…Вчера ночью она вылетела из своей комнаты и повисла над столом — белая и взъерошенная. «Элинор вышла из Кокона». Дэн исчез на несколько часов. А когда вернулся, мешком упал на пустой диван: «Ничего не вижу — хоть убейте!» Тэа безмолвно постояла над ним с минуту, потом принесла горячий чай: «Ты не видишь не потому, что не можешь. Просто пока нечего видеть».
Ради него она вылезла из темного угла и остаток ночи просидела рядом. Они лениво тянули черный кофе и обменивались многозначительными туманностями. Утром вернулись Рональд и Алекс, и все живо расползлись по своим комнатам, чтобы не мешать очередному слету Охотников-стратегов…
Сегодня Тэа была еще тише, чем обычно.
Они сделали всё, что могли. Оставили Элинор достаточно подсказок, чтобы ускорить процесс и не позволить старому Течению выиграть раунд на истекшем времени. Тэа сидела в своем углу и листала газеты. Рональд, чей Дар помаленьку восстанавливался, бездымно сжигал всё, что она считала ненужным. Дэн шатался по Москве и всегда возвращался пыльный, словно искупавшийся в песке воробей. Алекс наблюдал за Тэа, сидящей в темном углу и читающей газеты…
* * *
Москва
24 августа, 13:47
За окном жарило послеполуденное солнце. Сквозь шторы пробивалось малиновое зарево, взвивавшееся пышными бликами каждый раз, когда сквозняк дергал их с противоположной стороны. Пахло раскаленным городом. Тэа безмолвно страдала от духоты и заунывного шума кондиционера. Она совсем расклеилась, не хотела шевелиться и думать. Понимание этого странным образом успокаивало.
Дверь осторожно приоткрылась, кто-то вошел в комнату. Солнце успело перекатиться на другую сторону дома — бордовые тени стали гуще. Тэа без интереса следила за посетителем, бесшумно подошедшим к ней и присевшим на край кровати.
Какое-то время он молчал.
Потом его рука осторожно опустилась на ее лоб. Пальцы были прохладные, немного грубые. Она почувствовала неровности шрама, пересекающего ладонь, но прикосновение было нежным. Угар, в котором она дрейфовала, наполнился покоем.
— Не спишь? — тихо спросил он.
— Пытаюсь.
— Помочь?
— Да.
Алекс пригладил ее взлохмаченную челку.
У него был всё такой же низкий, приятный голос, когда он пел. Пел так тихо, что она едва разбирала слова. Впрочем, она знала их наизусть. Колыбельная, которую он сочинил для нее много лет назад, песенка про упавшую луну… Тэа робко взбиралась к нему на колени и засыпала под эти странные слова — так он баловал ее, пока она не доросла до школьной формы и смертельного стеснения. А после они долго не виделись.
Тэа приоткрыла глаза, ловя очертания его фигуры.
Он уже не пел, просто гладил ее по волосам. Она повернулась, стараясь разглядеть выражение его лица. Внезапно ударила догадка: она ошиблась, это не Алекс. Кто-то другой пел для нее колыбельную. Кто-то, кого она должна была помнить. Но сейчас, чувствуя его руку на своей голове, она не могла вспомнить даже имени.
Она села.
— Послушай. Я забыла… Почему?
Алекс опустил руку. Когда он начал подниматься, Тэа попыталась ухватиться за него, но он двигался так легко и стремительно, что она не успела даже этого. Он подошел к двери и бесшумно исчез.
— Что происходит?
Тэа осталась сидеть на кровати, в тишине и горячем воздухе. Ей стало горько, очень горько.
Ветер ударил в открытое окно, взвил шторы. За красной тканью показался сад, перевитый белыми цветами. Шторы продолжали метаться из стороны в сторону, сквозь солнечный свет нетерпеливо проступила тонкая беседка. Розы свисали с нее гирляндами; огромные соцветия раскачивались в такт шторам, непрестанно осыпаясь. «Откуда на них столько лепестков», вяло подумала Тэа. Сквозняк заносил их внутрь и разбрасывал по комнате. Девушка встала, подошла к окну.
В беседке сидели двое. Оба белокурые, как и их розы. Девочка лет десяти в желтом платье и мальчишка чуть постарше — с ракушкой в руках. Он прижимал раковину к своему сердцу, а девочка нетерпеливо выхватывала ее, чтобы поскорее послушать. Тихо щебетала, жмурясь от счастья. Они были похожи, словно канарейки.
Внезапно малышка насупилась и швырнула ракушку в траву за ограждение беседки. Мальчик перегнулся через перила, но она ухватила его за руку и втянула обратно. Их лица оказались рядом, она прижалась к его щеке. Он опустился на колени; девочка засмеялась, целуя его в губы.
— Потом мы стали смелее.
