Все это время мы старались повлиять на аргентинскую сторону дипломатическими способами. 6 апреля я обратилась к главам государств стран ЕС, США, Японии, Канады, Австралии и Новой Зеландии. Я попросила у них поддержки в давлении на Аргентину с помощью запрета продажи оружия, запрета всего или части импорта, прекращения кредита. Поначалу мне предложили просить о тотальном запрете на импорт, но я решила, что это плохая тактика требовать всего сразу. Стали приходить ответы. Я уже упоминала ответы США и Франции и наши успехи в Совете Безопасности ООН. Гельмут Шмидт обещал поддержку со стороны Западной Германии. Не все страны Европейского сообщества ответили настолько положительно. Существовали прочные взаимоотношения между Италией и Аргентиной. Испания выступила в пользу Аргентины, и ирландцы доставили нам беспокойство. ЕС предоставило нам все, о чем мы просили, наложив эмбарго на импорт из Аргентины на месяц, начиная с середины апреля. Когда пришло время продления эмбарго, был достигнут компромисс, согласно которому Италия и Ирландия могли возобновить свои связи с Аргентиной, в то время как эмбарго было продлено вне зависимости от этого.
Содружество, за исключением Индии, ответило поддержкой. Но мы были разочарованы в некоторой степени уклончивым настроением Японии. СССР склонился на сторону Аргентины. Мы подверглись шквалу критики со стороны латиноамериканских стран. Чили встала на нашу сторону. Некоторые страны симпатизировали, но молча. Разумеется, эффективных дипломатических мер не получилось бы без самой отправки ударной группировки. Как однажды подметил Фридрих Великий, «дипломатия без оружия подобна музыке без инструментов».
8 апреля Эл Хейг прибыл в Лондон для осуществления «челночной» дипломатической миссии. Мы ясно дали понять, что принимаем его не как посредника, а друга и союзника. В его команду входили Э. Стрейтор из посольства США в Лондоне, генерал Уолтерс и Т. Эндерс, занимавшийся южноамериканскими вопросами в госдепартаменте. Ко мне присоединились Фр. Джон, Т. Левин, сэр Акланд, глава министерства иностранных дел, и Кл. Уитмор, мой главный личный секретарь. Переговоры были оживленными и прямыми: на кону было слишком многое, чтобы я могла позволить им пройти иначе.
С самого начала было очевидно, что Хейг и его коллеги приехали, чтобы быть посредниками. Он сообщил, что приехал сначала в Британию, поскольку не хотел ехать в Буэнос-Айрес без полного понимания нашего подхода. Я сказала мистеру Хейгу, что проблема серьезнее, чем спор между Соединенным Королевством и Аргентиной. Применение силы для захвата спорной территории – опасный прецедент. В этом смысле Фолкленды касались многих стран, к примеру, Германии из-за Западного Берлина, Франции из-за колониальных владений, Гвианы, на часть территории которой претендовала Венесуэла. Было очевидно, что мистер Хейг стремился не только избежать того, что он называл суждениями о суверенитете априори, но хотел добиться не совсем британского управления островами, которое я публично пообещала восстановить. Его подход основывался на попытках убедить стороны прийти к некому «совместному управлению» после ухода аргентинских сил, пока решается их судьба в перспективе. Мы оба должны были сообщить прессе, что мы хотим незамедлительного применения решения Совета Безопасности № 502, что мы обсудили, чем могут помощь США. Хейг понял, как британская сторона видит ситуацию, насколько серьезно мы настроены, у него не могло возникнуть впечатления, что наша позиция хоть как-то изменилась.
Наши дружественные разногласия в Лондоне мистер Хейг мог вспоминать с ностальгией, когда он прибыл в Буэнос-Айрес и попытался вести переговоры с аргентинской хунтой. Стало очевидно, что генерал Галтьери, что министр иностранных дел синьор Коста Мендес периодически меняли свои мнения. В один момент мистеру Хейгу показалось, что он добился уступок, но когда он в пасхальное воскресенье 11 апреля уже садился на самолет, синьор Коста Мендес вручил ему бумагу, которая опровергала уступки, которых он, как ему казалось, тогда добился. В пасхальный понедельник первые корабли ударной группировки начали прибывать на остров Восхождения, на полпути к Фолклендам.
