еще продают их из Детройта, Вольфсбурга или Милана по цене вдвое ниже [125]. Это реальность, лежащая в основе растущих трений, которые вызывает процесс интеграции. Успешное появление Андского сообщества, объединившего страны Тихоокеанского побережья, стало одним из результатов заметного господства трех крупнейших стран в рамках расширенной Латиноамериканской ассоциации свободной торговли: малые страны пытаются объединяться отдельно.
Но, несмотря на все трудности, какими бы сложными они ни казались, рынки расширяются по мере того, как зависимые страны привлекают в свою орбиту власти новых сателлитов. Во время военной диктатуры Кастелу Бранку Бразилия подписала соглашение о гарантиях для иностранных инвестиций, которое перекладывает на государство риски и недостатки каждого бизнеса. Очень показательно, что чиновник, заключивший это соглашение, защищал его унизительные условия перед конгрессом, утверждая, что «в ближайшем будущем Бразилия будет инвестировать капиталы в Боливию, Парагвай или Чили, и тогда ей понадобятся подобные соглашения» [126]. В правительствах, пришедших к власти после государственного переворота 1964 года, утвердилась тенденция, приписывающая Бразилии роль «субимпериалистической» по отношению к ее соседям. Военное руководство, обладающее значительным влиянием, провозглашает Бразилию главным администратором интересов США в регионе и призывает ее установить гегемонию на Юге, аналогичную той, которую сама Бразилия испытывает в отношениях с Соединенными Штатами. Генерал Гоулбери ду Коуту э Силва ссылается на новую концепцию Предначертания [127]. Этот идеолог «субимпериализма» еще в 1952 году писал о таком Предначертании: «Тем более что оно не пересекается в Карибском бассейне с предначертанием наших старших братьев с Севера…» Генерал ду Коуту э Силва в настоящее время занимает пост президента компании Dow Chemical в Бразилии. Желаемая структура субдоминиона, кстати, имеет богатые исторические корни, начиная с уничтожения Парагвая по поручению британского банка в войне 1865 года до отправки бразильских войск для поддержки интервенции морских пехотинцев США в Сан-Доминго ровно сто лет спустя.
В последние годы усилилась конкуренция между представителями крупных имперских интересов, закрепившихся в правительствах Бразилии и Аргентины, за лидерство в регионе. Очевидно, что Аргентина не в состоянии выдержать мощный вызов со стороны Бразилии: площадь последней в два раза больше, ее население в четыре раза больше, производство стали почти втрое превышает аргентинское, выпуск цемента вдвое выше, а выработка энергии – более чем в два раза. Темпы обновления торгового флота в Бразилии в 15 раз превышают аргентинские. Кроме того, за последние 20 лет экономический рост Бразилии значительно опережал аргентинский. Еще недавно Аргентина производила больше автомобилей и грузовиков, чем Бразилия. Однако при нынешних темпах к 1975 году бразильская автомобильная промышленность будет в три раза превосходить аргентинскую. Торговый флот, который в 1966 году был равен аргентинскому, к тому времени станет равен совокупному флоту всей Латинской Америки. Бразилия предлагает иностранным инвесторам масштаб своего потенциального рынка, огромные природные богатства, стратегическое значение своей территории, которая граничит со всеми странами Южной Америки, кроме Эквадора и Чили, а также условия, позволяющие американским компаниям действовать с невиданной скоростью и масштабом. Бразилия располагает более дешевой и многочисленной рабочей силой по сравнению с Аргентиной. Неслучайно треть всех переработанных и полуобработанных продуктов, продаваемых в рамках ЛАСТ, поступает из Бразилии. Эта страна призвана стать либо осью освобождения, либо столпом зависимости для всей Латинской Америки. Вероятно, сенатор США от штата Арканзас Джеймс Уильям Фулбрайт (1944–1974) не полностью осознавал масштаб своих слов, когда в 1965 году публично заявил, что Бразилия предназначена для руководства латиноамериканским общим рынком.
«Никогда мы не будем счастливы, никогда!» – пророчествовал Симон Боливар
Чтобы североамериканский империализм мог сегодня проводить «интеграцию» ради господства в Латинской Америке, необходимо было, чтобы прежде Британская империя способствовала нашему разделению с той же целью. Архипелаг стран, не связанных друг с другом, появился в результате краха нашего национального единства. Когда народы с оружием в руках завоевали независимость, Латинская Америка вышла на историческую сцену, объединенная общими традициями в разных областях, демонстрировала территориальное единство без разрывов и в основном говорила на двух языках одного корня – испанском и португальском. Но, как отмечает Триас, нам не хватало одного из основных условий для создания великой единой нации: у нас не было экономического единства.
«Полюса» благополучия, которые процветали для удовлетворения европейских потребностей в металлах и продовольствии, не были связаны между собой: все «спицы веера» сходились на другой стороне океана. Люди и капиталы перемещались в зависимости от удачи в добыче золота, производстве сахара, серебра или индиго, а существование сохранялось только у портов и столиц, которые высасывали ресурсы из производительных регионов. Латинская Америка рождалась как единое пространство в воображении и надеждах борцов за независимость – Симона Боливара, Хосе Артигаса и Хосе де Сан-Мартина[127], – но изначально была разрушена основными перекосами колониальной системы. Портовые олигархии через свободную торговлю закрепили эту структуру фрагментации, которая была источником их доходов: те образованные торговцы не могли породить национальное единство, которое буржуазия воплотила в Европе и Соединенных Штатах. Англичане, наследники Испании и Португалии еще до независимости, в течение XIX века довели эту структуру до совершенства через интриги дипломатов в белых перчатках, шантаж банкиров и искусство соблазна торговцев. «Для нас родина – это Америка», – провозгласил Боливар. Великая Колумбия распалась на пять стран, и Освободитель умер побежденным, сказав генералу Рафаэлю Урданете: «Никогда мы не будем счастливыми, никогда!» Преданный Буэнос-Айресом, Сан-Мартин отказался от символов власти, а Артигас, называвший своих солдат американцами, ушел умирать в одинокое изгнание в Парагвае: Вице-королевство Рио-де-ла-Плата разделилось на четыре части. Франсиско Морасан (1792–1842), создатель Федеративной республики Центральной Америки, был расстрелян, и «пояс» Америки раскололся на пять частей, к которым позже добавилась Панама, отделенная от Колумбии Теодором Рузвельтом в 1903 году [128].
Результат очевиден: в настоящее время любая из транснациональных корпораций действует с большей согласованностью и единством, чем этот архипелаг, которым является Латинская Америка, раздираемая множеством границ и отсутствием связей. Какую интеграцию могут осуществить между собой страны, которые даже внутри себя не интегрированы? Каждая страдает от глубоких внутренних разломов, острых социальных разделений и нерешенных напряжений между своими обширными маргинальными пустынями и городскими оазисами. Эта драма воспроизводится и на региональном уровне. Железные дороги и дороги, созданные для вывоза продукции за границу кратчайшими путями, до сих пор остаются неоспоримым доказательством бессилия или неспособности Латинской Америки воплотить национальный проект своих самых дальновидных героев. Бразилия не имеет постоянного наземного сообщения с тремя своими соседями – Колумбией, Перу и Венесуэлой; города Атлантики не имеют прямой телеграфной связи с городами Тихого океана, так что телеграммы между Буэнос-Айресом и Лимой или Рио-де-Жанейро и Боготой неизбежно проходят через Нью-Йорк; то же
