комнаты, а затем нервно продолжил: — Итак, Ванда — моя тетка, вы знаете. И Рут, моя кузина. Но с ними вы знакомы. Еще одна девушка — это Сьюзен Кардуэлл. Она просто гостит здесь. Полковник Бери. Это старый друг семьи. Мистер Форбс. Он тоже старый друг семьи; кроме прочего, он еще является семейным адвокатом и все такое. Оба старикана в юности были влюблены в Ванду и до сих пор являются ее верными и преданными поклонниками. Это смешно, но довольно трогательно. Затем Годфри Бэрроуз, секретарь старика… то есть дяди, и мисс Лингард, которая помогает ему писать историю рода Шевенэ-Горов. Она копает исторический материал для писателей. Вроде бы все.
Пуаро кивнул. Затем спросил:
— Как я понимаю, вы действительно слышали выстрел, убивший вашего дядю?
— Да. Мы подумали, что это хлопнула пробка от шампанского — по крайней мере я так подумал. Сьюзен и мисс Лингард решили, что это выхлоп машины снаружи — дорога проходит довольно близко, понимаете.
— Когда это было?
— Где-то в десять минут девятого. Тогда Снелл в первый раз ударил в гонг.
— И где вы были, когда услышали его?
— В холле. Мы… мы еще посмеялись по этому поводу — поспорили, знаете ли, откуда этот звук. Я сказал, что из столовой, Сьюзен — что из гостиной, мисс Лингард сказала, что откуда-то сверху, а Снелл сказал — что с дороги, только слышим мы его из окна вверху лестницы. Сьюзен тогда спросила: «Есть еще теории?» А я рассмеялся и сказал, что всегда еще есть убийство! Теперь как-то мерзко об этом даже думать…
Его передернуло.
— Никому не пришло в голову, что сэр Жервас мог застрелиться?
— Нет, конечно же, нет!
— То есть вы понятия не имеете, почему он мог застрелиться?
— Ладно, наверное, мне не стоило бы этого говорить… — медленно начал Хюго.
— У вас есть идея?
— Да… ну… трудно объяснить. Естественно, я не ожидал, что он покончит с собой, но все равно я не слишком удивлен. Дело в том, месье Пуаро, что мой дядя был чокнутый. Все это знали.
— Вы считаете это достаточным объяснением?
— Ну, люди стреляются, когда они даже слегка безумны.
— Восхитительно простое объяснение.
Хьюго уставился на него.
Пуаро снова встал и стал бесцельно прохаживаться по комнате. Она была уютно обставлена в тяжелом викторианском стиле. Здесь были массивные книжные шкафы, тяжелые кресла и несколько настоящих чиппендейловских стульев[910]. Украшений было немного, но несколько бронзовых безделушек на каминной полке привлекли внимание Пуаро и вызвали в нем искреннее восхищение. Он брал их одну за другой и тщательно рассматривал, прежде чем осторожно поставить на место. С самой крайней левой сыщик что-то снял кончиком ногтя.
— Что это? — без особого интереса спросил Хьюго.
— Ничего особенного. Крохотный осколок зеркала.
— Забавно, что выстрел разнес зеркало, — сказал Хьюго. — Разбитое зеркало — к несчастью. Бедный старый Жервас… Удача слишком долго не покидала его.
— Ваш дядя был удачлив?
Хьюго коротко хохотнул.
— Как в поговорке! Все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Если он поддерживал аутсайдера, тот выигрывал. Если он вкладывал деньги в сомнительную шахту, в ней сразу же натыкались на жилу руды. Он удивительным образом спасался из самых опасных мест. Его жизнь не раз спасало чистое чудо. Он был хорошим парнем в своем роде, понимаете. Он определенно «много где побывал и много что повидал» — больше, чем большинство его ровесников.
Пуаро пробормотал тоном беседы:
— Вы были привязаны к своему дядюшке, мистер Трент?
Казалось, Хьюго Трент немного опешил от такого вопроса.
— О… ну… да, конечно, — довольно расплывчато сказал он. — Понимаете, с ним порой было трудновато. Ужасно непросто было с ним сосуществовать, и все такое. К счастью, мы с ним нечасто виделись.
— Вы ему нравились?
— По крайней мере я этого не замечал! Кстати, он, так сказать, вообще отрицал мое существование.
— Как это, мистер Трент?
— Ну, понимаете, своего сына у него не было, и он очень болезненно к этому относился. Наследная кровь была для него чем-то вроде предмета одержимости. Уверен, его глубоко ранило то, что после его смерти Шевенэ-Горов на свете не останется. Род, знаете ли, ведет свою историю со времен нормандского завоевания. Старик был последним в роду. Полагаю, с его точки зрения, это было довольно погано.
— А вы сами не разделяете этого чувства?
Хьюго пожал плечами:
— Все это мне кажется довольно старомодным.
— И что теперь будет с его имением?
— Не знаю. Может, я унаследую… Или, может, все достанется Рут… А может, Ванде до ее смерти.
— Ваш дядюшка не говорил о своих намерениях?
— Ну, была у него одна излюбленная идея…
— И какая же?
— Он считал, что мы с Рут должны пожениться.
— Это, несомненно, было бы весьма подходящим союзом.
— Очень даже. Но Рут… ну, у Рут очень четкие взгляды на жизнь. Понимаете, она очень привлекательная девушка, и она это знает. И не торопится выходить замуж.
Пуаро подался вперед.
— Но вы сами были бы не против, месье Трент?
— Я не вижу особой разницы в том, кто сегодня на ком женится, — скучным тоном ответил Хьюго. — Развестись легко. Если вы не подходите друг другу, нет ничего проще, чем разрубить узел и начать сначала.
Дверь открылась, и вошел Форбс с высоким, стройным, как ель, человеком. Тот кивнул Тренту.
— Привет, Хьюго. Мне очень жаль. Это такой удар для всех вас…
Эркюль Пуаро вышел вперед.
— Как поживаете, майор Риддл? Вы помните меня?
— Конечно! — Главный констебль пожал ему руку. — Значит, вы здесь?
В его голосе прозвучала задумчивая нотка. Он с любопытством посмотрел на Эркюля Пуаро.
Глава 4
— Итак? — сказал майор Риддл.
С момента его прибытия прошло двадцать минут. Вопросительное «итак?» главного констебля было адресовано полицейскому хирургу, высокому и тощему пожилому человеку с седеющими волосами. Тот пожал плечами:
— Он мертв более полутора часов — но не более часа. Я знаю, что технические подробности вам неинтересны, так что я их излагать не буду. Убит выстрелом в голову, пистолет находился в нескольких дюймах от правого виска. Пуля прошила мозг и вышла с другой стороны головы.
— Картина полностью соответствует самоубийству?
— Полностью. Затем тело обмякло в кресле, пистолет выпал из руки.
— Вы нашли пулю?
— Да. — Доктор показал ее.
— Хорошо, — сказал майор Риддл. — Сохраним для сравнения с пистолетом. Рад, что случай ясный и без осложнений.
Эркюль Пуаро негромко спросил:
— А вы уверены, что без осложнений, доктор?
Тот медленно ответил:
— Ну, я полагаю, что одну вещь можно назвать немного странной. Когда он выстрелил в себя, он должен был повалиться чуть правее. Иначе пуля попала бы в стену ниже зеркала, а не точно в его середину.
— Неудобное положение
