когда сладкий вкус сменится горечью, ведь все хорошее когда-нибудь заканчивается. К моему сладостному ощущению счастья и сейчас примешивался горький привкус, ведь после веселья придет печаль, и я продолжала бесконечно размышлять об этом.
Время, проведенное в радости, всегда пролетает очень быстро. Я и моргнуть не успела, как наступил конец девятого месяца. Несколько дней назад Миньминь со своим отцом вернулась в Монголию, а спустя пару дней и мы должны были отбыть в столицу. Вспоминая высокие красные стены Запретного города, я начинала еще больше тосковать оттого, что мне предстояло покинуть эти необъятные просторы. Вот бы остановить время на этом моменте: возвращаться не было никакого желания.
Прекрасно понимая мою безграничную тоску, восьмой принц брал меня на прогулку в места, где мы бывали столько раз. Верхом на лошадях мы кружили по степи от заката до поздней ночи, когда все небо усыпали звезды. Ночи в степи в девятом месяце уже были холодными, поэтому принц закутывал меня в плащ и прятал в своих объятиях. Если я не говорила, что хочу обратно, он так и продолжал гнать коня вперед.
– Вернемся – прикажу устроить в другой части поместья ипподром, и тогда ты сможешь ездить верхом когда захочешь.
Я промолчала. Мне нравилась не верховая езда как таковая, а та свобода, что ты мог почувствовать, сидя на лошадиной спине.
– Я хочу немного пройтись, – сказала я через какое-то время.
Потянув поводья, он спешился и помог мне слезть. Мы шли, держась за руки, плечом к плечу, и я молчала, не решаясь заговорить. Сегодня, впрочем, я была обязана это сказать, ведь все, что я делала последние три месяца, я делала ради сегодняшнего дня; разве я могла промолчать? Я старательно, с усердием плела плотные любовные сети, желая удержать его сердце. Но как же я боялась, что окончательный ответ окажется не таким, как мне бы хотелось! Я продолжала колебаться, не в состоянии решиться и наконец открыть рот.
Восьмой принц остановился и, ласково глядя на меня, спросил:
– Жоси, что ты хочешь мне сказать?
Я молчала, опустив голову, а он тихо ждал, плотнее запахивая на мне плащ.
Сделав глубокий вдох, я, глядя на носки своих сапог, наконец задала вопрос:
– Если я попрошу тебя кое-что сделать, согласишься ли ты?
– Жоси, разве тебе еще нужно об этом спрашивать? – мягко отозвался восьмой принц, крепче сжимая мою ладонь в своей. Приподняв мою голову, он пристально взглянул мне в глаза и добавил: – О чем бы ты ни попросила, я приложу все силы, чтобы исполнить твое желание.
Я отвернулась и устремила взгляд в бесконечную темноту ночи. Верно, ты же восьмой принц Великой Цин, находишься в самом расцвете своей власти, и нет того, чего бы ты не смог сделать для меня. Но то, о чем я хочу попросить…
Снова посмотрев ему в глаза, я спокойно произнесла:
– А если я попрошу тебя отказаться от борьбы за престол?
Улыбка мигом сошла с лица принца, и в его иссиня-черных глазах отразились страх и замешательство. По-прежнему не отводя взгляда, я произнесла, четко выговаривая каждое слово:
– Ты можешь пообещать мне это?
Лицо восьмого принца оставалось невозмутимым, и в его зрачках уже не читалось никаких эмоций – в их черноте ничего невозможно было различить. Он пристально глядел на меня, и я отвечала ему таким же твердым и уверенным взглядом. Прошло много времени, прежде чем он сказал:
– Не могу понять, какое отношение это имеет к тому, что происходит между нами.
– Если ты согласишься – мы будем вместе; а нет – расстанемся, – медленно ответила я.
Сказав это, я поняла, что за всю жизнь ни разу не испытала ничего похожего: на то, чтобы произнести одну фразу, у меня ушли все силы, и каждое слово безжалостно ранило сердце.
Принц глядел на меня так, будто никак не мог поверить своим ушам. Я же вложила во взгляд всю суровость, на какую была способна, – ведь я не шутила, все сказанное мной было чистой правдой. Наши сцепленные ладони ощутимо похолодели. Вдруг восьмой принц резко потянул меня за руку и пошел вперед со словами:
– Ты устала, как вернемся – отдохни хорошенько.
Не желая идти за ним, я уперлась, пытаясь высвободить руку.
– Я говорю серьезно, находясь в здравом уме и трезвой памяти.
Он остановился, стоя ко мне спиной, неподвижный, будто окаменевший, холодный и полный скорби. Приблизившись, я обеими руками обняла его и, прижавшись лицом к его спине, проговорила:
– Мы так счастливо провели эти дни и в будущем можем жить так же. Весной мы сможем поехать за город полюбоваться цветами, летом – покататься по озеру на лодке; осенью будем мчаться на лошадях по зеленым степям, а зимой – сидеть у огня и любоваться снегом, укрывающим цветущую сливу. Мы будем вместе читать книги и писать стихи, а я буду петь тебе. Я умею еще и хорошо танцевать! Пока у меня не было возможности показать тебе, как я танцую, но тебе точно понравится, когда покажу. Еще мне всегда хотелось полюбоваться пейзажами в разных уголках страны. Вместе мы сможем поехать посмотреть дождливые земли правобережья Янцзы или посетить пустынный север. Я умею готовить много разных блюд, и, хотя уже много лет ничего не готовила, они наверняка получатся очень вкусными. Некоторые из них, кроме меня, не сможет приготовить никто во всей Великой Цин, а я смогу…
По-прежнему стоя ко мне спиной, восьмой принц перебил меня, холодно поинтересовавшись:
– Все это время ты вела себя так неспроста, не так ли? – Затем он разорвал кольцо моих рук и резко развернулся. – Каждая песня, которую ты пела, каждая фраза, которую ты произносила, – все это было ради сегодняшнего дня!
Со слезами на глазах я кусала губы и тянула его за руку, говоря:
– В моих словах о любви к тебе не было ни капли лжи.
Он же холодно глядел на меня, никак не реагируя на мои слова.
Его ледяной взгляд вселял в меня ужас. Снова потянув его за руку, я прижала ее к своей груди и закричала:
– Ты же знаешь, что там внутри есть только ты, ты же знаешь, ты знаешь…
Восьмой принц закрыл глаза и глубоко вздохнул, а потом внезапно заключил меня в объятия и печально произнес:
– Жоси, почему? Я прекрасно помню, как ты тогда сказала: «Почему чужой человек может определять твою судьбу, а ты сам – нет?» Хотя я тогда накричал на тебя, в душе
