел год, и я уже почти похоронил эти разговоры под пеплом той богом забытой лаборатории. Но она жила с кусочками меня, ограничиваясь тщательно отфильтрованными истинами, которые я считал безопасными и мог раскрыть ей. И в созданном мной портрете персонажа полно пробелов.
― Ты всегда был таким уклончивым. Ты говорил, что занимаешься расследованиями, но ни разу не сказали мне, чем на самом деле зарабатываешь на жизнь.
С того дня, как я пришел к ней в клуб, и она постепенно раскрыла мою личность, напряжение между нами нарастало, приближаясь к неизбежному, всепоглощающему взрыву. Не было ни времени оглядываться назад, ни желания разбирать завалы. Чтобы откопать эти фрагменты и склеить их воедино.
Я уже почти забыл, что одной части все еще не хватает.
Медленно я поворачиваюсь к ней.
― Ты… ― Она делает шаг назад. ― Ты был… под прикрытием?
― Я не специально оказался в той адской дыре, если ты об этом.
― Но ты же детектив. ― Она кивает сама себе, медленно, осознанно, как будто все сходится. ― Вот откуда ты знаешь Таннера. Ты с ним работаешь.
― Уже нет. ― Я выдыхаю. ― Эверли…
Она останавливает меня, подняв палец.
― Не надо. Это не то, от чего можно просто отмахнуться. ― Нахмурив брови, она закрывает глаза, позволяя откровению захлестнуть нее. Когда она снова открывает их, в них стоят непролитые слезы. ― Ты знал меня.
Я позволяю подтверждению появиться на моем лице. Я не собираюсь проявлять неуважение к ней, пытаясь скрыть это. Больше нет. Мои ладони становятся влажными от пота, и я провожу ими по джинсовой ткани, обтягивающей бедра. Ничего не остается, кроме как позволить буре разразиться.
Слезы текут по ее щекам.
― Как только я назвала тебе свое имя, ты сразу понял, кто я такая. Моя карьера, моя личная жизнь, как я выгляжу. Все это время ты был безликим человеком, в то время как у тебя была информация обо мне.
Черт. Что я могу на это сказать? Не то чтобы я был экспертом по жизни Эверли Кросс, когда меня заперли в той камере, но я не могу отрицать, что знал ее. Поэтому я проглатываю оправдания и киваю.
Она тихонько вздыхает.
― Ты расследовал мое похищение?
― Нет. Эверли, я…
Ее бровь поднимается в знак осуждения.
― Не так, как ты думаешь. ― Я осторожно продолжаю. ― Расследование вел другой участок. Я не занимался твоим делом, но я знал, кто ты. Моя интуиция подсказывала мне, что исчезновения ― твое, Сары и остальных ― связаны между собой. ― Присаживаясь в изножье кровати, я наблюдаю, как она вышагивает передо мной, напряженная и непредсказуемая. ― Я последовал за своими инстинктами. Провел расследование. Копал везде, где мог найти общую нить. В конечном счете, все, что у меня было, ― это теории. Меня пытались заткнуть, но я не сдавался. И я продолжал настаивать, пока не зашел слишком далеко и меня не выгнали из полиции.
Она поднимает руки к лицу, прижимает их к вискам, по мере того как до нее доходят детали.
― Но ты… ты беседовал с моим мужем.
― Я…
― Нет. ― Ее голос тверд, как гранит, и холоден, как снег. ― Даже не пытайся отрицать это. Он сказал, что узнал тебя.
― Я не собирался отрицать это… не совсем. Наша встреча была такой короткой, что я не ожидал, что он вспомнит.
― Что это значит?
― Я отправился в участок, куда его вызвали для повторного допроса через несколько месяцев после твоего исчезновения. Он уже выходил из здания, когда я отозвал его в сторону. У меня было несколько вопросов, мне нужно было кое-что уточнить. Вот и все.
По ее лицу пробегает тень, смягчая камень, но оставляя на его месте душевную боль.
― Но почему ты позволил мне думать, что он мертв?
― Присядь. ― Я протягиваю руку, боясь, что она рассыплется на куски прямо там, где стоит. ― Пожалуйста.
Она вздрагивает.
― Скажи мне, Айзек.