Тэа вздрогнула и обернулась. Комната позади нее мерцала от белых лепестков. На кровати сидела Элинор. Окно захлопнулось, комната снова утонула в полумраке. — Странно, правда? Я больше не должна соприкасаться с магией, но по-прежнему вижу эти сны. Я связана с тобой. Мы — особенные.
— Особенно невезучие.
— Я вижу твои сны, ты видишь мои.
— Этот мальчик…
— Мой брат. У тебя был брат?
— Да.
— Это он был в твоем сне?
Тэа задумалась.
— Нет…
— Ты не помнишь? Я так и думала! — она рассмеялась, совсем как в детстве.
— Мне всё равно, что ты думаешь.
Элинор набрала лепестков в ладони. — Ты охотишься на меня. Ты убила моего двойника.
— Да.
— Значит, Каталина сказала правду. Ты убила ее и убьешь меня.
— Может быть.
— И вместе со мной — восемь тысяч сто тринадцать человек.
— Верно.
— Тогда ты лишишься своих прекрасных крыльев…
Тэа не ответила.
Элинор подбросила лепестки, и они плавно закружились вокруг нее. — Перенаправив Поток, ты лишишь жизни гораздо больше людей, чем я. И еще большее количество изменишь — что немногим лучше смерти. Не говоря уж о прочих недолго живущих тварях… Каталина рассказывала мне, что должно случиться. Наш Поток обречен стать Дельгом. Но кое-что изменилось, и теперь он разветвлен. Один рукав погибнет через сто лет, второй потечет дальше… Но если ты не сможешь поймать меня, то и он исчезнет.
— Поймаю.
— Но я знаю кое-что еще.
Тэа промолчала.
— Ты существуешь лишь благодаря мне. Или Каталине… Хотя какая разница? — Элинор досадливо смахнула с подола лепестки: — Ну же, не надо так смотреть на меня.
— Ждешь благодарности? — процедила Тэа.
— Нет. Мы ведь ничего не планировали. Если честно, эта история меня мало волнует, я всё равно не доживу до твоих… не особо прекрасных времен.
— Это я тебе обещаю.
Элинор засмеялась:
— Не представляешь, сколько угроз я слышала за свою жизнь.
— Постараюсь, чтобы подобное не повторилось.
— Как ты можешь ненавидеть меня? Я дала тебе возможность жить! Если бы Эмили не умерла, на твоем месте родился кто-то совершенно иной…
— Вот именно! — рявкнула Тэа.
Ее голос сорвался. Она сжалась, с трудом сдерживая желание придушить Элинор сию же секунду, не дожидаясь пробуждения. Останавливала полная бессмысленность поступка — «бескрылую» не достать через сон.
— Бедняжка. Ты действительно веришь, что причина твоих неудач в неверном коде ДНК?
Тэа смотрела на нее в упор. Ее даже перестало интересовать, откуда Элинор столько знает. Всё, чего она хотела, это проснуться — сейчас же, немедленно. Элинор укоризненно покачала головой:
— У меня на этот счет сомнения, причем большие. Ты — впервые рожденная, но тебе дали шесть «крыльев». Почему? Потому что ты должна сделать что-то особенное? Нет. «Крылья» появились совсем недавно, было уже поздно. Чтобы охотиться на меня? Абсолютно бессмысленно, тут твоя сила вовсе не в «крыльях» — скорее наоборот. И вот это интересует меня гораздо больше, чем ваш местечковый конец света… — Она внезапно скривилась. — Поверить не могу! Вы так ратуете за ваши «спектры», отращиваете крылышки, а в итоге мир навернулся на кусочке биологической слизи? Скажи, ты не находишь это смешным? Или, может, причина не в ДНК? Может, в самой душе? Не та попалась?
Тэа отвела взгляд, но ее лицо из яростного медленно становилось спокойным. Почти умиротворенным.
— Может быть. Но, как видишь, в мире есть справедливость. — Она бережно поправила смятую штору, засыпав лепестками батарею и собственные босые ноги; за окном было темно. — Я не смогла стать «критической точкой», но взамен у меня есть другое свойство.
— Не льсти себе. У тебя сильный союзник, Второй Скриптор… Он создал разделение Потока, не ты.
— Но только мне не может сопротивляться твое Течение. — Тэа впервые улыбнулась Элинор — легкой, рассеянной улыбкой. — И я найду тебя. Найду очень скоро.
— А что дальше? Даже если с твоими «крыльями» у тебя есть шанс пережить убийство восьми тысяч душ, что потом? Драгоценный Скриптор забыл сообщить, что твой собственный «спектр» родился после разделения Потока и ты уничтожишь себя вместе с этими восьмью тысячами?
Тэа не ответила.
— Или ты тешишь себя надеждой, что в обновленном Потоке возродится исправленная версия тебя? Не будь дурочкой. Изменится орудие, тело. Даже если эта новая «Тэа» будет похожа на тебя, всё достанется другой душе. И эта другая даже не будет знать, что ты ради нее сделала!
