а затем громко расхохотался, сгреб меня в охапку и крутанулся вокруг своей оси. Мы вдвоем весело покатились по траве, и очень скоро у меня закружилась голова. Его губы снова прижались к моим. Этот поцелуй был совсем не таким мягким и нежным, как предыдущий, – он был обжигающе горячим, таким грубым и яростным, словно принц вложил в него все любовные муки, что ему пришлось испытать за всю его жизнь. В одно мгновение все мои мысли были сожжены дотла; я забыла о том, кто я, забыла обо всем и самозабвенно ответила на его поцелуй.
Подули осенние ветры, и степные просторы стали казаться еще обширнее, чем летом. Благодаря тому, что Миньминь и восьмой принц вдвоем учили меня ездить верхом, я стала неплохо держаться в седле и уже могла, подстегивая лошадь, мчаться среди зеленых трав под голубыми небесами в одиночестве, наслаждаясь ощущением полета под теплыми солнечными лучами.
Мы с Миньминь любили подгонять коней, заставляя их мчаться на пределе быстроты. Кистью и тушью нельзя описать это чувство безграничной свободы, чувство, когда кажется, будто ты можешь отправиться куда угодно и не существует никаких оков, способных удержать тебя. Восьмой же принц, в отличие от нас, не гнался за скоростью и часто оставался далеко позади и со смехом наблюдал за нашей с Миньминь бешеной гонкой. Мы с ней часто состязались. Чаще я проигрывала, но порой мне удавалось обогнать Миньминь, и каждая такая победа заставляла забыть обо всех прошлых неудачах.
Мы с Миньминь много смеялись. Когда она радовалась, то начинала петь монгольские песни, и я, хоть и не понимала этот язык, все равно знала, что своей песней она восхваляет эти синие небеса, зеленые степи, белые облака и вольный ветер. Я знала это, потому что сама очень любила эти земли! Еще ни разу с тех пор, как попала в прошлое, я не смеялась так часто, звонко и беззаботно, как сейчас.
Лишь на этой земле, бешено мчась верхом на коне, я могла действительно забыть обо всем и быть собой, а не Малтай Жоси.
Когда рядом была Миньминь, я старалась держать дистанцию между мной и восьмым принцем. Я знала, что тайное всегда становится явным, но сейчас мне этого совсем не хотелось. Восьмой принц только улыбался и насмешливо смотрел на меня, но не приставал, впрочем, ни на миг не отрывая от меня взгляда. Когда я громко хохотала, он глядел на меня с невыразимой нежностью; когда мне что-нибудь удавалось, в его глазах светилось восхищение; а стоило мне начать расхваливать пение Миньминь, как он, улыбаясь, принимался неодобрительно качать головой. Иногда я начинала бояться, что Миньминь что-то заметит, и тогда я корчила сердитую мину, а восьмой принц с улыбкой отводил глаза; однако стоило мне случайно посмотреть в его сторону, как я тут же натыкалась на его смеющийся взгляд.
Я еще никогда не видела восьмого принца таким. Обычно он ежеминутно растягивал губы в улыбке, но его глаза при этом оставались холодными. Но зато сейчас в них постоянно таился смех, даже если лицо оставалось серьезным.
Вечером, окончив службу, я шла к своему шатру и думала, как приму ванну, а затем пойду к восьмому принцу и мы вместе поужинаем. По пути я столкнулась лицом к лицу с наследным принцем и, отойдя в сторону, поприветствовала его. Он позволил мне выпрямиться, а затем, окинув взглядом, с улыбкой произнес:
– В последнее время вы, барышня, похоже, очень заняты?
Я молча улыбнулась, догадываясь, что сейчас последует продолжение, и не ошиблась.
– Слышал, в последнее время вы все ближе сходитесь с восьмым братом, – продолжил наследный принц, пристально глядя на меня. – Вы часто отправляетесь вдвоем на конные прогулки.
– Не знаю, какой глупец вам такого наговорил, – со смешком ответила я. – Мы с восьмым принцем и так были близки, как же мы могли сойтись еще ближе? Кроме того, я учусь ездить верхом с позволения Его Величества, и восьмой принц стал учить меня только потому, что увидел мое стремление овладеть этим искусством и стать достойной милости Его Величества. Те офицеры, что раньше были моими учителями, чересчур много думали о моем положении, боялись, что со мной что-то случится, поэтому не требовали от меня многого и не решались по-настоящему учить меня.
Договорив, я опустила голову и безмолвно застыла. Некоторое время наследный принц разглядывал меня, а затем развернулся и ушел.
Я отвесила почтительный поклон его удаляющейся спине, после чего быстро зашагала к своему шатру.
Когда я, совершив все необходимые приготовления, отправилась к восьмому принцу, в его шатре уже был накрыт ужин.
Восьмой принц всегда с чрезвычайным вниманием относился к тому, что ел и носил, и стремился, чтобы все было близким к совершенству. Вдали от дома он был не столь привередлив, как в собственном поместье, но, увидев в тарелке нечто, что было ему не по вкусу, он даже не прикасался к этому палочками. Я тоже была весьма разборчива в еде, к примеру, не ела кожу и требуху.
Уверена, поварам, готовившим восьмому принцу в этой поездке, приходилось несладко. Мало того, что им нужно было помнить о предпочтениях принца, так еще следовало учитывать особенности его новой диеты. Это ему было нельзя, то – тоже нельзя, а ведь следовало ухитриться сделать так, чтобы блюда были вкусными и не приедались. Бедняги!
Обычно, если готовили блюдо, которое я не ела, больше на столе оно не появлялось. Тронутая тем, как внимателен был восьмой принц, я сказала ему, что, даже если мне не нравится какая-то еда, вовсе не обязательно, чтобы и он тоже ее не ел. Однако и после этого нам не приносили ничего из того, что мне не нравилось, и даже рыбу подавали на стол лишь после того, как снимали с нее всю кожу.
Отужинав, мы в тишине выпили по чашечке чая.
– Недавно я столкнулась с наследным принцем, – нарушила я тишину.
Принц поставил чашку на стол, приготовившись слушать со всем вниманием.
Мне было немного неловко. Опустив глаза в чашку, я продолжила:
– Он что-то подозревает насчет нас с тобой.
– Ну и что? Пускай себе подозревает, – легко отозвался восьмой принц. – Я и не собирался скрывать от него. Вскоре мы вернемся в столицу, и я тут же займусь нашей свадьбой. Он может разве что