― Я не знал, что ты думаешь. ― Я опускаю руку, словно она невыносимо тяжелая, я наклоняюсь, упираясь локтями в колени. Правда неубедительна, но это все, что у меня есть. ― Его как будто не существовало. Мы были там в своем собственном мире. Ты никогда не говорила о нем.
Прошло два года с момента ее исчезновения. Люди снаружи не приходили мне в голову ― до тех пор, пока Джаспер Кросс не появился в том подвале.
Удивление мелькает ее лице.
― Это не…
― Это правда, Эверли. Подумай об этом. Мы не говорили о нем. Ни разу.
Порывшись в воспоминаниях, она недоверчиво качает головой, заново переживая горе, пока переваривает мои объяснения. Единственные звуки, наполняющие комнату, ― это журчание воды в трубах, свидетельство того, что жизнь продолжается за пределами нашей суровой реальности.
Когда осознание приходит, она позволяет себе опуститься на кровать. Между нами остается пространство. Зияющая пропасть, которую мне не предлагают преодолеть.
― Я думала, он умер. ― Ее голос едва громче шепота. ― Кто-то сказал мне… ― Она делает несколько судорожных вдохов, собираясь с духом. ― Я сдалась. Я уже попрощалась с ним. ― В ее признании чувствуется вина, как будто она могла изменить произошедшие события, если бы только достаточно сильно верила.
Я мог бы сказать ей, что это ничего бы не изменило. Даже если бы она держалась за свою любовь, как за горящую свечу, не позволяя пламени угаснуть, он все равно отказался бы от нее.
И это было бы еще больнее.
Но все, что я скажу, лишь усугубит ситуацию. Причинит ей еще большую боль.
Я сжимаю губы и ничего не говорю.
Я просто жду.
Наконец она поворачивается ко мне всем телом, и в голубых глазах появляется настороженность.
― Я чувствую себя так… я не знаю, что я чувствую. Почему ты здесь, Айзек? Я для тебя работа? Часть твоей миссии?
Поначалу я говорил себе, что все это лишь часть работы. Я оказался здесь, чтобы перехватить Винсента и убедиться, что она не попадет под перекрестный огонь. Но на самом деле я думал о ней, пока мчался с континента на континент в погоне за нашей местью. В моей голове она была постоянным спутником. Я не могу отрицать зародившуюся надежду, когда Таннер сказал мне, что она развелась с Джаспером Кроссом, и панику, когда я наткнулся на убитую женщину, похожую на нее.
Я начинаю подозревать, что все эти дни, проведенные с незнакомкой по ту сторону стены, изменили химию моего мозга. Она стала казаться мне моей.
Теперь я не могу держаться в стороне.
Поэтому я говорю ей правду.
― Ты ― нечто совсем другое.
― Что это вообще значит? Если ты не хочешь, чтобы я вышла за эту дверь, ты должен дать мне что-то, что я смогу понять. Все, что я могу думать, это то, что я… ― Она качает головой, с трудом сохраняя самообладание, чтобы произнести эти слова. ― Я даже не знаю тебя.
Это чертовски больно. Даже больнее, чем я думал.
Я придвигаюсь ближе.
― Ты меня знаешь.
Все это время я говорил ей, что это не так. Почему она должна поверить мне сейчас?
― Не знаю. ― Ее голос дрожит, но она не отстраняется. ― Тебя вообще зовут Айзек?
Полагаю, это вполне справедливый вопрос, учитывая все псевдонимы, о которых я ей рассказывал.
― Да.
Она издает невеселый смешок.
― Тогда это единственное, что я знаю.
Я скрежещу зубами, привлекая ее внимание к моей челюсти, прежде чем оно спустится к горлу. Я тяжело сглатываю.
― Меня зовут Айзек Портер, и я был лучшим детективом, черт возьми, в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Мне не следовало рождаться, но я родился, и это сломало меня. Я слишком много пил ― так много, что это, вероятно, в конечном итоге убило бы меня. От саморазрушения меня спасла моя младшая сестра. Когда она исчезла, я сорвался.
Эверли подносит руку ко рту, словно это единственный способ сдержать эмоции. Слезы текут по ее щекам, проникая в щели между пальцами.
― Ты знаешь меня, Пчелка. Ты знаешь меня лучше, чем… ― Мой голос срывается.
