в его лицо. Она пыталась понять – можно ли ему верить. Хоть и знала, что нет.
Харлон подошёл, резко привлёк её к себе и поцеловал. Он ощутил на своих губах солоноватый вкус её крови, сильнее прижал к себе. Эндра не отталкивала его, но и не поддавалась.
Лишь после долгих странных для неё мгновений он выпустил её из рук. Сделал шаг назад и заглянул в её глаза, пытаясь понять что-то до конца… Этот поцелуй был как раньше, но всё же немного другим…
На пару мгновений он взял её за руку, властно сжал её запястье. От его взгляда она застыла, словно её приковали к месту, хотела сказать ему что-то, но не могла. В животе всё сжалось в комок… Почему он молчит? Где его болтливость, самоуверенность?
–Поспеши, они скоро будут здесь, – выдохнула Эндра; она старалась говорить спокойно, но голос и глаза выдавали её. В эту минуту она снова стала прежней, какой была в восемнадцать. Она была готова врать, нарушать законы и делать то, что хочется.
–Я зря сомневался в тебе, – сказал Харлон, снял с шеи цепочку и опустил в её ладонь. А потом выскочил в какой-то двор, и его шаги стихли за поворотом.
Эндра задумчиво смотрела ему в след, пока не услышала, что к ней приближаются люди. Ей было всё ещё не по себе. Цепочка в её кулаке казалась раскалённой и будто прожигала руку… Двое подбежали к ней и ещё два человека показались вдали. Она не охотно повернулась к ним.
–Ты его видела? – спросил один из них, отдышавшись. Женщина кивнула и указала куда-то влево.
–Он пошёл туда. Я пыталась его остановить, но он ударил меня. – Она виновато опустила голову, хотя на самом деле ей просто хотелось скрыть, как блестят её глаза, и как хочется расхохотаться. – Очень жаль, что я его упустила.
–У тебя кровь.
–Это пустяки.
Эндра удивилась, насколько уверенно звучит её голос. И ей стало не по себе от того, что она врала им в лицо, это было впервые за долгое время. Но обратного пути не было. Она ощущала на губах солоноватый вкус собственной крови и привкус своей капитуляции.
В день посвящения Олег старался отвлечься, что-то делать, но ничего не получалось, всё валилось из рук. Он занялся какой-то работой, но там ему сказали: «Шёл бы ты домой, друг. Сегодня ты не помощник».
Он брёл куда-то и говорил себе, что не должен появляться в храме, ему не следует мешать её планам. Убеждал себя, что ему всё равно и лучше будет оставить всё, как есть…
Олегу почти удалось поверить, что всё нормально. Но в какой-то момент парень сорвался с места и помчался туда – к Храму на Белом холме, где проходило действо. Он летел по шумным улицам и знал, что всё закончится сегодня. Либо он вырвет её из лап религии, либо упустит навсегда. Он почти не чувствовал ног и только через несколько минут стало больно дышать, Олег сбавил темп, но не останавливался, пока не оказался возле храма.
Он знал, что надо быть решительным и смелым, но ворвался в храм и застыл в этом огромном светлом зале с идеальными колоннами и мозаиками. Словно на ватных ногах он прошёл к одной из скамеек, сел и замер, приходя в себя.
Это была красивая церемония. Собралось немало прихожан. Послушники храма пели, и их голоса сливались в ровную приглушённую мелодию. Пахло благовониями. Дети приносили цветы к ногам статуи грациозной богини Сулиндии. В её лице не было чувств или эмоций. Эта женщина, застывшая в камне, казалась необыкновенно красивой и безжалостной.
Возле золотого алтаря, куда горожане приносили пожертвования, стояло несколько девушек в белоснежных платьях до пола. Величавые и бледные – они напоминали призраков. Главный жрец прохаживался по залу неторопливой важной походкой, невозмутимо поглаживал свою бороду и рассказывал о благодетельной богине, о её совершенстве и величии. Его голос был звучным и громким, и эхом отражался в этих стенах. Девушки опустились на колени, образовав ровный круг, и с трепетом зашептали слова молитвы.
Через несколько минут жрец дал им сигнал, девушки поднялись и выстроились в ряд. Все они были хороши собой, но одна была особенно красивой. Её глаза, улыбка, волосы, умение себя подать – всё выделяло её на фоне сверстниц. От Олега не укрылось то, как похотливо Жрец разглядывал её.
Не все слова и фразы доносились до парня, он подался вперёд и старался не пропустить ни слова. «Наверное, мне лишь кажется, что старик разглядывает девушек, как товар на рынке и особенно пялится на неё, – говорил себе парень. – Это лишь игра воображения, да и только».
Вскоре жрец благословил юных послушниц и остановился возле Рины.
–Запомните её, – объявил он. – Похоже, именно ей суждено стать главной жрицей, и она будет говорить от лица Богини Сулиндии.
Остальные девушки смотрели на неё с нескрываемой завистью. Кто-то искренне улыбнулся, но остальные опустили глаза, чтобы спрятать злость и разочарование.
–О! я благодарю вас! – воскликнула Рина. – Это большая честь! – голос звучал радостно, но всё же осторожно. Во взгляде мелькнуло подозрение, когда старик обнял её за талию и что-то зашептал ей на ухо. Рина натянуто улыбалась, но уже через несколько мгновений на лице появился страх. А потом старик её куда-то повёл, и она поплелась за ним, растерянно оглядываясь и бледнея. Её походка стала такой нерешительной, что жрец практически тащил её к двери.
Церемония закончилась. Публика неохотно расходилась. Пение смолкло, послушницы обречённо вздохнули и потянулись куда-то. Становилось тихо. А Олег сидел ещё минуту или две в странном оцепенении, словно не мог пошевелиться. Все эти запахи и голоса дурманили, заставляли забыть обо всём. И всё же в нём появились силы. И он знал, что пойдёт до конца…
Ольга вернулась домой и вздрогнула, увидев Эндру. Та сидела на скамейке у дверей и, похоже, успела замёрзнуть. Она обхватила себя руками и немного дрожала, но не пыталась уйти куда-то. В её фигуре была стойкость, некая непреклонность и в то же время потерянность, такая свойственная ей.
–Что ты здесь делаешь?
–Ты пришла! – Эндра подняла глаза и грустно улыбнулась. – Я не знаю, почему я здесь, но мне нужно поговорить с тобой.
Ольга торопливо открыла дверь и впустила гостью внутрь. Затопила камин и зажгла свечи.
Им действительно надо было поговорить о многом, но обе женщины выжидали и не решались начать, пауза затягивалась и становилось не удобной. Но это было уютное