Американская команда вернулась в Лондон утром того же дня. Эл Хейг начал с пересказа своих переговоров в Буэнос-Айресе. Он сообщил, что заметил расхождения во взглядах между тремя родами аргентинских вооруженных сил. Флот был настроен воевать. Однако ВВС не хотели войны, а сухопутные войска находились где-то посередине. Он разработал набор предложений, которые, по его мнению, могли быть приняты аргентинской стороной. Во-первых, и Британия, и Аргентина соглашаются покинуть острова и обозначенную окружающую территорию в течение двух недель. Во-вторых, дополнительные военные силы не подтягиваются. Аргентинская сторона требовала заверения в выводе нашей ударной группировки из Южной Атлантики, но Хейг сообщил им, что это невозможно, и считал, что их устроит вариант с возвращением британских войск к их повседневной службе. В-третьих, должна быть создана комиссия (вместо губернатора) из американских, британских и аргентинских представителей, которые должны будут действовать совместно, чтобы проследить за выполнением соглашения. В-четвертых, с Аргентины снимаются экономические и финансовые санкции. В-пятых, на островах восстанавливается традиционная форма местного самоуправления, включая исполнительный и законодательный советы, в которые войдут также представители крошечной прослойки аргентинского населения. Аргентинцы были не согласны с возвращением губернатора. В-шестых, комиссия будет организовывать перемещение, торговлю и связь между островами и Аргентиной, но британское правительство будет иметь право вето. Наконец, переговоры по достижению долговременного соглашения будут проводиться «в соответствии с задачами и принципами Хартии ООН». Очевидно, США настаивали на этом из-за отсылок к праву на самоопределение.
Аргентинская сторона была готова согласиться только с частью предложений, если они содержали предполагаемую дату завершения переговоров 31 декабря 1982 г. В этот момент я не пыталась ответить на предложения Хейга пункт за пунктом: я просто пересмотрела свое видение принципа самоопределения. Если жители Фолклендских островов решат присоединиться к Аргентине, британское правительство обязано уважать это решение, но и правительство Аргентины должно быть готово уважать стремление островитян оставаться британцами. Затем американцы покинули нас на полтора часа, а мы принялись обсуждать предложение с остальными членами Военного кабинета.
У предложений Хейга были привлекательные стороны. Если бы нам удалось выдворить аргентинцев с островов, опираясь на очевидно бессильную комиссию при наличии ограниченного представительства аргентинской стороны в Совете, выбранного из жителей, и аргентинского флага, поднятого вместе с остальными над штаб-квартирой, эти идеи стоило обсудить.
При ближайшем рассмотрении всплыл ряд серьезных проблем. Кто обеспечит безопасность островитян во время совместного управления? Ясно, что о гарантиях безопасности придется просить США. К тому же существовали географические реалии. Аргентинцы останутся близко к Фолклендам; а нам придется уйти в «обычный район»? Несмотря на Хартию ООН, не было четко обозначено, что в финальных переговорах ключевой ценностью будут интересы островитян. Также аргентинская сторона не должна иметь возможности увеличения своего населения на островах в течение «переходного» периода с целью достижения большинства.
Когда Хейг вновь присоединился к нам, я сказала, что благодарна ему за проделанную работу, но у меня есть ряд вопросов. Что предпримут американцы, если окончательное соглашение не будет достигнуто к 31 декабря 1982 г.? Ответ не был ясен. Я вновь подчеркнула всю серьезность, с которой Палата относилась к самоопределению островитян. Нам понадобится некая особая отсылка к статье 1 (2) и статье 73 Хартии ООН по этому вопросу, которые закрепляли принцип самоопределения. Мы понимали, что Аргентина расставит иные акценты в соглашении, нежели британское правительство. Хейг принял эту точку зрения.
По поводу их флага я сказала Хейгу, что он не должен развеваться над домом губернатора. Он сказал, что подчиненность управления Аргентине была для аргентинской стороны ключевым пунктом: они хотели сохранить своего назначенного губернатора в качестве специального уполномоченного. Я также подняла вопрос о Южной Джорджии, где существовало британское право собственности. Хейг не видел в этом проблемы. Позднее мы пожалели, что не включили Южную Джорджию в первые предложения, но тогда казалось возможным избавиться от аргентинцев без боя, а они оккупировали остров вскоре после вторжения на Фолкленды.
Ключевой вопрос был связан с военными действиями. Я понимала, что единственной причиной участия Аргентины в переговорах был страх перед нашей группировкой. Я подчеркивала, что несмотря на то, что наши подводные лодки уйдут с уходом аргентинцев, британская ударная группировка пойдет дальше на юг. Единственная уступка, на которую я готова была пойти, заключалась в том, что флот может встать на рейд на таком же расстоянии от Фолклендов, как и аргентинские войска. Меньшее было для парламента неприемлемо.
