политических убеждений и ценностных систем: фигура Мишле воплощала собой романтический прогрессизм, фигура Фюстеля – классицистический консерватизм. Именно эта ценностная антитеза являлась решающей для «Action française»: исходя из мировоззренческого критерия, Моррас и его сторонники поклонялись Фюстелю и ненавидели Мишле. Но для Февра и Блока стилистический контраст между Фюстелем и Мишле выражал, судя по всему, не политические, а внутрипрофессиональные смыслы. Речь шла, во-первых, о выборе определенной исследовательской проблематики, а во-вторых – о выборе между свободой и несвободой проявления авторского начала в историческом исследовании. Здесь мы затронем лишь второй из двух названных аспектов.
Первое же пересечение путей Блока и Февра произошло под знаком выбора между Фюстелем и Мишле. В 1912 году Блок напечатал в «Revue de synthèse historique» рецензию на книгу Февра «История Франш-Конте». Подчеркнув такие несомненные достоинства книги, как точность и научная добросовестность, Блок, тем не менее, высказал в изящной форме свою неполную удовлетворенность авторским стилем Февра: «Кажется, г-н Февр является более прилежным читателем Мишле, чем Фюстеля де Куланжа». Блок не скрыл, что предпочел бы увидеть книгу, написанную «более спокойным, более строгим стилем» (un style plus calme, plus châtié)[65]. Это стилистическое расхождение сохранится и после Первой мировой войны, когда Блок и Февр станут друзьями и соратниками. Оба будут стремиться разомкнуть историческую науку навстречу жизни, но один видит эту науку более безлично-строгой, а другой – более личностно окрашенной.
В начале 1920‐х годов Февр приобщает Блока к своему плану создания журнала; они вырабатывают совместную позицию по этому вопросу. Одним из принципиальных пунктов их программы является отношение будущего журнала к эрудитскому знанию. Когда они излагают суть своего проекта другим ученым, они делают это в почти одинаковых терминах.
Сравним две цитаты.
7 февраля 1922 года Февр пишет Анри Пиренну:
Мы не хотим делать чисто эрудитский сухой журнал, предназначенный любителям росписи по карточкам, – мы хотим сделать хорошо информированный журнал, который можно читать и который дает информацию для размышления не только узко понимаемым «специалистам» по «экономической» истории, но и всем историкам – и, шире, всем интересующимся интеллектуальной жизнью, как бы они ни прозывались – социологами, философами, правоведами или экономистами (Цит. по [Lyon, Lyon 1991, 25]).
18 января 1929 года Блок пишет Марселю Моссу:
Мы не хотим делать всего лишь мелкий эрудитский – в пошлом смысле слова – журнальчик; разумеется, мы хотим сделать его серьезным, исключающим всякий журнализм, но при этом мы хотим, чтобы он охватывал очень широкое поле, все прошлое (включая сюда первобытные народы) и все настоящее, причем сами слова «экономическая» и «социальная» должны пониматься широко (Цит. по [Fournier 1994, 641]).
Февр первоначально хотел сфокусировать журнал на проблемах экономической истории; для Блока же было важно включить в титульный круг интересов журнала историю социальную. В остальном, казалось бы, их установки тождественны. И все же можно заметить некоторые малозначительные на первый взгляд нюансы. Блок характеризует отвергаемую ими обоими эрудицию отвлеченно: «эрудиция в пошлом смысле слова». Эта формула подразумевает различение между «плохой» и «хорошей» эрудицией. Февр же отвергает эрудицию безо всяких ограничительных оговорок. При этом он дает конкретную и наглядную характеристику: он вводит образ «любителей росписи по карточкам». Эта безоговорочность и эта персонификация свидетельствуют, как нам кажется, о большей эмоциональной вовлеченности Февра в конфликт с эрудитами, о более сильном отторжении объекта. Образ любителя карточек будет неоднократно всплывать у Февра в уничижительном контексте. В 1935 году, в рецензии, озаглавленной «Знание или исследование?», Февр пишет:
Я не собираюсь выискивать в этой книге мелкие неточности. Как хорошо известно и в этом журнале, и в других местах, подобный подход не в моем вкусе. Опорожнить картотечный ящик в подстрочные примечания – эта ярмарочная забава никогда меня не прельщала (Цит. по [Müller 2003, 137]).
(Кстати, обратим внимание, что выражение «опорожнить картотечный ящик в подстрочные примечания» – это фактически цитата из Массиса и Тарда, точнее, из того безымянного школьного учителя, которого они цитировали – см. выше, с. 412–413).
В 1946 году в манифесте «Лицом к ветру» Февр вспоминает о франсовском Фульгенции Тапире [Февр 1991а, 46]. Наконец, в 1956 году он будет противопоставлять накопителям карточек фигуру самого Марка Блока:
Он был великим историком не потому, что накопил большое количество выписок и написал кое-какие научные исследования, а потому, что всегда вносил в свою работу ощущение жизни, которым не пренебрегает ни один подлинный историк [Цит. по Гуревич 1991, 504].
И еще одна деталь в письме Февра Пиренну заслуживает отдельного внимания: Февр хочет сделать такой журнал, который «можно читать». Эта установка на «читабельность», как мы увидим, принципиальна для Февра. Блок же не говорит о «читабельности» ни слова – зато он подчеркивает, что их журнал должен исключать «всякий журнализм».
За четыре месяца до того, как Блок отправил Моссу свое письмо, приглашавшее Мосса сотрудничать с «Анналами», Февр отправил письмо аналогичного содержания своему блестящему бывшему однокурснику, выдающемуся экономисту и политическому деятелю Альберу Тома. Тома был председателем созданного по Версальскому договору Международного бюро труда (будущей Международной организации труда). Он быстро откликнулся на письмо Февра. 21 сентября 1928 года в ответном благодарственном письме Февр пишет Альберу Тома:
Я сохраняю надежду, что наши «Анналы» приобретут некоторую известность. Я всегда буду бороться за то, чтобы они были читабельны и чтобы они не донимали приличных людей сообщениями обо всех доселе неведомых предшественниках меркантилизма, которые еще будут обнаружены к вящей радости соискателей агрегации по правоведению [Febvre, Thomas 1992, 86] (курсив наш).
Итак, требование «читабельности» и отказ ориентироваться на «эрудитов» открыто увязывается здесь Февром с ориентацией на «приличных людей».
Через год Февр пишет Альберу Тома еще более любопытное письмо. Послав своему другу первые три номера нового журнала, он обращается к нему с просьбой: «Выскажи мне все плохое, что ты думаешь об „Анналах“». И продолжает:
Сказать тут можно многое – я это знаю. Это еще не тот живой журнал, о котором я мечтаю. Мой содиректор – в высшей степени историк и в высшей степени эрудит. Я предоставил ему свободу действий – может быть, несколько чрезмерную свободу. Я приезжал в Париж именно для того, чтобы найти возможности сделать журнал гораздо более «актуальным» и живым [Op. cit., 88]. (Письмо от 8 октября 1929 года).
Иными словами, по мнению Февра, начиная с первых же номеров Блок тянет «Анналы» в сторону специальных вопросов и отпугивает от журнала читательскую аудиторию «приличных людей». Более того: Февр аттестует самого Блока как «в высшей степени эрудита». Вся суть этой характеристики именно в том, что она может прочитываться как хвалебная, но должна прочитываться как неодобрительная.
Мы не знаем, насколько откровенно выразил Февр самому Блоку в 1929 году то недовольство, которым он поделился с Альбером Тома. Но восемь лет спустя он высказывает Блоку те же самые претензии в достаточно прямых выражениях. В мае 1938‐го он пишет Блоку о накопившейся неудовлетворенности – и подчеркивает, что не все проблемы в их взаимоотношениях могут быть списаны на разницу темпераментов:
Дело здесь не только в психологии. В основе своей, как историк, Вы больший эрудит, чем я. Я имею в виду, что Вы более чувствительны к некоторым техническим качествам статьи или работы, а также к важности добавления неких новых фактов. Вероятно, это проистекает попросту из того обстоятельства [замечательна здесь эта ссылка на обстоятельства, призванная как бы «смягчить тяжесть обвинений»! – С. К.], что Вы начинали как медиевист. Между тем очевидно, что в «Анналах» возрастает доля эрудитских статей с ближним радиусом действия (Вы понимаете, что под «статьями» я имею в виду всю совокупность материалов, которые Вы печатаете, включая сюда и рецензии) [Bloch, Febvre 1994–2003, t. 3,
